– Да-а? – лениво протянул Мандос.

– Намо, – тон Нессы сразу стал сухим и деловым, – мне нужна Яванна.

– Не лучше ли попросить у самой Яванны?

– Ну не будь как Мелькор! Тем более я у неё уже просила!

– Судя по твоему звонку – бесплодно?

– Да! Она не хочет со мной говорить!

– С чего ты взяла, что нужно ей присниться?

Ирмо пересел на кушетку и принялся приглаживать Намо по волосам.

– Я… я ей всё скажу! Что была дурой, что её мучила, а я не хочу, я хочу, чтобы она меня снова любила, она меня любит, она прячется, а я её не увижу, она не хочет, и я ей приснюсь, я расскажу, она на меня посмотрит, я открою ей сущность, там всё есть, я её люблю!!!

– Кажется, случай серьёзный, – сказал Намо, отстраняя трубку на расстояние вытянутой руки.

– Если ты, козёл бесчувственный, мне не поможешь!.. – орала Несса в трубку, поднеся её ко рту и топая ногой. Майар из её комнаты самоустранились. – Я... я на тебя так обижусь! Я её люблю, понял?! Ну и что, что я полжизни тупила, мне на самом деле нравилось, я хотела понять, правда ли, и если бы она ещё подобивалась совсем чуть-чуть, я бы насовсем к ней ушла, мы с ней созданы друг для друга, я населила птицами её леса, я тоже люблю животных, я говорю с деревьями и танцую для них, и буду танцевать для неё, для неё одной, я хочу петь для неё, жить для неё, дышать для неё, я хочу, чтобы она выпила меня до дна, я хочу гореть в ней, как спирт в крови, я её люблю, если ты любил хоть раз в жизни, ты понимаешь, что здесь не действуют никакие законы! – От крика Несса перешла к плачу, теперь она рыдала и, задыхаясь, кричала сквозь слёзы, не ожидая ответа, ей нужно было выговориться и некому было сказать, не Оромэ же, да и олени тут не помогут, а Намо тягучим взглядом смотрел в живые тёплые глаза Ирмо и уже знал, что сегодня ночью они оплетут могучую Яванну путами сна и позволят Нессе получить её единственный и последний шанс.

– Готовься, – сказал Намо и отключил телефон.

Валиэ осела на пол там же, где стояла, и бессильно опустила на колени обе руки с зажатой в них трубкой.

Вечером. Сегодня вечером…

Она уже знала, что надо сказать.

Мелькор водил членом по влажным губам своего майа.

– Ты уверен, что хочешь? – спросил он более нервно, чем возбуждённо, потому что в новой жизни им это делать ещё не приходилось, и партнёр казался слишком юным для чересчур взрослой игры.

– Мел… заткнись, – буркнул Хэннер, сосредоточенно прислушивавшийся к своим ощущениям. Он не знал, что таким способом могут совершать отвратительное насилие, и любопытничал, пытаясь понять, насколько приятно прикасаться к любимому таким способом. Мелькор такое делал, он сам – ещё нет, не удавалось как-то. Сейчас вдруг захотелось, так почему бы не попробовать? Тем более Мелькор тоже совсем не прочь…

– Пожалуй, мне нравится, – заключил майа и озорно лизнул головку перевозбуждённого органа. В отличие от своего хозяина, член совести не имел и знай себе требовал ласки, не обращая внимания на опыт её дарителя.

– Точно? – поинтересовался Вала, чувствуя настоятельную потребность сгрести Хэннера в охапку и оттрахать десятью разными способами, определившись с очерёдностью их применения уже в процессе.

– Ага… – протянул майа и с удовольствием лизнул снова. – И только попробуй мне помешать!

Стиснув зубы, Мелькор прикрыл глаза, чтобы не кончить сразу от вида того, как Хэннер старательно, словно большую конфету, исследует язычком его член, и подумал, что непреклонный характер ни одна новая жизнь истребить не в силах.

Яванна прилегла на мягкую траву под деревом. Она любовалась прекрасным розовато-золотистым закатом, перистыми облаками, раскинувшимися по обе стороны от солнечного диска, словно крылья, и нечаянно задремала. С ней часто такое случалось, Несса любила лежать на земле, ощущая в дрёме тихую и могучую песнь созданного ею и её братьями и сёстрами. И одной сестрой, самой любимой…

…в охватившей её разум темноте, спускаясь словно с изнанки мира, будто из Мандоса, в живой мир, на землю, к ней шла Несса. Яванна ощутила ледяное дыхание Чертогов и вскочила на ноги, кинулась к сестре, позабыв про укрепившуюся в самой сути обиду. Неужели с Нессой что-то случилось, и она отправилась туда, в глубину, в черноту, к собственным страхам?!

– Яванна! – Бледная и по-детски испуганная, Несса протянула к сестре руки, в глазах её стояли слёзы. Кементари обхватила её, обняла, прижала к груди, зашептала на ухо, гладя по непослушным рыжим волосам:

– Несса, милая Несса, всё будет хорошо… чего ты напугалась, Несса? Хочешь, я помогу тебе? Я могу тебе помочь?..

– Выслушай меня. – Несса смотрела ей в глаза, и Кементари вспомнила всё, и про разговоры, и про обиду, и хотела уже отстраниться, но не успела. Несса крепко держала её за запястья.

– Послушай меня, – повторила она настойчиво и приложила руки сестры к своей груди, позволяя услышать звучание своей сущности – величайшее доверие, какое только может существовать между Валар.

Яванна услышала.

«Как ты думаешь, она поверит?» – спросил Лориэн.

«Когда ты услышал меня, ты мне поверил, хотя никогда не встречал ничего страшнее», – ответил Мандос, и один Ирмо мог расслышать ласку и нежность в его сухом тоне. – «Это только её выбор».

– Несса, – сказала Яванна, прикрывая глаза. Бешеное, стремительное, страстное клокотание звука Нессы заполнило её слух, она не могла оторваться, слушала и слушала и хотела слушать ещё, и Несса с недоверием и надеждой всматривалась в её лицо, ибо не могла слышать (Яванна ещё не доверилась ей), искала знаки того, что Яванна её прощает.

– Несса, – повторила темноволосая Валиэ, и её взгляд, полный любви столь сильной, какую невозможно было в ней заподозрить, сразил Нессу и заставил её звучать счастьем столь оглушительно, что услышали все.

Яванна вскочила на земле и жадно глотнула воздуха, ища рядом с собой Нессу и не в силах поверить, что это сон; мгновения ей не хватило, чтобы разочароваться и сослаться на желанное и лживое видение и навсегда утратить надежду.

Несса метнулась к ней, преодолев разделявшее их пространство, и бросилась на колени, обнимая её за шею, приникая к ней всем своим тоненьким сильным телом, открываясь ей, звуча для неё, дыша для неё, каждым жестом, каждым движением говоря ей: «Люблю», – и Яванна наконец обхватила её обеими руками и зарылась лицом в её кудри, пахнущие лесным ветром и летними травами, и всей песней своего существа назвала её своей.

«Помнишь, мы сидели здесь в первый день?..»

«Помнишь» – не вопрос, призыв. Желание пережить ещё раз, и пережить вместе с другим. Валар отпущено благо и проклятие всегда помнить всё, и лишь усилие воли помогает им укрыть на время от своего внутреннего зрения более чем многочисленные воспоминания. Эру же помнит и знает всё, в прошлом, настоящем, и будущем, и лишь Ниенна, его воплощённая память, знает, насколько это больно, и каждый раз, желая ошибиться, предугадывает, и потому ничто не может остановить её слёз.

– Конечно, помню.

Мелькор усмехнулся. Со стороны сейчас, как часто бывало в прошлом, он выглядел сумасшедшим. Он, Вала, сидя на пороге Ангбанда, вёл осмысленный диалог с волком, который, казалось, дремал от него по левую руку на прогретой солнцем траве и вовсе его не слышал, малоосмысленным взглядом обводил тонущие в предрассветном мареве дорожки парка, а его гладкие и блестящие обычно волосы сейчас казались покрытыми пылью.

В первый день новой Арды они сидели здесь с Карвиром, названным для мира Виэрт, и смотрели на аккуратные парковые дорожки. Новая Арда знала, какой должна и хочет быть. Песня не требовалась больше, и Валар, пришедшие в свой мир, принадлежащий им кровью и плотью и вобравший их, фигурально выражаясь, кровь и плоть, могли любоваться безмолвно. На сущности Валы ещё лежал след пережитого сумасшествия, боль утраты сжигала его в сердце, и в эти минуты он был бы совсем один, но Карвир прижался к нему тёплым боком, уткнулся носом в слишком расслабленно для Мелькора сложенные на коленях руки, и им обоим стало чуть легче.