И хотя такой тип учебного заведения – «мультивер-ситет» (как более чем полвека тому назад его метко окрестил Кларк Керр, в то время президент Калифорнийского университета), охватывающий «целый ряд сообществ и видов деятельности, объединенных общим названием, общей администрацией и общими целями»[59], – с XIX в. претерпел последовательные изменения, мы утверждаем: модель, в целом крайне успешная, имеет и определенные недостатки, которые ограничивают или подрывают ее огромный потенциал в процессе производства знаний и поддержки социального благополучия. Взяв высказанную Роудсом оценку трансформационного университетского воздействия за отправную точку, мы постараемся разобрать контекст вокруг дилеммы современного американского исследовательского университета, выявить его недостатки и предложить новую модель, в большей степени соответствующую потребностям нашего общества в XXI в. Эта модель – модель Нового американского университета, предложенная Майклом М. Кроу, когда он стал президентом Университета штата Аризона, – с успехом реализовывалась там на протяжении последнего десятилетия усилиями профессуры, администрации и студентов. Модель как разновидность американского исследовательского университета расширяла возможности последнего в плане ориентации его на удовлетворение возросшего и более разнообразного спроса, обеспечение доступности академического сообщества (его исследовательской и педагогической составляющей), подчиненного задачам производства и приобретения знаний. Это есть реконцептуализация американского исследовательского университета – комплексного, адаптивного института по производству знаний, нацеленного на научные открытия, творческий подход и инновации, – института, доступного населению страны во всем спектре его социоэкономического и интеллектуального предъявления.

По любым меркам или показателям американские исследовательские университеты могут претендовать на единоличное мировое господство. Джонатан Коул, почетный проректор Колумбийского университета, следующим образом описал свой опыт пребывания на посту советника китайских провинциальных лидеров, решивших «с чистого листа» создать учебное заведение, способное конкурировать с университетами Лиги плюща. Задача, пишет Коул, заключалась в том, как «составить план по обретению величия»[60]. В Китае полным ходом идут инвестиции в национальную инфраструктуру высшего образования, китайские политики прекрасно осознают взаимосвязь между качеством высшего образования и конкурентоспособностью в глобальной экономике знаний. Об этом свидетельствует и колонка редактора в China Daily от 21 октября 2009 г.[61] Хотя ее автор и справедливо отмечает, что в правительственных планах по развитию консорциума университетов мирового класса – китайской Лиги плюща – чрезмерен акцент на элитарность и международный статус в ущерб доступности для большинства граждан, он остается в плену привычного русла: идеализирует американские исследовательские университеты и недооценивает насущную потребность пересмотра модели в условиях XXI в. Решимость создать исследовательские университеты с чистого листа сегодня открывает Китаю возможность спроектировать их так, чтобы превзойти традиционную историческую модель, уже устаревшую институционально, недостаточно масштабируемую и грешащую остаточным элитизмом[62].

Намерение скопировать американскую модель высшего образования, которое демонстрируют лидеры развивающихся экономик по всему миру, свидетельствует: они признают невероятную успешность этой институциональной модели, причем не только в сфере образования, но и как неоценимый фактор экономического роста и обеспечения конкурентоспособности. Правящие элиты и рядовые граждане сходятся в оценках, полагая, что Соединенные Штаты предлагают оптимальную модель высшего образования. В действительности же вряд ли имеет смысл говорить об одной-единственной модели, будто управление американским высшим образованием организовано централизованно и осуществляется общенациональным органом, проводящим одну стратегическую линию. Сегодняшняя система высшего образования США во многих важных отношениях является плодом целого ряда институциональных «биологических родителей» и долгой истории ситуативных корректировок в ответ на чрезвычайные исторические обстоятельства или же политическое напряжение. Подобную эволюцию разнородных институтов и динамику, которая привела к их нынешнему успеху, не так легко воспроизвести по инструкции, и усилия политиков в развивающихся экономиках почти наверняка не приведут точно к тем же результатам. Время и место для них – другие, а будущие критерии успешности еще только предстоит сформулировать. «План по обретению величия» почти наверняка потребует локальной адаптации в соответствии с организационным типом и национальным контекстом.

Всеобщее внимание к американским исследовательским университетам указывает и на растущее признание роли знания. Поскольку высшее образование – один из основных источников знаний и инноваций (которые, как известно, определяют темпы и траекторию развития мировой экономики), спрос на обновленные модели обучения и исследований, равно как и на новые идеи, продукты и связанные с ними процессы, достиг своего пика и превышает имеющееся в наличии предложение. И хотя производство и распространение знаний всегда останется приоритетной задачей колледжей и университетов, в последние десятилетия в развитых и развивающихся странах закрепляется понимание: научные открытия и технологические инновации – вот главные драйверы экономического роста и конкурентоспособности, и потому с точки зрения их вклада в экономику успех американских исследовательских университетов можно считать беспрецедентным[63]. Все увидели, что новое знание способствует экономической конкурентоспособности, и это выдвинуло проблемы высшего образования (наряду с новым, столь же популярным акцентом на науке и технологиях) на передний план политических дискуссий. В грядущие десятилетия политические решения в области высшего образования станут определяющими факторами для экономической конкурентоспособности страны и ее способности обеспечивать благосостояние своих граждан.

Сегодня в США порядка 5 тыс. вузов, но Фонд Карнеги лишь 108 из них классифицирует как крупные исследовательские университеты. Еще около сотни университетов с менее внушительными исследовательскими портфолио отнесены ко второй группе исследовательских университетов[64]. Университеты первой группы лидируют в авторитетных международных рейтингах академической продуктивности, что указывает на уважение, каким они пользуются в мире. Они неизменно занимают 17 мест в топовой «двадцатке» в авторитетном Шанхайском рейтинге университетов мирового класса (его составляет Шанхайский университет Цзяо Тун) и 14 мест топ-20 в рейтинге лучших университетов мира по версии Times Higher Education (THE)[65]. Число международных студентов, стремящихся поступить в американские колледжи и университеты, свидетельствует: мир осознал, что эти вузы открывают возможности, недоступные где-либо еще. Нет нужды добавлять, что все университеты, занимающие топовые позиции в рейтингах, относятся к группе исследовательских; Джонатан Коул убедительно описывает, чем цели данного институционального типа отличны от целей университетов, ориентированных в большей степени на преподавание: