Понимая, что судьба Акраганта решена, Ганнибал, воспользовавшись моментом, когда бдительность праздновавших победу римлян притупилась, тайно вывел из города свои войска, понеся лишь незначительный урон, когда наутро его пытались преследовать. В тот же день Акрагант был взят и разграблен, а его жители обращены в рабство.
Итак, кампания 262 г. до н. э. завершилась крупной победой римлян, во многом определившей весь дальнейший ход войны. Они не только овладели важнейшим городом на южном побережье Сицилии, взяв под контроль большую часть острова, но и получили стратегическую инициативу.
Начало войны на море
В Риме понимали, что, какие бы победы ни были одержаны в сухопутных сражениях, их цена будет очень невелика, если карфагеняне сохранят свое господство на море. В самом деле, даже если бы римлянам удалось подчинить себе всю Сицилию, пунийский флот мог с легкостью блокировать остров, сведя на нет все их успехи. Перспективы этого были тем более реальны, что морская активность карфагенян за последнее время привела к тому, что на их сторону стало переходить даже больше сицилийских городов, чем к их противникам. Атакам подвергались и территории в самой Италии, в то время как ливийские владения карфагенян оставались неприкосновенными. Под постоянной угрозой разорения находились крупнейшие приморские города римлян и их союзников: Цере, Остия, Тарент, Неаполь, Сиракузы, а торговля между ними была почти полностью парализована. Таким образом, важнейшей задачей, вставшей перед римлянами после захвата Акраганта, стало создание военного флота, способного на равных противостоять пунийскому. Решить ее удалось в 260 г. до н. э.
Об обстоятельствах происхождения боевых кораблей римлян и о том, как они научились воевать на море, сохранился красивый и в чем-то романтический рассказ, дошедший до нас в изложении Полибия.
До войны с Карфагеном у римлян не было сильного военного флота, и в случае необходимости они использовали корабли союзных им греческих колоний. Но греки не строили квинкверем, и в открытом сражении против пунийцев их корабли вряд ли имели бы шансы. В результате слишком буквального следования за текстом Полибия долго бытовала точка зрения, иногда повторяемая и теперь, что до первой войны с пунийцами у римлян вообще не было морского флота, тем более военного. Это, по меньшей мере, преувеличение. К тому времени римляне уже имели значительный торговый флот и некоторое, впрочем небольшое, количество боевых кораблей классом не тяжелее триремы. Как и их греческие союзники, они не располагали квинкверемами, и главная проблема заключалась в том, чтобы построить такие корабли самим.
Римлянам повезло. Еще когда их войска переправлялись на Сицилию и подверглись нападению карфагенских кораблей, одна из квинкверем вылетела на отмель и попала в руки римлян. Она и послужила моделью для всего римского флота той эпохи. Первая партия кораблей составила сразу сто квинкверем и тридцать трирем.
Но мало было построить корабли, необходимо было также подготовить для них экипажи. «Пока одни заняты были возложенным на них сооружением судов, другие собирали команду и на суше обучали ее гребле следующим образом: они посадили людей на берегу на скамьи в том порядке, в каком они должны были занимать места для сидения на судах, посередине поставили келевста и приучали их откидываться всем разом назад, притягивая руки к себе, а потом с протянутыми руками наклоняться вперед, начинать и кончать эти движения по команде келевста» (Полибий, I, 1, 21). Когда корабли были готовы, обучение на суше было дополнено недолгими, но интенсивными тренировками на море, после чего римская эскадра стала считаться готовой к бою и направилась вдоль италийского берега к Сицилии.
Конечно, этот ускоренный курс подготовки не мог превратить вчерашних ремесленников и сельских жителей в опытных моряков, да и качество постройки первых римских кораблей было весьма невысоко. Они были неповоротливы и в классическом маневренном бою должны были бы неизбежно уступить соответствующему количеству пунийских кораблей.
Неудивительно, что первый боевой опыт римского флота был неудачен. Командующий морскими силами Гней Корнелий Сципион, направив основную эскадру к Мессанскому проливу, решил ее упредить и сам с семнадцатью кораблями вышел несколькими днями раньше, чтобы подготовить место для приема. В пути римский флотоводец узнал о возможности захватить город Липары, находившийся на одном из Липарских островов, к которому и подвел свои корабли. Однако, прослышав об этом, карфагеняне направили к Липарам эскадру в двадцать кораблей во главе с Боодесом, которая блокировала римлян в бухте города. Оказавшись в окружении, Гней Корнелий растерялся, корабельные команды бежали на сушу, и карфагеняне без боя захватили римскую эскадру вместе с ее командующим, которого взяли во время переговоров (Полибий, I, 21, 4–8; Ливий, Содержание, 17).
Но уже через несколько дней, когда к Сицилии подошли основные силы римлян, все произошло по-другому. Сперва на идущий в полном боевом порядке римский флот наткнулся Ганнибал, который вел разведку во главе эскадры в пятьдесят кораблей. Уступая противнику в численности и будучи не готовыми к бою, пунийцы потеряли большую часть своих кораблей, при этом сам Ганнибал едва спасся.
Римляне, очевидно, понимали, что эта их победа явилась, скорее, результатом счастливого стечения обстоятельств и следующий бой при прочих равных может для них закончиться не так благоприятно. Поэтому, достигнув Сицилии, они занялись подготовкой к встрече с главными силами карфагенян, которые были уже близко. Возможно, именно тогда кто-то из римлян додумался до идеи использовать «ворон» – перекидной абордажный мостик, в корне изменивший тактику морского боя. Оборудованные им корабли уже не должны были совершать сложные маневры, чтобы протаранить противнику борт или сломать весла, теперь им достаточно было лишь сблизиться с вражеским кораблем настолько, чтобы тот оказался в зоне досягаемости «ворона», а дальше в дело вступал отряд легионеров – своего рода морская пехота.
Консул Гай Дуилий, командовавший до этого сухопутными войсками на Сицилии, а после пленения Гнея Корнелия Сципиона возглавивший римский флот, был настроен весьма решительно и, как только стало известно, что карфагенская эскадра разоряет окрестности города Милы, отдал приказ идти на перехват. Всего силы римлян насчитывали сто тридцать кораблей. В свою очередь, пунийцы тоже выступили навстречу противнику. Их презрение к римлянам было таково, что они даже не озаботились выдерживать боевое построение, будучи уверены в легкой победе. И хотя «вороны» на вражеских кораблях их несколько смущали, карфагеняне не сумели должным образом оценить всю опасность, которую представляли для них эти странные сооружения, и смело вступили в бой. То, что произошло дальше, в большей степени походило на сухопутное сражение. Стоило пунийскому кораблю оказаться в непосредственной близости от римского, как на его палубу опускался «ворон», по которому затем врывался штурмовой отряд и истреблял экипаж. Судьбу боя решало не весло кормчего, а меч легионера, не таранный удар, а абордаж.
На руку римлянам сыграло и то, что карфагенский флот сильно растянулся во время перехода и вступал в сражение по частям, и вот уже тридцать кораблей, составивших пунийский авангард, были захвачены, а их команды пленены или перебиты. Потерянной оказалась и квинкверема Ганнибала, которому снова с большим трудом удалось уйти на шлюпке. Видя, как складывается ход сражения, остальные карфагенские экипажи попытались изменить тактику, в большей степени используя маневр, чтобы атаковать борта и корму римских кораблей. Но «вороны» доставали их и с этих направлений, и, потеряв еще двадцать кораблей, карфагеняне отступили.
Крупная победа римлян на море удивила их самих не меньше, чем напугала карфагенян. Ее значение оказалось в первую очередь морально-психологическим. Милы стали подлинным крещением для римского боевого флота, который в одном из первых своих сражений бесспорно превзошел одних из лучших мореходов Средиземноморья. Теперь римляне могли не только отражать нападения на собственное побережье, обеспечивать поддержку сухопутных операций на Сицилии, но и угрожать остальным владениям карфагенян, как в Ливии, так и на Сардинии и Корсике.
