– Ребенок ведь уже никуда не денется, так? Он уже существует. Поэтому давай смотреть на все конструктивно…

Он говорил и говорил, как заведенный… приводил какие-то экономические резоны, рассуждал о человеколюбии и о том, что всем свойственно делать ошибки, особенно молодым и неопытным девушкам… Он болтал и болтал, будто вещал с кафедры перед своими студентами, а мне хотелось выть… и не просто выть, а свалиться кулем на пол и колотить руками и ногами, сметая все вокруг… и орать… и плакать… и кричать о том, как меня достали… все!.. Муж… который только и умеет, что рассуждать своим хорошо поставленным и нарочито вежливым голосом, и дочь, ради которой я недосыпала… работала урывками где попало… не сделала карьеры – потому что таскалась по больницам и санаториям – у детки были то сыпь, то аллергия, то цистит, то холецистит… А теперь на мою голову свалилось еще и это! Но я сильная баба. Я сцепила зубы и не впала в истерику, не грохнула об пол все эти недопитые чашки со вчерашней заваркой, грязные сковородки и тарелки с присохшей яичницей, которые в моей замечательной семье мою только я… несмотря на то, что работаю точно так же, как разглагольствующий напротив субъект… почему, спрашивается, этого не делает Маргошка?! Пятнадцатилетняя дрянь, которая таскается неизвестно где и с кем и боится испортить не репутацию, а свой маникюр!

Я изо всех сил сжала челюсти… у меня уже такие накачанные лицевые мышцы, что зубы сжимаются, как у гиены. Мне так часто приходится тренировать их, что, наверное, я могу перекусывать железные прутья. И все – благодаря им. Моим родным и близким. Из-за наличия которых в неполные сорок вдруг начинаешь задумываться: а такая ли заманчивая штука – замужество? Если бы я не поторопилась, не выскочила сразу после института, то сейчас могла уже сделать карьеру – у меня ведь были прекрасные задатки! И я не сидела бы на жалкой должности художественного редактора в журнальчике десятого разбора, каких сегодня расплодилось, как планктона в луже. К тому же редактором я только числюсь, а на самом деле я попросту за все про все: и верстальщик, и дизайнер, и даже курьера при случае заменить могу! Если бы в моей башке было поменьше вдолбленных с малолетства стереотипов, например что «девушка должна непременно выйти замуж», то я могла бы даже заняться бизнесом… или вести образ жизни вольных стрелков, как некоторые из моих худпромовских однокашников… Словом, я могла бы жить – не тужить в свое удовольствие! Во всяком случае беременной пятнадцатилетней дочери у меня точно бы не было…

– Вот, выпей…

Мой благоверный заботливо совал мне под нос какую-то вонючую дрянь… и вот тут я уже не выдержала. Я ударила его по руке, вымещая весь проклятый сегодняшний день, всю мою неудавшуюся жизнь: мямлю-мужа, который лет двадцать кряду пишет диссертацию, тема коей устаревает быстрее, чем он успевает ее раскрыть… никчемную работу… отросшие волосы, которые всегда некогда покрасить вовремя, и ходишь, как старая бабка, светя рано поседевшей макушкой и утешаясь призрачной иллюзией, что это не очень заметно… лишние кэгэ, почему-то выпирающие именно тогда, когда едешь в отпуск и покупаешь новый купальник… в котором на пляже чувствуешь себя полной дурой – потому что у тебя уже нет фигуры – той самой, какая была до родов… пока я не произвела на свет свою кровиночку… идиотку, забеременевшую в пятнадцать лет! И муж, конечно же, делает вид, что нежно мажет тебе спинку кремом для загара, а сам, пользуясь тем, что ты лежишь, уткнувшись носом в грязный, полный окурков и пивных пробок песок, исподтишка рассматривает соседок справа и слева… молодых, ленивых, не обремененных никакими отношениями, а заодно талантами и интеллектом, но зато с втянутыми подмышками и поджарыми ляжками, идеально загорелых, без белых полосок в складках живота и нависающих над лямками лифчика валиков жира… да они и лифчиков часто-густо не надевают!.. Зачем? Грудки у них стоят торчком, они не стремятся родить сразу после замужества, да и замуж выходят только в крайнем случае… по залету… такому, как у моей доченьки – подумать только – двадцать четыре недели! Но кто возьмет ее замуж в пятнадцать лет?! Отправить бы ее к этим – они быстро вправили бы ей мозги, рассказали, что свободной быть интересней и выгодней… А муж все пялится на этих поблядушек, которые, конечно, замечают его похотливый взгляд, – но им он неинтересен… Черт побери, если он будет и дальше продолжать так по-свински вести себя по отношению ко мне, то…

Я вдруг поймала себя на мысли, что не знаю, зачем мы живем вместе, спим в одной постели, разговариваем на какие-то затхлые темы… сто лет мы не обсуждали ничего по-настоящему важного и интересного! Мы живем по инерции… катимся куда-то… не в пропасть, нет… просто в тупик. Да, именно в тупик! А теперь еще, для полноты картины наступившей семейной разрухи, наша дочь родит младенца… но мы, конечно, будем делать вид, что счастливы этим событием, – а соседи будут исподтишка тыкать в нас пальцами. Она же повозится немного, как с новой игрушкой, и вернется к прежней жизни: подружки, дискотеки, гульки до утра… запах сигарет от волос… невинные глаза: «что ты, мама, я не курила!» Да лучше бы она курила! Подумаешь – курила! Это со скольки же лет она трахалась со всеми этими прыщавыми юнцами, чтобы в пятнадцать оказаться беременной?!

Рюмка полетела в сторону, жидкость выплеснулась на стены вместе с волной тошнотворного запаха… откуда у нас в доме это взялось?! Окаянная посудина не разбилась, а с дребезжанием покатилась в сторону… и я долбанула по ней каблуком… но этому стеклу было пополам… всем все было пополам… Сереге… Маргошке… Почему, почему я одна всегда должна выгребать за всеми дерьмо?!!! Готовить, а потом мыть посуду после унылых пьянок, которые почему-то называются семейными праздниками, сочинять, как выкрутиться на две нищенские зарплаты, бегать по распродажам, украдкой, под презрительными взглядами продавщиц класть в тележку уцененные фрукты, приклеивать на место оторвавшийся кусок линолеума, на котором уже не видно рисунка, зато протоптаны дорожки – наши семейные тропы: диван-телевизор-холодильник… А теперь еще на меня свалится ЭТО – внук, который вполне мог бы быть моим сыном. Мне он не нужен, этот ребенок… и моему мужу не нужен… ему вообще все пофиг, кроме воскресных рыбалок, сидения в углу у своего компа и чтобы его не трогали… и это всех устраивает, даже меня. Даже меня! Потому что я устала, устала, устала от всего! Я внезапно успокоилась. Даже если моя дебилка-доченька считает, что должна родить этот плод своих похождений, она несовершеннолетняя. И решать за нее буду я.

«радость моя, ты где?»

В семье уже привыкли к моей «упорной бессоннице». Я, сделав безрадостный вид, даже посетила врача и купила снотворное. Потому что Сашка таки вышел как-то среди ночи на кухню и застал меня с ноутбуком. Хорошо, что к тому времени я перестала подозрительно забиваться за холодильник и вполне пристойно сидела за столом. Я успела закрыть окно со своим виртуальным романом, и на экране повис недоразложенный пасьянс. Сердце мое колотилось, но прерывистый вздох получился вполне натуральным:

– Вторую ночь не могу уснуть…

Может, если бы он обнял меня, согрел своим теплом, сказал мне на ухо все те слова, которые я украдкой, словно воровка, читала с экрана, я никогда не решилась бы пойти дальше… Но ему было все равно. Что ему до меня! Даже здесь он появился не потому, что меня не было рядом, просто его мучила жажда. Муж равнодушно мазнул по мне взглядом, зевнул, набулькал из бутылки минералки и, только выпив ее, спохватился:

– Наташ, может, этого… как его… персена? Ну, помнишь, тебе прописывали?..

– Пила уже…

Врать надо умеючи. Захоти он дать мне таблетки, то пришлось бы объяснять, что я их сто лет не видела… и не знаю, есть ли они вообще у нас в доме. Но он больше ничего не спросил. Он устал за день, и ему хотелось спать. Однако мой Сашка привык, чтобы его имущество было под боком… поэтому все не уходил, топтался рядом и ждал, что я пойду с ним наверх. Может, зря я обижаюсь на мужа? Вообще, он у меня заботливый… но слишком спокойный. Медлительный. Рассудительный. Немногословный. И… неласковый. То есть он вполне ласков со мной в постели, но… Все происходит молча. А мне, оказывается, нужно, чтобы мне говорили: какая я замечательная… что у меня хорошая фигура, нежная кожа, красивые руки, стройные ноги… Чтобы мне на ухо шептали все те словечки, которые мой муж считает ужасной пошлостью: зайка, птичка-синичка, кошечка… Скажи он мне хотя бы раз в жизни: «солнышко мое», быть может… Однако для него это – неисполнимо. Запредельно. Нереально. Сашка никогда такого не говорит. Не умеет. Когда-то мне это даже нравилось. Или я считала, что это – его достоинство, потому что в то время видела в нем одни лишь совершенства? Потом я привыкла и не требовала большего, чем он мог дать. И только теперь это почему-то стало мне необходимо, как воздух.