Фарадж опустил стекла MGB и откинул виниловую крышу. Автомобиль стоял около старого моста через реку. Прямо перед ним начинался пролет потрескавшихся бетонных ступеней, ведущих вниз к узкой тропинке. От дальнего берега реки уходил на север более узкий дренажный канал. Река здесь была глубокой, но медленной.
Поворачиваясь, она осмотрелась вокруг. Ничего. Затем Фарадж с силой сжал ее запястье, и она вздрогнула, отступив от моста. В дренажной канаве было какое-то движение. Что-то тихо раздвигало камыши и тростник. Животное? — спросила она себя. Полицейская собака? Ничего не было видно, кроме медленного, пугающего колебания тростника.
Они уже были довольно далеко от берега, присев за машиной с оружием в руках.
Тростник разошелся, и показался острый нос бесшумно двигавшегося каяка. В нем сидела неподвижная фигура, упакованная в водонепроницаемый плащ защитного цвета с капюшоном. Первым предположением Джин, буквально парализовавшим ее, было то, что это солдат спецназа, и, когда фигура медленно поднесла к лицу бинокль, предположение это, казалось, подтвердилось.
Но человек осматривал растительность на краю берега, полностью игнорируя MGB, стоявший у моста. Внезапно маленькая непримечательная птица вылетела из-под моста и уселась на сломанный стебель камыша. Плавно и неторопливо бинокль повернулся в сторону птицы, и теперь на скрытом капюшоном лице сидевшего в каяке человека стала видна довольная улыбка.
Джин поставила «малыша» на предохранитель и скосила взгляд, чтобы посмотреть, заметил ли Фарадж, что молодой человек не представляет угрозы. Птица, должно быть, заметила ее слабое движение, потому что быстро вспорхнула с камышинки и метнулась обратно под мост. Молодой человек недолго смотрел ей вслед, затем развернул каяк и исчез так же, как появился.
— Мы должны избавиться от автомобиля, — сказала Джин, когда они убедились, что молодой человек не вернется. — Вертолеты, которые мы видели раньше, были военными, и на их тепловых видеокамерах машина будет видна даже сквозь деревья.
— Так и сделаем, — кивнул Фарадж.
Просунувшись в автомобиль, он поставил его на нейтральную передачу и отпустил ручной тормоз. Они стали толкать его сзади. Старый MGB был тяжелее, чем казался на вид, и потребовалось несколько секунд, чтобы сдвинуть его с места в скользкой от дождя грязи. Затем он как будто неохотно двинулся к началу лестницы, покачнулся на первой ступеньке и с громким скрежетом застрял.
— Мост зацепился, — пробормотал Фарадж. — Вот зараза. Надо еще толкать.
И они толкали его, упираясь плечами в хромированный задний бампер и глубоко зарываясь в землю рифлеными подошвам ботинок. Сначала ничего не происходило, затем цементное покрытие кирпичных ступеней раскрошилось, зад MGB взлетел вверх, выбив Джин из равновесия так, что Фараджу пришлось схватить ее, чтобы она не соскользнула в реку, и автомобиль начал медленный спуск по ступеням. В самом низу он как-то даже величественно перевернулся на крышу, с сильным всплеском упал в воду и начал погружаться на глубину под мостом. Задыхаясь, Джин и Фарадж смотрели с нижних ступеней, как хромированные бамперы становились все бледнее, пока наконец не исчезли совсем.
Они снова поднялись по лестнице, и Фарадж проверил жестяную банку, в которой находился заряд Си-4.
— Все в порядке?
Фарадж пожал плечами:
— Он все еще там. А мы все еще здесь.
Джин взяла вещи. Она чувствовала себя замерзшей, грязной, голодной и промокшей до нитки. Кроме того, ужасные события дня — повторяющиеся выбросы и отливы адреналина — довели ее до почти галлюциногенного истощения. Она ощущала, теперь уже в течение нескольких дней, присутствие неумолимо преследующей ее фигуры. Фигуры, которая тянулась за ней как тень, нашептывая в уши вещи, которые ввергали ее в сомнения. Возможно, подумала она, это было ее прежнее «я», пытавшееся вернуть ее душу. Фарадж в отличие от нее казался свежим как огурчик. Казалось, что его физическое состояние полностью зависит от его воли. Не было ни боли, ни страха, ни усталости.
Джин наблюдала за ним, и сила его самообладания производила на нее впечатление. Она глубоко пугала ее. Было время, когда она была уверена, что вера и решимость дадут ей такие же силы. Теперь она ни в чем не была уверена. Она родилась заново, конечно, но вступила в мир чрезвычайной жестокости. Фарадж, как она поняла, жил в этом мире уже в течение долгого времени.
В отдалении, возможно милях в пяти, застрекотал вертолет. Какой-то миг ни один из них не двигался.
— Быстро! — сказала Джин. — Под мост.
Они скатились вниз по ступенькам на узкую тропинку и бросились прямо в намокшие кусты ежевики. Шипы впивались Джин в лицо и руки, но наконец они продрались сквозь кусты и скорчились в темноте под аркой.
Примерно через минуту звук вертолета вернулся, на сей раз громче, возможно, на расстоянии трех-четырех миль, и хотя она знала, что для него невидима, она прижалась к мосту. Почти плача от истощения и дрожа от холода, она сказала без всякого выражения:
— Думаю, что мы должны снять рюкзаки и заночевать здесь. Инфракрасные камеры вертолетов не смогут уловить тепло через кирпич.
Он поглядел на нее подозрительно, почувствовав в ее голосе пораженческие нотки.
— Если нас поймают на открытом месте, — взмолилась она, — нам конец, Фарадж.
Он помолчал, обдумывая ситуацию. В конце концов он согласно кивнул.
Лиз как раз собиралась включить ноутбук и расшифровать входящую электронную почту, когда уголком глаза увидела, как Дон Уиттен подался вперед и закрыл лицо руками. Где-то через секунду его искаженное от разочарования лицо появилось снова, и он стиснул кулаки, беззвучно ругаясь.
В ангаре в этот момент было восемнадцать мужчин и три женщины. Шестеро мужчин были армейскими, и все они, кроме капитана спецназа Керсли, были в полевой форме. Все, как один, затихли и повернулись к Уиттену.
— Расскажите, что там, — сказал Данстэн спокойным голосом.
— Молодой человек по имени Джеймс Мартиндейл только что сообщил об угоне зеленого гоночного двадцатипятилетнего MGB от паба «Плау» в Бердхоу. Это могло произойти в любое время после двенадцати пятнадцати, когда он приехал в паб, чтобы перекусить. Потом он долго смотрел регби по телевизору.
Раздался коллективный вздох — звук крайнего разочарования. Было слишком наивно надеяться, что угон автомобиля не связан с Д’Обиньи и Мансуром. Уиттен хмуро потянулся за сигаретами.
— Бердхоу находится в полумиле за внешней стороной круга оцепления. Они, должно быть, удрали от нас по полям, пока мы организовывали блокаду. И теперь у них есть целых четыре часа форы.
Армейские офицеры молча посмотрели друг на друга. Два батальона регулярных войск и резервистов и полудюжина вертолетов «газель» и «линкс» все еще продолжали развертывание в северо-западном секторе.
— Секунду, — сказал Маккей, поворачивая голову туда, где сидела Лиз. — Гоночный зеленый MGB? Мы один такой обогнали! Помнишь, я говорил тебе, что когда-то у меня…
— Цвета морской волны? К которому девицы липли?
— Да, тот самый. Так где же мы были? Взглянем на экран. Отсюда мы двинулись на юго-запад, и сколько мы ехали, минут пятнадцать? Это должно было быть где-нибудь рядом с Касл-Эйкр или Нарборо. Итак, если наша встреча в Марвелле была назначена на два часа дня и это был тот самый автомобиль, тогда два наших террориста были около Нарборо приблизительно в час сорок пять. Два с четвертью часа назад. Вы правы, — обратился он к Уиттену, — они могут быть где угодно.
— Но зачем угонять такой легко узнаваемый автомобиль? — спросила Лиз.
Полицейские посмотрели друг на друга.
— Потому что его легче увести, дорогуша, — сказал Уиттен. — У большинства автомобилей моложе двадцати лет есть автоматический замок рулевого управления.
— Ну ладно, понятно. Получается, однако, что они схватились за соломинку? Отчаянный рывок, лишь бы убраться подальше от блокпоста. Они не рискнули бы въехать в город в автомобиле, который опознали бы немедленно, ведь они должны исходить из того, что об угоне уже сообщено.
