Линия 5
А двое не спят, двое сидят у любви на игле.
«Сплин». Двое не спят
«привет, моя радость»
«и тебе не хворать, добрый человек»
«ты еще не спишь?»
«а ты сам как думаешь?»
«а я вообще не думаю. я просто радуюсь тебе»
«да уж. радость редко идет рука об руку с логикой»
«ты так считаешь?»
«а ты никогда ничего не считаешь? не подсчитываешь? и не любишь расчетливых? не бойся, я ничего у тебя не попрошу»
«проси что хочешь!»
«а что ты готов мне отдать?»
«счеты для счета – если ты действительно умеешь считать. знаешь, у меня есть такие, антикварные, с деревянными костяшками. даже если ты не умеешь ими пользоваться, на них очень удобно кататься с горки. или на стену повесишь. сейчас модно вешать дома всякую хрень. короче, бери по ходу, пока я щедрый!»
«))))»
«ну вот, ты мне и улыбнулась. как день? все нормально?»
«тебе действительно это любопытно? и что тебе Гекуба?»
Мне интересна эта женщина, которая сидит сейчас перед экраном где-то далеко. Я чувствую, что она неординарна. На мои стандартные, нарочито банальные фразы она отвечает как-то очень по-своему – жестко, хлестко и совсем не по-женски. Безо всякой рисовки и позы. И с каждым днем, вернее вечером, мне это нравится все больше и больше. Но мне, разумеется, совершенно наплевать, как прошел у нее день. И что она делала там, на своей работе: лечила, заполняла накладные, продавала колбасу или что еще. Потому что в это время она, моя нестандартная ночная визитерша, была не со мной. Не думала обо мне, не смотрела со смутной улыбкой, как проявляются строчки на прямоугольнике экрана, а деловито мерила температуру или стучала по клавишам калькулятора, или несла морковку с рынка, вспоминая по дороге, правильно ли ей дали сдачу и не обвесили ли ее…
«конечно, мне все о тебе интересно», – заверяю я и хмыкаю.
Я-то знаю, как много значения они придают словам… ну что ж, это у них в крови. Им, наследницам Евы, всем без исключения нужны постоянные уверения в том, какие они прекрасные… поглаживания по шерстке. Шоколадкой их не корми, только скажи ласковое слово! Тогда они сразу становятся как шелковые. Все: старые и молодые, красавицы и уродины, покладистые и неуступчивые. Даже такие ершистые, как моя ночная визави. Как говорится, ласковое слово и кошке приятно…
Я снова хмыкаю и кручу головой, прикидывая – а не пора ли завершить сегодняшнюю словесную дуэль и отправиться спать? Вежливо дать понять, что на сегодня я сказал ей все? Если честно, я устал… тяжелый был день, да и вечер не лучше. Однако именно ЭТА женщина все больше интригует меня… Наверняка за ее нарочитой ершистостью таятся чистое выражение глаз и еще не растраченная свежесть. И нежность, о которой, возможно, она и сама не подозревает. Когда временами мне удается пробить эту скорлупу, в которую она сама себя заточила, она отвечает на мои вопросы прямо, чуть по-детски, безо всех этих псевдогламурных выкрутасов, от которых у меня просто зубы сводит: «весь день бегала по бутикам, искала шубу, но меня ничего не устроило – везде та-а-акой китч»… или «сегодня так устала, включила Шуберта и плакала… плакала… и хотела, чтобы мне нежно вытерли слезки…» Слезки! Трахаться – вот что тебе на самом деле нужно, и даже не нежно, а не слезки вытирать! У нее уже невроз на этой почве и эротические сны даже в обеденный перерыв, но – она же такая нежная девочка! Только намеком, полувзглядом, полувздохом… Ладно, за неимением гербовой, как говорится, пишут и на простой. Бывали, чего греха таить, у меня и такие манерные дамочки, но долго не задерживались. И не потому, что я не выношу Шуберта. Более того – я его никогда и не слышал, несмотря на вполне счастливое интеллигентское детство. Просто с Шубертом и прочим классическим наследием у нас в семье как-то не срослось… Моя маман до сих пор носится как угорелая, запихивает свою необъятную задницу в джинсы и врубает на полную катушку рок, – не потому ли меня – то самое яблочко, упавшее неподалеку от яблони, и воротит от всех этих кривляк, перезрелых нимфеток с сюсюкающими голосками неземных созданий?
Но та, с которой я общаюсь сейчас, явно не из их породы. И пусть кое в чем она даже излишне бесхитростна, почему-то мне с ней хорошо… Или я себя снова обманываю? Потому что мое сердце уже слишком давно свободно и меня тянет найти то, чего в природе не существует? И я начал приписывать неизвестно кому несуществующие достоинства, упорно не замечая недостатков… Неужели я снова готов влюбиться в кого ни попадя? Лишь потому, что за окном сыро, слякотно и так хочется тепла рядом? Человеческого, а не от китайской масляной батареи. Сам не зная зачем, я предлагаю:
«давай завтра сходим куда-нибудь?»
Действительно, а почему бы и не сходить – ведь мы живем в одном городе? Может быть, даже рядом. Заодно и взгляну на нее трезвым взглядом, проверю, что мне там померещилось… Наверняка ничего в ней особенного нет. Просто очередной ноябрь виноват, что я ищу неизвестно чего…
Она не отвечает так долго, что я успеваю выкурить сигарету. На улице упоительно пахнет осенними листьями, к терпкому аромату которых примешивается дым… Запах поздней осени и… одиночества. Для конца осени еще довольно тепло – наверное, это последнее тепло в этом году. Потом задождит и дворники больше не смогут жечь листья… они будут лежать мокрые, потускневшие, и пахнуть от них будет уже совсем не так пряно и остро, а прелью и погребом. Я возвращаюсь с балкона в комнату, но на экране не прибавилось ни строчки – хотя зеленый огонек все горит. Пьет чай? Кофе? Вышла с собакой? Ругается с мужем? Так же, как я, курит на балконе и вдыхает запахи ночного города? Что еще можно делать в час ночи? Я теряю терпение и уже протягиваю руку к кнопке, чтобы выключить ноут, когда экран наконец выдает:
«я пока не готова»
«а когда ты будешь готова, радость моя? я тебя не тороплю, нет. но просто погода такая хорошая, что можно погулять где-нибудь»
«я сама тебе скажу. потом. если еще пригласишь»
Ну вот! «Я тебя поцелую… потом… если захочешь!» «Здравствуйте, я ваша тетя!» А не переодетый ли это мужик, развлекающийся таким незамысловатым манером? В Сети кого только не встретишь… Но, желая закруглиться вежливо, я пишу:
«я буду ждать. и напоминать тебе изредка, хорошо? просто чтобы ты не забыла»
«договорились»
Вот так. Просто «договорились», и все. Никаких «спасибо за приглашение» или «очень рада»… Точно, мужик! Сидит небось и ржет сейчас, как упоротый! Я с треском захлопываю крышку своего старенького ноутбука, как будто это он виноват в моем пристрастии к ночным беседам в Сети. Да… каждый из нас сам творец своего несчастья… а счастье мне пока не попадалось. Или я уже разучился различать его во всем том спаме, которым завалена любая среднестатистическая жизнь? Или просто ищу совершенно не там?
Линия 4
– Вы понимаете, что берете на себя огромную ответственность? Что это уже не плод, а вполне сформировавшийся, жизнеспособный ребенок? Мы таких доращиваем. Подумайте – кто-то, может быть, мечтает о ребенке! А вы его убьете…
Да пошел он, этот сердобольный доктор! Я стискиваю руки и сжимаю зубы так, что становится темно в глазах. Если сейчас я дам себя уговорить этому совершенно чужому и, по большому счету, равнодушному человеку, то…
– Ей этот ребенок не нужен. И мне тоже, – резко отвечаю я и смотрю ему в глаза так, что он затыкается на полуслове, вздыхает, но все же снова настаивает:
– Подумайте. Подумайте, чтобы потом не раскаиваться…
Хорошо ему давать советы! Наверняка у него дома нет беременной пятнадцатилетней дебилки с сиськами третьего размера и совсем без мозгов! И интересно, сколько он сам, этими своими руками, которыми сейчас так презрительно вертит очки, сделал абортов? Убил вполне живых, жизнеспособных плодов, будущих детей? Наверняка больше, чем я! И он строит из себя чуть ли не святого, рассуждает о высоких материях… И я не выдерживаю. Хотя еще по дороге обещала себе быть спокойной и рассудительной, я взрываюсь и меня несет:
