Затем была долгая тишина, во время которой вниз сыпались куски земли, одежды и фрагменты тел, а затем, повернув голову, которая болела ужасно, она увидела людей, двигавшихся вокруг нее беззвучно, подобно призракам, в колеблющемся свете прожекторов. С одной стороны стоял на четвереньках полицейский; с тела его свисали обрывки формы. С другой лицом вниз лежала, вздрагивая, одетая в пальто фигура Дона Уиттена, а за ним на земле сидел армейский офицер с ничего не выражающими глазами, из его ушей шла кровь. В собственных ушах она слышала высокий, тонкий, как нить, крик. Не человеческий, а какое-то эхо.

К ней подбежал полицейский и что-то прокричал, но она ничего не смогла услышать и отмахнулась от него. Затем вертолеты и огни переместились с них на крикетный павильон и лес на дальней стороне площадки для крикета. Они, должно быть, нашли Мансура.

— Живым! — попыталась она прокричать, поднимаясь на колени. — Взять живым! — Но она не слышала собственного голоса.

Теперь она бежала, бежала под острым углом к одной из групп спецназа, которая целеустремленно подбиралась к павильону. Каждый шаг, который она делала, отзывался сокрушительным ударом в ее голове. Она все еще почти ничего не могла слышать, кроме тонкого крика в ушах, и не ощущала присутствия Бруно Маккея до тех пор, пока он не бросился на нее сзади и, обхватив руками ее икры во влажных джинсах, повалил ее на землю.

— Бруно, мы… неужели ты не видишь, мы… — ошеломленная, простонала она.

— Не двигайся, Лиз, — приказал он, с силой прижав ее за запястья к земле. — Пожалуйста. Ты сейчас не в себе.

Она лежала там, обездвиженная. Наблюдала, как прожектор полицейского вертолета добела высветил павильон. День посреди ночи. Она не знала даже наверняка, что пыталась сделать до этого.

— Со мной все хорошо, — пробормотала она.

— С тобой не все хорошо, — прохрипел он. — У тебя серьезная контузия. И мы должны уйти отсюда.

— Нам нужно взять Мансура живым.

— Знаю. Но не лезь теперь, пожалуйста. Пусть спецназ делает свою работу.

Четверо солдат двинулись к павильону с карабинами МП-5 у плеча, но тут передняя дверь медленно открылась и на залитую светом террасу выступила жилистая фигура в джинсах и футболке. Руки человека были подняты. В них не было оружия.

Лиз зачарованно смотрела на Фараджа Мансура. Смотрела, как первые капли дождя оставили темные пятна на его футболке. Маккей, однако, едва взглянул на него. Лиз внезапно с ужасом осознала, что именно должно было произойти и почему.

На какой-то миг все замерли, и затем один из спецназовцев завопил:

— Граната!

С расстояния не больше полудюжины ярдов четверо мужчин выпустили в грудь Мансура по очереди. Онемев, Лиз наблюдала, как его тело, судорожно дергаясь, падает на землю.

Она смотрела на залитое светом табло, почти плача от ярости.

— Ты понимаешь, черт тебя дери, понимаешь, что ты наделал?

Голос Маккея был терпелив:

— Лиз, вернись к реальности.

Шаги, которые она проигнорировала. Это чья-то еще проблема. Она снова начала куда-то уплывать, но услышала — как будто с большого расстояния, — как кто-то зовет ее по имени. Затем снова шаги.

Лиз неохотно открыла глаза. Комната, в которой она лежала, была просторна. Между ее кроватью и окном стояла капельница из нержавеющей стали и кислородный баллон на тележке. В ноздрях у нее была дыхательная трубка, а кровать утопала в подушках.

Постепенно туман расчистился. Дело было кончено, Фарадж Мансур и Джин Д’Обиньи были мертвы. Но Лиз знала, что некоторые моменты предыдущего вечера потеряны для нее навсегда. Причиной этого стали взрыв бомбы и последующая контузия.

Она вытащила дыхательную трубку из ноздрей. Голова ее болела, а во рту ощущался неприятный несвежий вкус.

Дверь открылась. Вошла молодая светловолосая женщина в военных брюках и футболке ВВС США.

— Здравствуйте! Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, я думаю. — Лиз попыталась принять вертикальное положение. — Где я?

— Марвелл. Госпиталь авиабазы. Я — доктор Бет Уилдор. — У нее была живая манера поведения и великолепные зубы.

— А-а, хорошо, — кивнула Лиз. — Гм… Я могу встать?

— Я только вас быстренько осмотрю.

В течение следующих десяти минут доктор Уилдор осматривала ее глаза и уши, проверяла слух, измерила давление и провела другие тесты, записав результаты в карту.

— У вас замечательные способности к восстановлению, мисс Карлайл. Вы были не в самом лучшем состоянии, когда вас принесли сюда прошлой ночью.

— Боюсь, я помню об этом немногое.

— Мы называем это постэксплозивной травмой. Некоторые элементы пережитого вы, вероятно, так и не сможете вспомнить, но это, может быть, не так уж и плохо.

— Кто-нибудь погиб?

— Кроме террористов, вы хотите сказать? Нет. Несколько человек были ранены, но никто не умер.

— Слава богу. Теперь я могу встать?

— Знаете что, мисс Карлайл, я бы на вашем месте не спешила. Почему бы вам пока не принять посетителя, а когда я закончу обход, мы поговорим?

— У меня посетитель?

— Ну да, — сказала она, заговорщически улыбнувшись. — И мистер Уэдерби, похоже, очень о вас беспокоится.

— Уэдерби? — Она почувствовала необъяснимый трепет. — Он здесь?

— Прямо за дверью. — Она посмотрела на Лиз. — Можно ли считать, что вы хотите его видеть?

— Очень хочу, — сказала Лиз, улыбаясь.

— Хорошо! Возможно, вы хотели бы иметь в своем распоряжении минуту-другую, чтобы освежиться?

— Пожалуй.

— Я скажу ему — пять.

Когда доктор Уилдор ушла, Лиз перебросила ноги через край кровати и подошла к раковине. Ее пошатывало. Большим шоком оказалось лицо, которое смотрело на нее из зеркала. Она выглядела так, как будто ее избили, вокруг глаз залегли темные круги. Она сделала, что могла, с помощью косметички, которую нашла у изголовья, и затем устроилась поприличнее в кровати.

Вошел Уэдерби с букетом цветов. Ей нелегко было бы вообразить нечто подобное.

— Куда их можно поставить? — спросил он, оглядываясь.

— В раковину, возможно? Они очень красивы, спасибо.

Занимаясь цветами, он на мгновение повернулся к ней спиной.

— Ну… как ты себя чувствуешь? — спросил он.

— Лучше, чем выгляжу.

Он неловко присел в ногах кровати.

— Ты выглядишь… В общем, я рад, что не хуже.

— Как я понимаю, с нашей стороны никто не погиб? — сказала она.

— Суперинтендент Уиттен лежит в соседней палате. Он был ранен осколком и потерял много крови. Несколько солдат также получили тяжелые ранения, и есть полудюжина контуженых вроде тебя. Но никто не погиб. За что в значительной степени мы должны благодарить тебя.

— Я полагаю, вы в курсе всего, что случилось?

— Я был в КОБРЕ, когда ты позвонила и сказала, что летишь в Уэст-Форд вертолетом. Пять минут спустя полицейские сообщили, что произошел взрыв и по крайней мере дюжина человек убиты или ранены, а затем почти сразу поступил другой рапорт о том, что спецназ вступил в перестрелку. На Даунинг-стрит к этому времени все уже стояли на ушах, как ты можешь себе представить, но, к счастью, к тому времени, когда я туда добрался, я смог извлечь из Джима Данстэна некоторые достоверные факты — включая тот факт, что один из моих офицеров ранен. — Он сухо улыбнулся. — Премьер-министр был, естественно, чрезвычайно озабочен. Он сказал мне, что будет за тебя молиться.

— Должно быть, это меня и спасло. Но скажите, хватило ли времени, чтобы эвакуировать семью Делвсов?

Уэдерби кивнул:

— Данстэн успел предупредить охранников Делвса, и они перевели семью в сельский клуб, насколько я помню.

— Тем временем все мы приземляемся на крикетной площадке. Появляется Джин Д’Обиньи. Я помню, как она шла ко мне. Что случилось? Почему она уходила от цели?

— Мы не знаем. Дело выглядит так, как если бы она передумала. Она несла бомбу, а у Мансура был дистанционный пульт. Мы думаем, что он, очевидно, взорвал ее. Мансура активно искали с вертолетов. Кто-то сообщил о тепловых следах в районе павильона, и одна из групп спецназа двинулась туда на разведку. — Он криво улыбнулся. — Как мне сообщили, ты наблюдала за этим процессом с близкого расстояния.