Ракел. Нет. Я никуда не выходила.

Холгер. Напрасно.

(Ходит взад и вперед по комнате.)

Но, к счастью, я пригласил художника, который нарисовал все это. Неплохой художник. Вот, смотрите.

(Холгер отдергивает занавес, который скрывал стену на заднем плане. На стене открывается замечательная картина: замок в средневековом стиле с башенками и зубчатыми стенами и с широким крепостным рвом. Самая высокая башня освещена электричеством, и все стены иллюминованы. Внизу, у моря, раскинулся город с глубоко уходящим в море молом. На моле тоже электрические фонари. Вся картина в светлых тонах осеннего вечера.)

Ракел (встает). Да, это прекрасно! Это в самом деле прекрасно!

Холгер. Вот так, я думаю, будет выглядеть вся земля, когда на ней снова найдется место для сильных личностей, которые посмеют и сумеют проявить себя. Так будет, когда эпоха муравьев и тысяченожек с ее иллюзиями останется позади. Назад, к гениальным личностям и сильной воле!

Ракел. Это захватывающе!

Холгер. Для меня самое главное, самое значительное в этой борьбе — дать личности возможность без удержу выявить свои силы. Вот, смотрите: перед нами старинное здание, построенное в те времена, когда личность могла быть силой. Смотрите-ка: эти башни высятся и властвуют! Вот стены, всей массой своей воплощающие власть и могущество! Ясно? Вы желаете, чтобы картина осталась здесь или убрать ее?

Ракел. Я хотела бы, чтобы вы ее убрали.

Холгер (оскорбленно). Вы этого желаете?

Ракел. Да.

Холгер (обращаясь к Халдену). Вы слышали? Будьте добры позаботиться, чтобы картину немедленно унесли отсюда.

(Халден понимающее кивает.)

Я имею в виду немедленно. Ясно?

(Халден снова выразительно кивает и выходит.)

В нем есть что-то такое…

(Останавливается и смотрит вслед Халдену.)

Ракел. Вы не любите Халдена?

Холгер. А вы это заметили?

Ракел. С первого раза, когда я увидела вас вместе.

Холгер. М-да… Что ж, не удивительно. Видите ли, когда ваша больница возникла здесь около самого парка, меня заинтересовала молодая особа, расходующая свое состояние на такие цели. Ясно? И я решил посетить больницу. И кого же я там увидел рядом с вами? Халдена! Оказалось, что он ваш архитектор! А мне он об этом не сказал ни слова.

Ракел. Он вообще не разговорчив.

Холгер. Что же сделало его таким скрытным?

Ракел. Не знаю, право. Он сам выбился в люди.

Холгер. Все мы так…

Ракел. Но в Америке это, вероятно, труднее.

Холгер. Почему он стал вашим архитектором?

Ракел. Он сам выразил желание и согласился работать бесплатно.

Холгер. Он работал бесплатно?

Ракел. Совершенно бесплатно.

Холгер (нервно прохаживаясь). Что же, он сам к вам явился и предложил свои услуги?

Ракел. Нет… мне об этом сказал другой человек…

Холгер (вздрогнув). Вы можете назвать мне этого человека? Что? Или не можете?

Ракел. Могу. Это мой брат.

Холгер. Значит, Халден встречается с вашим братом?

Ракел. Да. Впрочем, — нет. Я не знаю! Мой брат только рассказал мне о его предложении; вот все, что я знаю.

Холгер. Я часто задумываюсь, — с кем близок этот человек? Одно мне ясно: не со мной.

(Берет свою шляпу.)

Ракел. Не знаю…

Холгер. Желаю вам чувствовать себя здесь самым лучшим образом — вам и вашим выздоравливающим.

Ракел. Большое спасибо. Заходите к нам, когда мы тут как следует устроимся, чтобы все могли поблагодарить вас.

Холгер. Зайду.

Ракел (подходит к нему ближе). Я не повредила Халдену тем, что сказала о его знакомстве с моим братом? Я ведь даже не уверена, насколько близко они знакомы!

Холгер. Вы так тревожитесь о судьбе Халдена?

Ракел. Я не хотела бы причинять зло кому бы то ни было.

Холгер. Можете быть спокойны.

Ракел. А другая моя просьба? Холгер, прошу вас ради всех тех, кто может не устоять перед искушением…

Холгер. Я уже сказал вам, что охотно выслушаю любую вашу просьбу. Но, вы же знаете, мы с рами люди разной веры. Ясно?

Ракел. Люди перепуганы. Говорят, что под замком есть древние подземные ходы.

Холгер. Подземные ходы есть почти под всем городом.

Ракел. Значит, если бы они задумали…

Холгер (глядя прямо на нее). Это было бы самое лучшее, что только может случиться!

Ракел (отступает). Вы страшный человек!

Холгер. Это — религия господ, фрекен.

Ракел. И детям своей сестры вы собираетесь преподать ту же религию?

Холгер. А почему бы и нет? Я постараюсь научить их тому, что спасет всех нас.

Ракел (настойчиво). Сделав это, вы совершите такой серьезный проступок, чудовищное преступление… Вы не имеете права так поступать.

Холгер. Не имею права? Да неужели? Я отдаю этим молодым людям все, что имею.

Ракел. Даже если бы вы дали им вдвое больше того, что вы им дали, Холгер, вы не приобрели бы права отнять у них душу живую!

Холгер. Подобного я еще никогда не слышал!

Ракел. Да как вы решитесь? Отнять у этих прекрасных молодых людей все их мечты, все их идеалы?

Холгер. Для того, чтобы дать им нечто более ценное.

Ракел. Но они оба испытывают к этому отвращение, Холгер. Никто не имеет права насильно навязывать людям их грядущую судьбу. Так нельзя поступать.

Холгер. Пусть этот вопрос будет решен борьбой.

Ракел. Вы будете бороться, чтобы отнять детей у родителей?

Холгер. В данном случае родители умерли.

Ракел. Немногие живые родители имеют на своих детей такие права, как эти мертвые. И вы это хорошо знаете, Холгер.

Холгер. Но разве я обязан уважать фантазии этих родителей? Их фантазии и чудачества? Одни имена детей чего стоят! «Кредо»! «Спера»! Что можно сказать о родителях, которые способны назвать своих детей «Кредо» и «Спера». Ясно?

Ракел. А разве их имена уж так фантастичны? «Верю», «Надейся»! Разве это чудачество? Ведь родители решились так их назвать, ещё прежде чем дети появились на свет. Нам бы следовало относиться к этому с уважением, Холгер.

Холгер. Относиться с уважением к фантазиям? Да и о какой вере и надежде тут идет речь?

(Весело.)

Поверьте мне, фрекен: «последние станут первыми, а первые — последними» где-нибудь в другом мире, но только не на земле.

Ракел. Об этом вы не можете судить, Холгер! Будущее принадлежит миллионам! Именно миллионам!

Холгер. Хм! И этот вопрос будет решен борьбой.

Ракел. Это бурный поток, которого нам не остановить.

Холгер (весело). Ну, во всяком случае, этих двух детей я спасу из этого «потока».

Ракел. Вы осмелитесь так поступить, Холгер?

Холгер. Да, осмелюсь! И я попрошу вас не мешать мне!

Ракел. Вы не позволили мне взять их; с этим я еще могла примириться. Но запретить мне оказывать на них влияние — нет! Это вам не удастся!

Холгер. Это мне не удастся? Ясно. Дети не станут мне повиноваться? Ясно. Тогда им придется уехать!

Ракел (испуганно). Уехать? Им придется уехать?

(Взволнованно.)

Холгер! Вы достигнете вашим поступком только одного! Вы сделаете всех нас троих ужасно несчастными! После потери, которую они только что перенесли! За что? Зачем? Нет, вы этого не сделаете!

Холгер. Я этого не сделаю? Да немедленно же сделаю! Как мне ни тяжело в чем-либо вам отказывать, но… Вы принуждаете меня к этому.

Ракел. Каждый раз, когда я особенно горячо прошу вас о чем-нибудь, я получаю отказ. И каждый раз вы говорите, что это вам тяжело.

Холгер. Я не уважал бы вас так, как уважаю, если бы вы были другой, чем вы есть. Я смею надеяться, что и вы оказываете мне ту же честь. Фрекен!