— Прекрасно, — сказал Романов. — Технические детали мы обсудим с вами позднее. На этом, думаю, можно закончить наше заседание. А сейчас приглашаю всех на шашлык.

Все встали. Сидоренко повернулся к председателю.

— Очень сожалею, Петр Алексеевич, но мне необходимо вернуться в Москву.

Председатель развел руками и начал спускаться по лестнице вниз. Все последовали за ним. Сидоренко также вышел из дома и направился к красным «Жигулям», которые стояли снаружи за забором. Насвистывая марш, он открыл дверцу и уже собирался сесть за руль.

— Константин Павлович! — раздался за спиной голос. Сидоренко обернулся. Перед ним с приветливой улыбкой стоял Бардин.

— У меня тоже на шашлык времени не осталось. Не подвезете до Москвы?

Хозяин «Жигулей» гостеприимным жестом указал на автомобиль.

До кольцевой спутники молчали. Происходила своеобразная психологическая дуэль, проигравшей стороной в которой должен был стать тот, кто начнет разговор. Сидоренко насвистывал различные воинские марши. Бардин делал вид, что погрузился в дрему. Наконец профессионал капитулировал.

— Я знал, что именно вы захотите, чтобы я подвез вас до города, — сказал он, глядя на дорогу.

— У меня сразу же сложилось о вас чрезвычайно высокое мнение, голубчик, — дружелюбно засмеялся Кардинал. — Какое–то внутреннее чувство говорит мне, что мы станем большими друзьями.

— Разве у вас могут быть друзья? — насмешливо спросил Сидоренко.

Бардин развернулся всем телом к водителю. Его лицо выражало искреннее удовольствие.

— Да. Вы правы, — сказал Николай Иванович, — я очень трудно схожусь с людьми до дистанции, которую можно было бы определить как дружба. Но тем не менее друзья у меня есть. Немного, но зато очень качественные.

— Не они ли сели мне на хвост с того момента, как я выехал из деревни? — спросил Сидоренко, указывая назад. — Судя по всему, вести они умеют, но я умею уходить.

— А зачем вам уходить, голубчик? Я и не собираюсь скрывать, 0 это моя машина, в которой водитель и сотрудник моей лаборатории Я ведь не уверен, что вы довезете меня до самого места назначения, а не высадите возле ближайшего метро.

— Судя по всему, — сказал Сидоренко, сохраняя насмешливый тон, — мне не только придется отвезти вас к месту назначения, но и зайти к вам в гости на чашечку кофе.

— Это было бы замечательно. Но вы ведь спешите, — сказал Бардин, сохраняя тон полного дружелюбия.

— Вы прекрасно знаете, что я никуда не спешу.

— Вот и чудненько. Заедем ко мне. Попьем кофейку с финиками. Вы любите финики?

— Смотря какие.

— А что, бывают разные финики? — удивился Кардинал.

— Насколько мне известно, на Востоке произрастает около семидесяти сортов этой культуры.

— Ну и ну! Не знал. А скажите, голубчик, ведь существуют две причины, по которой один человек держится насмешливо в отношении другого. Первая — это чувство превосходства над собеседником, а вторая — психологическая защита от его превосходства. Что имеет место у вас?

— Ни то ни другое, — засмеялся Константин Павлович. — Я, знаете ли, по жизни большой насмешник.

Сидоренко и Бардин сидели в лаборатории в кабинете директора и неторопливо беседовали, попивая крепкий черный кофе с финиками. Несмотря на дневное время, в кабинете Николая Ивановича горел свет, а окна были завешены старомодными плотными шторами коричневого цвета. Кардинал не любил западный модерн. Гость сидел, спокойно развалившись в широком кожаном кресле, отвечая на вопросы несколько лениво. От насмешливости не осталось и следа. Всем своим видом он показывал расслабленность, но опытный глаз Кардинала четко фиксировал, что расслабленность эта внешняя и что внутренне собеседник собран и готов реагировать на любой сигнал со стороны. Судя по всему, гостя тоже было трудно обмануть гостеприимным радушием, и его вопросы также были не такими невинными, как могло показаться постороннему наблюдателю. «Молодец, великолепная псимодель», — подумал Бардин и поймал себя на чувстве, что ему бы очень не хотелось, чтобы новый знакомый оказался провокатором.

— Николай Иванович, — сказал Сидоренко, — к кофе обычно подается коньяк. И я уверен, что вон в том шкафчике у вас не одна бутылка. Конечно, можно предположить, что вы относитесь к той редкой категории россиян, которая не пьет с малознакомыми людьми, но интуиция мне подсказывает, что дело не в этом. Видимо, та проверка, к которой вы усиленно готовите меня уже полтора часа, исключает применение спиртного.

— У вас великолепная интуиция, дружочек, — улыбнулся Николай Иванович. — Так вы согласны подвергнуться проверке, после которой естественное недоверие к внезапно появившемуся посланцу западных спецслужб у нас исчезнет?

Константин Павлович обреченно развел руками.

— А куда деваться? Гипноз?

— Ну что вы! Это было бы неуважением к вашему самоконтролю и артистизму. Природным качествам, которые получили развитие в ходе вашей подготовки и прошлой деятельности. Вам придется принять инъекцию нашего препарата. Уверяю вас, для здоровья он абсолютно безвреден.

Сидоренко понимающе покивал и пожевал губами.

— Учитывая тот факт, что ваши люди могли ликвидировать меня вульгарными методами еще на даче уважаемого Петра Алексеевича, я далек от мысли, что после вашей инъекции отправлюсь в лучший мир. Колите. Желательно не в зад. Я хоть и могу пить с малознакомыми, но, знаете, голый зад им показывать стесняюсь.

— Зад исключен, голубчик, — сказал Бардин, поднимаясь с кресла и жестом приглашая гостя следовать за ним. — Инъекция будет в вену.

Они прошли в комнату, где кроме маленького медицинского столика, на котором лежали различные медицинские инструменты для оказания первой помощи, стоял топчан, покрытый белой простыней, — неотъемлемый атрибут всех поликлиник, и широкое кресло. Бардин жестом указал на топчан, а сам, как только Сидоренко улегся, предварительно сняв пиджак, развалился в кресле.

— Кстати, голубчик, — спросил Николай Иванович непонятно, с какой целью, то ли чтобы заполнить образовавшуюся паузу, то ли чтобы получить дополнительную информацию о психологическом портрете пациента, — многие люди всю жизнь ходят, сопровождаемые прозвищами, которые приклеиваются к ним либо в силу фамилии, либо вследствие какого–нибудь эпизода в жизни, либо из–за особенности внешности или личных качеств. Скажем, Железный Феликс, Толик Ваучер. А к некоторым клички просто не прилипают. Вы к какой категории относитесь? У вас есть прозвище?

— С раннего детства, — ответил Сидоренко, — приятели называют меня Котом. Не путать с Кисой. Хотя есть группа людей, именующая меня Пантерой.

— Отлично, господин Кот. — При этом Бардин улыбнулся. — Это прозвище подходит вам как нельзя лучше. А меня называют Кардиналом.

— Будем знакомы, — одними губами улыбнулся Кот. — Вам это прозвище подходит еще больше. Как только я вас увидел, я про себя назвал вас Торквемадой. Хотя и на святого Игнатия Лойолу вы тоже смахиваете.

В ответ на эти слова Николай Иванович загадочно улыбнулся, но никак их не прокомментировал.

В комнату вошел молодой человек двухметрового роста. В руках он держал металлический чемодан, какие носят при исполнении служебных обязанностей врачи «скорой помощи». Он переглянулся с Бардиным, затем закатал рукав Сидоренко и наложил жгут. Игла вошла мягко, и кровь того, кого с детства называли Котом, появилась в шприце, что свидетельствовало о попадании в вену. Ассистент Кардинала снял жгут и медленно ввел препарат.