— Я подробно опишу это в своем рапорте, — пробормотала Лиз.

— Буду ждать с нетерпением. — Он посмотрел на нее вопросительно. — Ты не хотела бы позавтракать?

— Еще как. Давайте найдем какую-нибудь столовую или что-нибудь в этом роде.

— А тебе разрешают выходить? Я не хотел бы оказаться недругом той женщины с зубами.

— А я вот рискну. — Лиз улыбнулась, испытывая слабую неловкость из-за протокола, не разрешавшего им называть друг друга по имени. Под влиянием внезапного беззаботного возбуждения она соскочила с кровати и, как была в бесформенной больничной сорочке, описала пируэт.

Уэдерби встал, поклонился с ироничной галантностью и направился к двери.

Она посмотрела ему вслед, а затем, осознав, что ее сорочка была полностью открыта сзади, начала хохотать. Возможно, она была еще не вполне в норме.

В шкафчике у кровати чья-то заботливая рука положила совершенно новое нижнее белье, кроссовки и серый тренировочный костюм. Все подошло отлично. Одевшись таким образом, она открыла дверь.

— Следуй за мной, — сказал Уэдерби. — Отличный костюмчик, между прочим.

Столовая была огромна — сияющий океан торговых автоматов и чисто вытертых столов. В середине утра там почти никого не было, и они двое были единственными посетителями. Лиз взяла себе кофе, апельсиновый сок и тост. Уэдерби ограничился кофе.

— Полагаю, вы знаете, кем на самом деле был Фарадж Мансур, — сказала она, помешивая кофе.

— Да. Джеффри Фейн сказал мне сегодня утром. Я летел сюда на вертолете вместе с ним.

— И где же теперь Фейн? — спросила она.

— Летит домой, опрашивает Маккея, я думаю.

— Ублюдки. Ублюдки! Они преднамеренно держали нас в неведении. Смотрели, как мы лезем из кожи вон. Смотрели, как умирают люди.

— Похоже, так и было, — сказал Уэдерби. — Как ты догадалась?

— По поведению Маккея вчера вечером. Когда Мансур вышел из крикетного павильона с поднятыми руками, Маккей отвернулся, как будто не хотел, чтобы его узнали. Они знали друг друга. Это было единственное возможное объяснение.

— Фарадж Мансур был человеком МИ-6, как и его отец до него. По всем стандартам он был первоклассным агентом. Очень храбрым и надежным.

— И Маккей его курировал?

— Он достался ему по наследству. Маккей прибыл в Исламабад примерно в то время, когда началась американская интервенция в Афганистане, и, если читать между строк, слишком нажимал на Мансура. Мансур сказал, что за ним установлено слишком пристальное наблюдение, и настоял, чтобы они прекратили контакты.

— И Маккей отступил?

— У него не было особого выбора. Мансура нужно было ублажать.

— И затем ВВС США расстреляли его семью.

— Верно. Что бы это ни было — трагический несчастный случай или фатальная некомпетентность — в зависимости от того, как интерпретировать факты, но Мансур посчитал это местью. Наказанием за то, что он прервал контакты с Маккеем. Поэтому неудивительно, что он встал под знамена джихада. Это был вопрос чести, помимо всего прочего.

— Око за око.

— Вот именно.

— И тут появляется Д’Обиньи.

— И тут появляется Д’Обиньи. Где-то в Париже, примерно в то же время, она сообщает своим кураторам, что располагает ценной информацией: она знает, где находится личная резиденция командующего Марвеллом. Руководители ИТС понимают, что могут убить одним выстрелом несколько символических зайцев. Такой шанс нельзя было упускать.

— Судя по тому, как вел себя Мансур, я сказала бы, что для него это было почти полностью личным делом, — покачала головой Лиз. — Когда он увидел, что устранение семьи Делвса невозможно, он сдался. — Она пожала плечами. — Он, вероятно, даже не слишком ненавидел Запад.

— Вполне вероятно, что ты права, — пожал плечами Уэдерби.

— Скажите мне еще вот что, — нахмурилась Лиз. — Если информация о Пакистане поступала к нам через Шестерку и они придерживали информацию о Мансуре, как вы узнали, что именно его семья была убита ВВС США?

Уэдерби посмотрел на нее с кривой улыбкой:

— Главным контрагентом Шестерки в Пакистане, как ты знаешь, является Управление межведомственной разведки, которое подчиняется министерству обороны. Шестерка гораздо меньше общается с Бюро полицейской разведки, подчиняющимся министерству внутренних дел, чье отношение к УМР, скажем так, не слишком дружественное.

— И у вас есть друзья в БПР? — спросила Лиз.

— Я поддерживаю кое с кем дружеские отношения, конечно. Я сообщил им имя — Фарадж Мансур, — и их банк данных выдал предполагаемого террориста, чьи отец и невеста были убиты в Даранже. Разумеется, они не знали, что Мансур был британским агентом.

— Но почему, почему Фейн и Маккей не сказали нам обо всем этом?

— Это вопрос допуска к информации, — сказал Уэдерби. — Как это видит Фейн, рассказывать нужно было или всем — включая американцев, — или никому. И они решили, что лучше никому. Вообрази только, что Мансуру удалось взорвать какой-нибудь лондонский ночной клуб или, скажем, нанести серьезные повреждения военному объекту, а затем весь мир узнает, что он бывший агент МИ-6. Ущерб был бы неисчислимым. Намного лучше было молчать в тряпочку, позволить нам найти его, а затем устранить, прежде чем у него будет шанс заговорить.

— Мне очень жаль, — покачала головой Лиз. — Я понимаю политическую сторону дела, но все же считаю случившееся вчера вечером делом непростительным. Не было там никакой гранаты. Человек стоял с поднятыми руками.

— Боюсь, вопрос это чисто академический. Мансур и Д’Обиньи убили нескольких невинных людей. В отношении действий спецназа будет проведено расследование, но ты можешь догадаться, к какому заключению оно придет.

Она снова покачала головой. После минутного раздумья она сказала:

— Значит, мы проиграли, да?

Уэдерби наклонился через стол и взял ее руки в свои:

— Мы победили, Лиз. Ты спасла жизнь той семье. Никто не смог бы сделать большего.

— Мы все время были на шаг позади. Я пробовала проникнуть в мысли Д’Обиньи, но не смогла. Я просто не могла понять, что у нее на уме.

— Ты подобралась так близко, как только возможно.

— В момент, когда ее жизнь оборвалась, мы стояли лицом к лицу. Кажется, она даже что-то мне говорила. Но я не могла услышать, что она говорила.

Уэдерби ничего не сказал. Он не выпускал ее рук, да и она не пыталась освободить их.

— Что будем делать? — спросила Лиз наконец.

— Думаю, мы могли бы найти кого-нибудь, кто отвез бы нас в Свонли-Хит, чтобы забрать твою машину. А оттуда я мог бы отвезти тебя в Лондон.

— Хорошо, — сказала Лиз.

Дебютная книга Стеллы Римингтон, бывшего директора МИ-5, — автобиография «Открытые секреты», вышедшая в свет в 2001 году, — произвела настоящий фурор. Сразу после ее публикации в СМИ разгорелись ожесточенные дебаты о том, стоило ли разглашать тайны британской разведки. Один из авторов «Таймс» даже назвал Римингтон «позором для страны». Эта точка зрения озадачила весьма осмотрительную Стеллу Римингтон.

— Моя книга носит в основном личностный характер, — поясняет она в одном из своих интервью, — но в ней есть и рассказы о некоторых эпизодах моей работы. Книгу, конечно же, проверили на предмет неразглашения. Все, что посчитали нужным, из нее убрали. Не понимаю, почему вокруг нее поднялся такой шум.

В течение своей выдающейся, почти тридцатилетней, карьеры Римингтон удалось поработать во всех главных областях разведки, включая антитеррористическую деятельность и контрразведку, и она стала своеобразным образцом для подражания в глазах других женщин.

Когда в 1969 году она поступила в МИ-5 на скромную административную должность, это был, по ее словам, «мужской клуб», где беседовали исключительно на шпионские темы. Считалось, что женщины там никогда не смогут сделать карьеру.

Однако эта система начала распадаться в конце семидесятых — начале восьмидесятых, и сейчас женщины составляют ядро Службы. И именно Стелла Римингтон стала первой женщиной, которая заняла пост генерального директора МИ-5.