– Не беспокойся, дядя, не обидим твоего кума, – обречённо пробормотал Фрол.

– Да, послухайте: баба у кума – змеюка, не зачинайте с ней спорить или гутарить об чём-нить. Кажного переговорить и голову заморочить. Ну, энто я так, к слову. А Павел – казак добрый. Договоритеся.

– Ну, мы пойдём. Благодарствуем, дядя, за совет и помощь, – приятели поднялись из-за стола.

– Ну, тады прощевайте, ребяты. Помогай вам Бог! – Трофим окинул взглядом присутствующих в трактире и принял равнодушный вид.

Степан и Фрол, расплатившись с трактирщиком, вышли на улицу. Но теперь новость, оброненная Трофимом о преследовании на Дону беглых крестьян, заставила приятелей осторожничать. Значит, не случайно хватали тогда на майдане мужиков. Приказ начальников был.

И вот ступают они по городку, оглядываются, не идёт ли кто следом. Однако за ними увязалась только рыжая облезлая собака.

Казачьи хаты в городке, в основном, бедные, как избы крепостных в их деревнях, только крытые не соломой, а камышом. Фрол увидел лачугу с гордой вывеской «Лавъка», заинтересовался.

– Степан, я сейчас. Ты спрячься, хотя бы вон там, в кустах. Я сейчас, быстренько, – и он нырнул в перекошенную дверь жалкой хатки.

Вышел Фрол нескоро, зато его руку оттягивали два объёмистых узла.

– Заосеняет скоро, – пояснил он. – Вот, купил у старьёвщика. Не смотри, что одёжа не новая, зато крепкая. Это тебе, – протянул Степану узел, – это мне. Давай переоблачимся. А то правду сказал дядька Трофим, за версту видать, что мы беглые.

Спрятавшись в придорожные кусты, приятели переоделись. Увидев друг друга в новом наряде, расхохотались:

– Смотри-ко, Фрол, ты вылитый управляющий наш, Эраст Наумыч.

– А ты, Степка, на купца смахиваешь, в кафтане-то. Экой справной! Только тела набрать больше. То, бишь, пуза.

Фрол протянул Степану мешок, такой же, как у него, может быть, чуть старее:

– Держи! Это тебе. Положи свою одёжу, потом, может быть, разживёмся ещё чем…

– Спасибо, товарищ, но ты знаешь, что я с тобой расплатиться не смогу. И так уже у тебя в долгу.

– Какие счёты! – засмеялся Фрол, – на том свете «воздастся по делом нашим», вот и рассчитаемся по-божески.

– А это что? – воскликнул Степан, разворачивая суконную штуковину, вроде мешка без дна.

– Башлык у местных называется. Голову накрывают сверху шапки, и завязывают концы сзади, когда снег, ветер… Там в него ещё чирики завёрнуты – такая лёгкая обужа. Вон, выпали! Складывай, Степан, «обновки», и пойдём, а то до вечера не управимся. И ты бы, на всякий случай запрятал свой кинжал подале. Чего за кушак его заткнул? Чтоб все видели, как каменья сверкают? Не смотри, что красиво. За них башку скрутят, и охнуть не успеешь.

Степан, послушно сунув оружие в мешок, закинул его на плечо, просительно глянул на Фрола:

– Не найдётся ли у тебя хлебца. Дай псу, смотри, какой он голодный.

– Вот ещё, а самим что шамать потом?

– Ну, дай, у меня нет ничего.

Фрол неохотно отломил кусочек от ковриги и протянул товарищу. Степан ласково погладил собаку и положил перед ней хлеб.

– На, псина, ешь. Вишь, как оголодала, бедняжка.

– Ну, пошли, пошли, ишь расслюнявился, – поторопил Фрол.

– Очень я животинку люблю, – пояснил Степан, – и для хозяйства скот всякий. Лошадей, коров. Козочек там, птичек….

Помню, маленьким был, собачонка Жучка у меня жила. Сама чёрненькая, а на лбу – белый лоскуток. Так она мне – первый друг. Застрелил барин. Давно было, а помню язык её шершавый и сейчас. Лизнёт меня в щёку – жалеет, значит. А ещё вепрь был, как привязанный за мной ходил ….

– А мне всё равно. Коней, конечно, уважаю, а так…, – перебил его Фрол.

Они шли, сытые, чисто одетые, по улице городка, но тревога охватывала их всё глубже. Злобно лаяли собаки.

– Что это на нас собаки брешут? Людей что ли не видали? – удивился Степан.

Фрол сердито ответил:

– А то не на нас. Вишь, прикормил кобеля. Теперь не отстанет. Пшёл!

Пёс действительно бежал за ними, виляя грязным хвостом. Но камень, пущенный Фролом, отпугнул его.

Казак в воротах также беспрепятственно их пропустил, как впустил, может, только удивлённо посмотрел. Видно, узнал прежних оборванцев.

На дороге показалась несколько баб, идущих с грядок. Все дородные, как на подбор! На коромыслах вёдра с огурцами. Смеются казачки, переглядываются.

– Что раззявил рот? Давай в канаву! – ткнув Фрола в бок, зашипел Степан.

Одновременно упали на землю и скатились на обочину, в лопухи.

– Ой-ёй! – заорал Степан.

– Тсс! – цыкнул Фрол.

– Ой, ой! Больно, вишь!

– Терпи, бабы пройдут.

– Потерплю-ко, ужо.

Казачки поравнялись, одна завела песню, так не похожую на те, которые пела его Степанида. Жена тихо начинала, плавно, песня словно обвивала Степана и убаюкивала. А эта – горланит. «Нет, – подумал Степан, – наши бабы лучше поют».

Фрол подождал, пока огородницы скроются из виду, подошёл к Степану:

– Ну что там?

– На ежа попал. Посмотри! Ой-ёй! – заголился Степан.

– Ух, ты, как искололся! Дай, вытащу иголки! – Фрол выложил колючки на ладонь. – Вот так, четыре штуки! Ты чего баб-то испугался?

– А кто его знает? Опасно так-то не скрытно идти. Вдруг будет облава! Пойдём по самому берегу. Там, вроде лесочек или рощица, – предложил Степан.

– Твоя правда. Да и дядька Трофим велел идти вдоль берега.

Вечерело, когда приятели подошли к одинокой, не огороженной плетнём хате, укрытой камышом. Под развесистой яблоней стояла вбитая в землю деревянная скамья, рядом сарай, базок, дальше грядки. Собаки почуяли путников и разразились громким лаем.

– Наверное, тот самый хутор, о котором дядька Трофим говорил, – почему-то зашептал Степан, прячась за кустом пышной калины.

На порог вышел хозяин – основательный казак средних лет, коренастый, с головой слегка тронутой сединой, всматриваясь в сумрак, спросил:

– Кого Бог привёл? Если добрый человек, выйди, покажися, если злой, мимо проходи!

Товарищи подошли к казаку:

– Здравия желаем, хозяин. Нам нужен Павел Черёмный. Мы от кума, Трофима.

Павел вышел навстречу, прищурившись, оглядел округу:

– Здорово дневали! Ну, я Павел Черёмный, можете взойтить. А собака с вами?

– Ты гляди, Степан, пристала!? – удивился Фрол.

– С нами, с нами! – обрадовано воскликнул тот.

– В хату не пущу. Пусть сидить у двери, я ей костей вынесу.

Гости через тёмные сенцы прошли в горницу Павла. Напротив входа висела божница в пучочках засушенных трав, сверху накрытая вышитым полотенцем. Перед ней чадила лампадка. Здесь же в углу, под святыми образами, – стол. Слева – белёная печка, заставленная чугунками. Далее – некрашеная лавка. На стенах висели ружья, сабли, конская сбруя. У окна – старый кованый сундук. Дверь в боковушку завешена дерюжкой.

Степан и Фрол перекрестились на красный угол, поклонились:

– Здравствуйте в вашем доме.

– Садитеся, ребяты, – пригласил хозяин, – какая заботушка привела вас ко мне?

Фрол сразу приступил к делу:

– За Дон хотим перебраться, дядя.

Павел недоверчиво крякнул, спросил:

– А деньги есть у вас? Или золотишко? Расплатиться надобно.

Из боковушки выскочила высокая, худая, как жердь, баба с жиденькой скрученной на затылке косицей и, воткнув кулачки в костлявые бока, выжидательно уставилась на гостей.

Фрол поник от её буравящего взгляда и чуть слышно проговорил:

– Есть… деньги.

– Ну, и ладно, – успокоился хозяин. – Зачем вам в Задонье, почему – не спрашиваю. Этого мне не нужно знать. Стемнееть совсем, я на бударке перевезу вас на тот берег.

– Бударка? А что это? – спросил Степан.

– А это по нашему так называется одновёсельная лодка, – как несмышлёнышу пояснил Павел Степану.

– А….. Понятно, – виновато моргнул тот..

– Так вот, мужики, за перевоз надобно заплатить пятак. Бывалыча, в неделю один – два человечка переправлял, а таперя, почитай, кажнуя ночь катаюся по Дону. Много народу жалаить воли. Вечерять-то станете?