Литмир - Электронная Библиотека

Гнев клокотал в вулканической душе Суллы, но он терпеливо довел до победы войну с Митридатом и только после этого возвратился в Италию. Там его встретили полчища врагов. Но Сулла был непревзойденным полководцем, и первым плодом его таланта было воспитанное им войско. Он знал душу солдата со всеми ее достоинствами и слабостями и умел управлять жестокой своенравной массой вооруженных людей, как ветер - тучами. После побед Сулла часто давал волю разгулу солдатских страстей, но, если хотел, мог удержать легионеров от мародерства, как то было при захвате Рима и Афин. Он старался удовлетворять исконные интересы солдат, но при желании мог внушить им свои идеи так, что те считали их собственными, наконец, он являлся для них символом победы. Причем каждый его солдат был как бы маленьким Суллой, столь же коварным, ловким и изобретательным. Потому воины Суллы нередко проникали во вражеский лагерь и подкупом или убежденьем сманивали неприятельских солдат на свою сторону. Случалось, что войско противника бросало своего полководца и всем составом переходило под власть Суллы. В бесчисленных битвах развернувшейся гражданской войны Сулла не раз попадал в критические ситуации и дважды ему даже приходилось со знаменем в руках бросаться в гущу врага, чтобы воодушевить дрогнувших воинов. Но как бы ни складывалось сраженье, он всегда выходил победителем. Недруги объясняли это его непостижимой удачливостью. Сулла не оспаривал мнение врагов, а, наоборот, подтверждал его, с усмешкой говоря, что сумел не только одолеть всех людей на своем пути, но и приручить Фортуну, поставить ее себе на службу. Он даже велел именовать себя Феликсом, то есть Счаст-ливым.

Разбив всех противников, Сулла подступил к Риму и вызвал сенат в храм Беллоны, стоявший вне освященной городской территории. Там он заявил претензию на господство, ибо недавний переворот Мария развеял последние иллюзии о возможности поддержания порядка законными, мирными средствами. Когда сенаторы воспротивились его намерениям, их протестующие голоса потонули во внезапном истерическом вопле тысяч глоток, раздавшемся неподалеку, во Фламиниевом цирке. Там Сулла собрал шесть тысяч пленных, которых в тот момент, по его тайному знаку, солдаты принялись резать на цирковой арене. Сенаторы оцепенели от ужаса, а Сулла их цинично успокоил, пояснив, что ничего особенного не происходит. "Просто там вразумляют моих врагов", - спокойно сказал он. Так была сломлена многовековая гордость сената. Подавив психической атакой волю оппозиции, Сулла добился от сенаторов полного подчинения. Аналогичным образом он утихомирил плебс. Когда своевольная толпа, избалованная заигрываниями магистратов, попыталась диктовать ему свои условия, он рассказал ей притчу о том, как пахарь дважды прерывал работу, чтобы снять одежду и очистить ее от докучливых вшей, а на третий раз вышел из терпения и сжег ее вместе со вшами. "Вот и вы, дважды побежденные мною, не просите у меня на третий раз огня", - подытожил Сулла. Обыватели оказались трусливее насекомых, с ко-торыми их сравнили, и разом превратились в смирных овечек.

Сулла употребил добытую таким образом власть на то, чтобы провести законы, укрепляющие положение нобилитета и ослабляющие влияние народа, особенно его потенциальных вожаков - трибунов, а также для обеспечения землей своих ветеранов. Он перекроил всю Италию и, отобрав владения враждебных ему городов, передал их солдатам.

На опыте Сулла убедился, что в аморальном обществе политическая борьба неизменно оборачивается кровавой распрей. Поэтому он решил раз и навсегда прекратить междоусобицы, под корень выкосив всю оппозицию. Им были составлены списки врагов государства, вывешенные затем на форуме, которые стали руководством в небывалом еще в истории терроре. Казни подверглось около сотни сенаторов и более двух с половиной тысяч людей всаднического сословия только в самом Риме, репрессии же бушевали по всей Италии.

Сулла объявил себя бессрочным диктатором и таким образом придал законообразный вид власти, основанной на жестокой силе. Теперь его положение казалось незыблемым. Гордость и свободолюбие римлян утонули в крови проскрипций, и люди с оскопленной душой покорно склонились пред могучим тираном. Однако через год Сулла вновь сделал шаг, повернувший судьбу государства: он внезапно сложил с себя все полномочия и частным человеком без охраны пришел на форум, чем потряс сограждан еще больше, нежели захватом власти.

Оказавшись на форуме без пурпура и ликторов, он сообщил, что готов любому гражданину дать отчет в свершенных им поступках. Но римляне, привлекавшие к суду за любые прегрешения самых прославленных и могущественных людей, не посмели спросить с Суллы за самые жестокие в истории своего государства преступления. Столь страшен и непостижим был для них этот человек, что и теперь при внешней доступности и уязвимости он казался им ужаснее самой смерти.

И вот Луций Корнелий Сулла в качестве рядового гражданина шел по городу, приковывая взоры окружающих, как удав, по поверью, притягивает взгляды жертв, и, небрежно посматривая по сторонам, холодными светло-голубыми глазами леденил души прохожих. Люди цепенели на месте и заворожено провожали его испуганными, но восхищенными взорами, веря и не веря в то, что, узрев такое явление, они остались живы. "Сулла!" - приглушенно восклицали они, и это имя делало трусами самых смелых на свете людей.

Сулла! Они помнили все ужасы, связанные с этим именем. Причем ужас, насаждавшийся Суллой, имел особо циничное лицо. Все предшествовавшие ему властители, как и все его последователи, старались прикрыть злодейство самовластья лицемерием. Но Сулла творил преступленья в открытую, с демонстративной беспощадностью, как бы стараясь убедить окружающих, будто не он столь жесток, а они настолько ничтожны, что не заслуживают иного обращения.

Когда один из сподвижников Суллы стал преждевременно добиваться консульства, диктатор послал центуриона убить его. Кровь пролилась прямо на форуме, а народу Сулла объяснил происшедшее такими словами: "Он не послушался меня, сограждане". Некий раб, следуя указанию диктатора, выдал ему своего господина. Сулла вначале наградил его, как и обещал, а затем велел сбросить со скалы, заявив, что предатель не имеет права жить. Взяв штурмом Афины, принявшие сторону Митридата, он приказал солдатам убивать всех подряд, но затем внезапно прекратил бойню и сказал, что милует живых ради мертвых, представив таким образом современных ему афинян ничтожными людьми, не достойными жизни, каковых можно пощадить только в память об их великих предках.

Страшен он был и для лицемеров всех мастей, ибо видел их насквозь. Он бесцеремонно счищал с них шелуху словес и оставлял в неприглядном виде ду-ховной наготы. Так он поступал с азиатскими царями, скрывавшими свое убожество за надменной позой и витиеватыми речами, и с сенаторами, и с льстецами, бисером рассыпающимися у его ног. Точнее всякого халдея он с первого взгляда определял значимость личности, и его пророчества обязательно сбывались. Сулла выделил среди прочих молодых честолюбцев Помпея и Красса, а юного Цезаря охарактеризовал, уподобив его многим Мариям. Предрек он и попытку переворота со стороны Эмилия Лепида.

Кроме того, это был человек в высшей степени образованный и эстетически развитый. Именно он разыскал в Афинах свитки Аристотеля и Феофраста и, привезя их в Рим, дал им новую жизнь, тогда как сами греки в то время уже не понимали этих философов и почти забыли их.

Благодаря утонченности натуры Суллы на его злодеяниях лежал своеобразный лоск, придававший им особый колорит. Его преступная натура была вычурна, как яркий узор на спине ядовитой змеи.

Итак, Сулла проходил по улицам Рима, на своем пути превращая шумно-жизнерадостных людей в безмолвный камень, словно в руках у него злобно светилась смертоносными глазницами голова Медузы Горгоны. Но вдруг от группы молодых людей отделилась ломкая фигура подростка, еще не удостоенная взрослой тоги, и шагнула прямо навстречу этому божеству страха. Словно само время застыло от ужаса и, крадучись, ползло в зловещей тишине, потому свидетелям необыкновенной сцены показалась, что мальчик шел очень долго, и благодаря этому все заметили, как по мере приближения к Сулле его осанка становилась все более гордой, а шаг - более твердым. Чары зла, подавившие волю его сограждан, непостижимым образом оказывали обратное действие на подростка.

3
{"b":"592487","o":1}