– Я был твоим врагом, и все любили меня, я купался в их любви… зачем ты вернулся, зачем доказал, что я прежде ошибался, что все они только и думают, как бы сесть на трон вместо меня, а меня самого выбросить вон… им всё равно, что я сражался, что я победил, что я… – Младший осёкся и после изматывающего рыдания, которое, казалось, должно было порвать ему лёгкие, пробормотал, цепляясь за плечи брата, – почему после всего, что случилось, меня по-прежнему любишь ты один?!

– Тебя любит Элентари, – ласково проговорил Мелькор, перебирая золотистые пряди, чтобы добраться до шеи Манвэ и немного помассировать затёкшие мышцы. – Все тебя любят. Просто они редко об этом говорят. Они же пошли за тобой.

– Они шли по привычке!

– Разве это важно? Если бы они не любили тебя, они бы не пошли.

– Мел, я не хочу, чтобы они любили меня по привычке! Я хочу, чтобы они все были мои, чтобы они мне говорили, как любят меня, чтобы я был важен для них весь, а не только… не только как Король… бывший Король… – Манвэ снова разрыдался, комкая в пальцах рубашку старшего. Тёмный Вала устало улыбнулся: младший понемногу расслаблялся, плакал всё тише, и сейчас они снова были близки, как во время своего зарождения, между ними не было бездны лицемерия, они могли друг друга любить и не скрывать это, изводя один другого.

– Ты всегда будешь для них Королём, малыш.

Манвэ положил голову ему на плечо.

– Мел, – прошептал он, – только ты меня всё ещё любишь…

– Только Тьма возьмёт тебя таким, каков ты есть, – проговорил Мелькор с усмешкой, продолжая гладить и разминать его плечи, – помнишь, я тебе говорил? Свет подразумевает слишком много условностей, но изнутри точно такой же. Скажи, кто из вас на самом деле лучше меня?

– Ты лучше всех! – горячо воскликнул Манвэ и прижался теснее. Голос его снова стал тихим и ласкающим. – Тебя одного я люблю… помнишь?

Конечно, Мелькор помнил и без слов знал, что имеет в виду его брат. Его единственный брат, беззащитный трепетный дух, который чувствовал себя в безопасности, только будучи окружённым надёжной сутью брата. Ему пришлось натащить на свою нежную сущность много дряни, чтобы выглядеть как все, но иногда настоящему, тому, древнему ему удавалось пробиться сквозь эту броню. Тьма издавна помогала разрушить ложь, жестоко снося всё, что мешало ей добраться до истины. Только Тьме Свет может смотреть в лицо с истинным бесстрашием, ибо только Тьма знает, что они равны и в некотором смысле похожи.

Многообразные лики любви вынуждали Мелькора и Манвэ то дарить нежнейшие поцелуи, то рвать клыками в кровь, и самую сильную вражду и ненависть подстёгивала именно коварная любовь. Их тянуло друг к другу, они не могли жить порознь. Они всегда помнили Эа и его беззвучную вибрацию, помнили то, как родились, сплетённые, помнили, как счастливо текли первые годы в Арде. Мир принадлежал им, и другие их братья всегда чувствовали, что стоят на ступень ниже вершины мира, не достают до этих двоих, хотя бы самую малость не достают. Сёстрам, пожалуй, было всё равно. Они занимались обустройством мира и мало внимания обращали на раздоры мужчин.

– Искупаемся? – тихо спросил Манвэ.

– Давай, – согласился Мелькор. Младший встал и небрежно скинул с плеч рубашку, озорно взглянул на брата и расплылся в улыбке.

– Догонишь – поцелую.

– А если не догоню?

– Ты обязательно догонишь!

Из дверей выметнулись две ширококрылые тени, с небольшой форой Манвэ нырнул под воду, и, разумеется, Мелькор его догнал. Как две гигантские чайки, они летели под водой, сплетаясь, смеясь воздушными пузырями и беспрестанно осыпая один другого поцелуями.

Уже убрав крылья, старший Вала всплыл на поверхность и улёгся на спину на водной глади, раскинув руки в стороны. Манвэ прильнул к его груди, мокрые волосы накрыли обнажённое тело Мелькора тёмно-золотым плащом.

– Как хорошо, – прошептал младший и прикрыл глаза. Ладонь Мелькора легла ему на затылок, и Манвэ уснул в тёплой колыбели воды под солнечным одеялом, чувствуя, что снова счастлив на своей вершине мира.

Мелькор дремал вместе с ним, и ему казалось, что они снова в объятиях Эа, и между ними никогда не было вражды.

Солнечные лучи играли на волосах сонного Мелькора, который сидел на измятой кровати, до пояса прикрытый одеялом, и курил. Шорох волн делал молчание уютным и приятным: двое не просто молчат, они слушают шум прибоя.

Манвэ сел на кровать к брату и прикурил от его сигареты.

– Знаешь, – улыбнулся он, окидывая старшего долгим взглядом, – сейчас мне жаль, что между нами ничего не было этой ночью.

Тёмный Вала слабо улыбнулся, прикрывая глаза, как нежащийся лев.

– Хочешь сказать, хороший разговор – это ничего?

Повелитель Ветров рассмеялся, уткнувшись ему в плечо.

– Ты прав, хорошие разговоры случаются у нас гораздо реже.

Мелькор переложил сигарету в левую руку, а правой потянул его за волосы. Младший мгновенно напрягся, но Мелькор только посмотрел ему в глаза.

– Хочу ещё раз увидеть тебя таким, пока ты всё ещё куришь, сидя со мной на одной кровати.

Не пытаясь вырваться, Манвэ с вызывающей улыбкой затянулся и выпустил дым ему в лицо.

– Смотри.

– Ты не знаешь границ, – тихо проговорил Мелькор. – Иногда мне кажется, что ты вовсе не чувствуешь боли. Ничего не чувствуешь.

– Ветер не напорешь на копьё, он всё пропускает сквозь себя.

– Но ты не только ветер. Ты мой брат.

– Да кто об этом помнит.

– Я.

– Твоё мнение давно никому не нужно.

– И в первую очередь тебе.

– Мне? Ошибаешься, милый. – Манвэ поднялся, бросив незатушенный окурок ему на одеяло. Мучение на лице брата приводило его в экстаз. – Мне нужно всё, что заставляет тебя страдать. Ветер никогда не был так силён, чтобы толкать тебя на то, что ты можешь делать только сам. – Король усмехнулся, вскидывая голову. Он был прекрасен, но Мелькору хотелось его удушить. – Отъебись, слышал?

Мелькор молча выбрался из-под одеяла, сунул ноги в расшнурованные ботинки и взял со стула скомканную рубашку. Младший смотрел на него с кривой улыбкой.

– Прощай, – сказал Тёмный Вала и переместился.

– Урод! Тварь! Я тебя ненавижу! – выкрикнул Манвэ в пустоту, прекрасно зная, что старший его не услышит, и ненавидя себя и его, и весь мир в придачу, потому что мир нёс в себе их Песню. Яростный ветер раздул искру в тлеющем одеяле, и через несколько минут опустевший маленький домик уже пожирало пламя, а в отдалении всё так же спокойно шелестели волны великого океана.

– Карвир, а как ты думаешь, Мел любит Манвэ? – спросил Хэннер, ложечкой мешая тёплое молоко в большом стакане.

– Он любит тебя, – спокойно возразил целитель и сел через угол стола от него. – Не беспокойся. Не нужно его ревновать.

– А вот куда это он опять упёрся? – ревниво буркнул маленький майа. Сказывались особенности расы: обычные школьные проблемы волновали Хэннера куда меньше, чем то, что ему уже которую ночь придётся провести в одиночестве. Ночь, на самом деле, была всего лишь вторая, но майа уже весь извёлся и не знал, куда себя и деть. Раз попробовав, отказаться было ещё труднее, чем если бы не пробовал вовсе.

– Он Вала, Хэннер, – улыбнулся Карвир. – У него и помимо нас есть дела. Очень много дел.

Хэннер надул губы и стал пить молоко.

Мелькор лежал, раскинув руки, на траве в парке, в том месте, где под землёй скрывалась крепостная стена. Он любил в былые времена лежать на стене и смотреть на звёзды, или обозревать чёрные равнины вокруг замка. Теперь не было ни стены, ни равнин, то есть стена была, но глубоко под землёй, спрятанная и замаскированная во имя мира, а полежать всё равно хотелось, именно здесь. Звёзды с земли казались немного другими, но мир того стоит… раз уж так все порешили.

Парк всё равно казался Мелькору недостаточной оградой. Местность вокруг Ангбанда без стены выглядела какой-то лысой.

Ни единый шорох не нарушал тишины безветренным вечером. Сгущались сумерки, звёзды становились ярче.