Он ждал. В её положении было опасно начинать разговор, который мог послужить причиной слёз и опасности выкидыша. Помнил историю Василисы. Не дай Бог…
Но и ждать становилось все труднее. Чувствовал, что Ая до сих пор словно не живая с ним, словно внутри замороженная. Да и хотел знать правду, наконец. Чем больше думал, вспоминал — тем больше находил непоняток. Слишком многое не сходилось, картинка не складывалась.
Не хотел начинать расследование за спиной, хотел от Аи услышать. Чтоб сама, по своему желанию рассказала. Думал сначала напором взять, связаться с её отчимом, но не стал. Предчувствовал, что в грязи изваляется, а Голубоглазка чистоту любит. Опасно. Потеряет. И разрывало его на части от всех этих мыслей, от неё, что становилась настоящей только снизу. Не мог уже спать один, купил её любимые средства для ванной, духи, кольцо купил…
Как-то раз, ночью, когда спала, примерил и несколько долгих минут наслаждался видом драгоценности на её безымянном пальце. Шизик.
*****
Сегодня он приготовил свинину в аджике. Сам запёк в духовке, с удовольствием вдыхая аромат, разносившийся по квартире. Ая же, не успев войти и раздеться, сразу побежала «мыть руки». Черт!
— Ты как там, жива? — крикнул, подойдя к двери ванной и прислушиваясь к звукам.
— Угу.
Голос глухой, как из танка.
— Может, помочь?
— Нет.
Он отошёл, не стал настаивать. Включил музыку, поправил на столе скатерть и сел.
Она вышла спустя четверть часа: бледная, еле живая.
— Что-то случилось?
Смотрел на неё, и в груди все переворачивалось.
— Нет. Да. Я беременна.
Слава Богу!
— Я знаю, милая, — подскочил, но она остановила, вытянув вперёд руку.
— Давно?
— Нет.
— Я буду рожать.
— Я тоже. В смысле, это здорово.
Ая тяжело уселась за стол и посмотрела на Костю в упор. И ему совсем не понравился её взгляд, черт подери! Задержал дыхание.
— Мы должны прекратить отношения. Сделать перерыв.
— Я готов отказаться от секса, но не от тебя в своей постели. Никакого перерыва не будет.
— Мне трудно.
— А мне, по-твоему, за*бись? Видеть, как ты… я не могу никак достучаться до тебя! Скажи… скажи честно, ЧТО не так? Мы давно знакомы, сейчас — знакомы ближе, чем когда-либо, нам хорошо вместе, я готов помогать тебе во всём, заботиться, строить мосты, прокладывать дороги, лишь бы ты не свернула, я убить готов за тебя, нарушить любой закон, всё отдать… будь рядом, прошу. Выходи за меня.
Она вздрогнула всем телом. Отшатнулась на стуле в ужасе, оторвав передние ножки от пола и грозя упасть.
— Нет, — прошептала, бледнея ещё больше, хотя куда уж больше-то…
— Почему?
— Я сделала ошибку. Много ошибок. Согласилась заменить Людку, пошла на новую встречу с тобой, не сбежала, подписала дурацкий договор… прости меня, я не должна была всё это начинать.
— Замолчи! — он поднялся, уперев руки в стол. — Не говори так! Начала не ты, а мои друзья. Я тоже начал. Это просто судьба. Быть вместе нам — судьба, понимаешь?
— Судьба? — она хрипло засмеялась и тоже поднялась. — Нет, Константин Романович, не она это. Не быть нам вместе. Не после всего, что произошло.
— Да что произошло, в конце концов? Что?! — заорал, отпустив контроль.
— Ты бросил меня! Когда я так в тебе нуждалась! — она закричала, как и он, с отчаянием, отпуская себя в свободное плавание, в открытый бушующий океан на хлипкой лодочке, без вёсел. — Когда я не могла вернуться домой! Ты оставил меня без денег, без обещаний и на расправу дружкам! Мне пришлось всё продать, чтобы они насытились, себя продать, но им всё было мало! Я в больнице провалялась не один месяц! У меня… ты не оставил мне даже надежды… мне пришлось собирать себя заново, искать себя… я не могу быть с человеком, который предал. Предав раз, он сделает это снова, нужны лишь подходящие обстоятельства… Я прошла долгий путь реабилитации, освоила искусство самозащиты, достала липовые документы, решила начать новую жизнь, стать сильной, независимой, забыть тот кошмар, но ты снова вмешался, как тогда, у подъезда… когда тебя не ждали… я не могу, просто не могу.
Ая отвернулась и пошла к двери. Плакала. Он видел, но не мог сделать ни шага, прибитый её словами. Словно цемента выпил, потяжелев сразу, ноги онемели, не чувствовали ничего. А грудь щемило. Шумело в голове эхо её признаний. И во рту — вкус железа: противный, отравляющий. Её глаза… полные муки, они рвали его на куски.
— Милая… вернись. Давай обсудим… какие долги… какие друзья… я приезжал к тебе…
Он до сих пор не понимал, оглушенный сказанным, а она открыла дверь и покачала головой, не поворачиваясь.
— Жестоко. Поздно. Не смогу. Не хочу… всё снова… не справлюсь. Прощай.
И ушла, очень тихо закрыв за собой дверь.
« Глава 25
Ему понадобилось много времени, чтобы «въехать», принять информацию, сделать соответствующие выводы, вспомнить своих прежних «друзей», зафиксировать все на бумаге и принять решение. Целых сорок восемь часов.
Он, конечно, мог бы побежать вслед за Голубоглазкой, вернуть её в тот же вечер или остаться у неё, но не стал, не смог. Всё, что он смог — попросить Соплю оторваться от семьи и съездить, проверить свет в окнах. Он должен был дать ей время успокоиться, а самому окунуться в то дерьмо, что следовало из прошлого, попробовать проглотить и переварить.
С последним была большая проблема.
После ухода Аи он словно прожил несколько жизней.
А ещё через два дня усиленных размышлений и звонков, поисков старых контактов, Костя составил план. Он включал в себя обязательный отъезд из города, поэтому было необходимо обезопасить тыл. И сделать самый важный звонок.
По его просьбе деликатно узнать о состоянии Аи отправили Василису. Андреевна сразу сказала мужу после вечера у Сопли, что Ая не так проста, как кажется, хоть и подкупает человеческими качествами. Кот на это посоветовал шринку вспомнить себя, но информацию Косте передал. И Костя решил попросить именно шринка, т. к. дело оказалось серьёзней, чем он думал, а положение Аи в связи с беременностью — более нестабильным и уязвимым.
Василиса приехала к ней, чтобы прикупить нашумевших булочек, и что происходило в дальнейшем, Косте было не ведомо, но Андреевна отзвонилась сразу и первая фраза была: «Не разберёшься ты — разберутся с тобой». Прав был Котов, помощник из Василисы — никакой.
