Разобравшись, в чем дело, Катон почувствовал себя увереннее и стал решительнее отражать нападки недоброжелателей. Конечно, он был очень озабочен положением в сенате, однако, поразмыслив, успокоился. Ясно, что при очевидном нездоровье государства, в нем должны быть изъяны. Может быть, корень всех зол в этой кастовой раздробленности сената, в разобщенности людей, стоящих во главе Республики. В таком случае диагноз установлен и необходимо переходить к лечению.
Ни на миг у Катона не возникало мысли о том, чтобы примкнуть к какой-нибудь сенатской партии. Его партия - Республика, а оружием, каковым он намеревался одолеть всех недругов государства, будет истина и философская мудрость. "Частное у нас настолько стало преобладать над общественным, что даже государственную власть начали делить на части, словно землю - на участки. Ясно, что при этом целое, то есть Республика, приходит в упадок, - размышлял Катон. - Однако я буду твердо и целеустремленно отстаивать интересы целого, интересы Рима, ибо без целого не может быть и частей. За такой позицией правда, мудрость и в конечном итоге - высшая выгода, потому за мною должны будут последовать другие, и чем дальше, тем их будет больше".
К тому времени уже прошел шок от репрессий Суллы, и различные группы граждан, забыв, к чему ведут распри, вновь начали терзать и рвать на части государство в жажде чинов и богатства. Этому способствовало и то, что дерзающим открывался простор для деятельности из-за ослабления позиции сената. Передел власти шел под лозунгом устранения олигархического режима, установленного Суллой, и возвращения истинно республиканских порядков. Однако в законодательной сфере данная задача в основном была выполнена уже в консульство Помпея и Красса, теперь же под прикрытием благих фраз рвались наверх те, которые называли себя популярами. Здесь были и бывшие марианцы, и молодые честолюбивые люди из второго эшелона знати, и разорившиеся нобили. На заднем плане держались дельцы, каковые в поисках сиюминутной осязаемой выгоды лавировали в политическом море, приставая то к одному, то к другому берегу. После того, как были восстановлены досулланские порядки, деятельность популяров приняла форму нападок на лидеров аристократии. Для придания благовидности оголтелой травле знаменитых людей, эта кампания осуществлялась под предлогом возмездия преступным пособникам Суллы. К последователям диктатора негласно была отнесена почти вся верхушка сената. С другой стороны, настойчиво проводилась реабилитация Мария, Цинны и их сторонников. В накаленной эмоциональной атмосфере на сенат обрушились тумаки судебных процессов, выбивающие из его рядов десятки тех, кто был наиболее уязвим.
Тем не менее, все это лишь позволяло врагам аристократии закрепиться на захваченной ранее позиции, но не открывало им пути для дальнейшего продвижения наверх. Требовалось совершить рывок и захватить, наконец, власть. Необходимость решительных шагов диктовалась еще и наличием такой грандиозной фигуры как Помпей Великий. Помпей удачно вел войну на Востоке и через год - другой мог возвратиться в Рим во главе гигантской армии. Войско не обратишь вспять градом лозунгов, силе можно противопоставить только силу. Правда, Помпей считался союзником популяров, ведь именно они провели его в консулы и наделили чрезвычайными полномочиями, когда старались ослабить сенат. Но они отлично понимали, что этот человек, реализовав первую часть их программы, действительно полезную для народа, неизбежно восстанет против второй. В поисках альтернативной личности популяры вновь обратили взор на Красса, причем как раз в тот момент, когда он сам искал силу, которую мог бы использовать в своем противостоянии Помпею. Таким образом, элементы, враждебные существующему государству, нашли вождя, и это позволило им оформиться в политическую партию, способную вступить в решающую схватку за власть. Нужен был повод, а повод - это такой фактор, который ищущий найдет всегда. Потому за поводом дело не встало, и очень скоро популяры были готовы уничтожить республику и установить кровавую диктатуру по типу власти Мария и Цинны.
Толчком к заговору послужил небывалый судебный процесс, отрешивший от должности обоих вновь избранных консулов. Одним из них был Публий Корнелий Сулла, человек довольно умеренный, но являвшийся отличной мишенью для ненависти толпы благодаря своему родству с диктатором Луцием Суллой. И вот, когда народ избрал его консулом на основании личных заслуг, было обращено внимание на его имя. Сын Луция Манлия Торквата, одного из обойденных на выборах соискателей высшей магистратуры, привлек к суду Публия Суллу, и Автрония Пета, который должен был стать коллегой Суллы, по обвинению в предвыборных махинациях. Процесс против ставленника аристократии с удовольствием поддержали популяры и придали ему общенародный масштаб. Публий мог сказать в свое оправдание лишь то, что он интриговал ничуть не больше, чем другие кандидаты, однако этого было не достаточно для победы в столь громком деле. "Пора положить предел злоупотреблениям знати!" - раздавался на форуме популярный лозунг, и с его помощью был положен предел карьере Публия Суллы, который с самого верха иерархической лестницы скатился к самому низу, утратив не только консульские фасцы, но и звание сенатора. Был осужден и Автроний Пет. Тот, правда, не относился к числу аристократов, а скорее являлся деятелем нового толка, однако общее дело потребовало, чтобы он тоже понес наказание. Вместо осужденных консулами стали проигравшие выборы Луций Манлий Торкват и Луций Аврелий Котта. Едва улеглись страсти, Красс попытался привлечь пострадавших на свою сторону и пообещал вернуть им консулат. В другой обстановке Публий Сулла вряд ли отказался бы от такой перспективы, но в сложившейся ситуации предпочитал держаться в тени и покинул Рим, Автроний же с прытью низкородного честолюбца пустился в заговор и явил собою тот самый пресловутый повод.
Символическим образом время предполагаемого начала переворота совпало с днем первого участия Катона в заседании сената. Именно на первое января было намечено убийство новых консулов якобы для восстановления в правах Автрония и Суллы, тогда как в действительности - ради захвата абсолютной власти Марком Лицинием Крассом, которого планировалось объявить диктатором, будто бы для водворения порядка в государстве. Должность начальника конницы была обещана молодому энергичному популяру Гаю Юлию Цезарю. В качестве первоочередных мер намечалось сломить сопротивление сената террором, организация которого поручалась соответствующему лицу - Луцию Сергию Катилине, и объявить провинциями Египет и Кипр. Последнее имело целью дать повод снарядить войско в противовес восточным легионам и создать в богатом хлебном краю плацдарм для борьбы с Помпеем. Кроме того, было задумано дать права гражданства населению долины реки Пад, состоявшему в основном из галлов. Это позволило бы расширить социальную опору новой власти и получить людской резерв для формирования войска.
Столь обширные планы трудно было сохранить в тайне, и накануне ре-шающей даты произошла утечка информации. Рим полнился зловещими слухами, и сенаторы сходились к курии в сопровождении отрядов вооруженных рабов. Они переступали порог зала заседаний, словно выходя на поле боя. Их лица выражали тревогу, решимость и мобилизацию всех душевных и физических сил.
Таким впервые увидел некогда славный сенат Марк Катон, и сердце его защемило от боли за Отечество.
Однако в тот раз гроза миновала римлян. Красс испугался произошедшей огласки, которая, во-первых, создала неблагоприятный для реализации замысла психологический фон в обществе, а во-вторых, свидетельствовала о наличии изменников в пестром воинстве популяров. Заговорщики отложили срок исполнения авантюры на месяц, чтобы очистить свои ряды от враждебных элементов и все-таки добиться эффекта внезапности. Но этим воспользовались лидеры сената и приняли ответные меры.
Поскольку заговор не обозначился иначе, как в форме слухов и подозрений, уничтожить его не представлялось возможным. Да аристократия и сама не желала глубоко ковырять это осиное гнездо, боясь последствий, так как не чувствовала в себе сил, достаточных для открытой борьбы. Поэтому сенат ограничился лишь предупредительными мерами. Консулам были даны отряды охраны, усилилась дисциплина в государственных органах. Все находились в напряженном ожидании.
