– В чью честь оказия случилась? – Любопытствовали прохожие. Такой иллюминации не припомнят еще со времен, когда хозяин дареного Императрицей сия Дворца, вельможный фаворит самой матушки царицы Григорий Потемкин, удачливый князь в славе великой пышно отмечал взятие турецкой крепости Измаила. Народ валом валил тогда к бочкам с вином, кои выставлены были повсюду вкруг Таврического, или Крымского Дворца.
Разговоры на крепком морозе злые, умные, глупые, а больше пустые:
– Ныне торжества устроены по случаю отнятия власти у царя-батюшки и взятия ее в свои руки людьми, видящими далеко вперед того ради, чтобы вести туда православный люд. – А кто они те поводыри-то? – Здесь и сейчас объявят. Подождем, если не промерзнем насквозь. Стужа страшная как назло объявилась.
– Шутка ли! Новая власть нарождается. Другая, непохожая, лучше прежней. Надежная власть, поживем, увидим, может быть!
В Екатерининском Зале Таврического дворца взволнованно-гулкая тишина. Так бывает, когда все говорят, но никто никого не слушает. Здесь думские депутаты, отпущенные Императором на свободу, знать как всего три дня назад. Здесь министры правительства, назначенные еще при старой власти. Также свободные от дел. Оба властных органа в полном составе находятся в зале со своими прежними руководителями Родзянко и Львовым. В воздухе витают вопросы: «Какие действия предпримет вновь избранный Глава. И кто он персонально. Кому предоставлены полномочия назначать и утверждать высших должностных лиц?» Императора уже нет, а без него и власти нет Вопросы пока без ответов висят в воздухе.
Общество высшего чиновного разряда собрано здесь не из случайных особ. Эти чины давно и хорошо знают друг друга. Это так называемые старожилы Таврического дворца. Новичком можно признать лишь одного молодого и рьяного Керенского, успевшего блеснуть талантами. Из молодых да ранних – говорили об Александре в высших кругах. Вполне справедливо. Избранный от партии трудовиков в Четвертую Государственную Думу он быстро затмил славу некоторых закоренелых в своих креслах депутатов. Высшее общество приняло Керенского в свои объятия.
Образно говоря, здесь собран готовый материал-сплав опыта государственного управления с энтузиазмом применения его на практике. Это очень важный фактор в руках Революции. Такой орган пока еще не существовал. Он мог лишь угадываться. Мозг Республики, и так уже можно именовать Россию, работал во всю Ивановскую. Прилюдно и заочно выявлялись и устанавливались деловые связи, осторожными намеками давались советы, высказывались просьбы, обсуждались кандидатуры, кого и на какое место посадить бы желательно.
Масоны, они только одни знали, что они масоны, такая у них ведется конспирация и преданность самим себе, тайно советуясь, туже других вязали свой узел. Ни кто не знает и знать не будет, что их каста займет в новом властном органе половину мест. Или более того. Масоны уверены в деле, которое они делают своими руками.
«Временный комитет 4-й Госдумы». Это звено, сцепка, мостик, переход к «настоящему» времени. М. В. Родзянко сам придумал название. Сам и взялся формировать Руководящий орган. Когда его спросили: кто поручал Вам это дело, парламентарий ответил неопределенно, рассеянно разведя руки: «Никто не поручал конкретно. Возможно вот она – Революция … Наверно, все-таки она, революция.» Утвердился в своей догадке находчивый политик. Да и те, кто принимал участие в рождении Республики, сами прикидывали на себя назначения, которые были им желаннее. Как водится, случались и оговоры, и нарекания, и обвинения. Назывались вещи своими именами: тот бездарен, а рядом с ним, фальшив, этот предатель, а те участвуют в тайном заговоре. Диву давались некоторые несведущие.
Однако это не означало, что Екатерининский зал в этот решающий момент представлял собой растревоженный улей. Отнюдь! Здесь украшением зала являлись сами присутствующие в партикулярном наряде с иголочки, на показ выставлены их интеллигентность и культура, великолепное сочетание языков русского и французского, и изящество жестов. Этикету, кто вступает в Свет, подолгу учатся, а еще лучше, когда светскость передается по крови, по наследству. В Екатерининском находились именно наследственные. Сама атмосфера здесь состояла из сотканных воедино особых молекул кислорода и азота, и тонкой примеси нейтральных атомов. Собранные в букет, они, казалось, насыщали божественным ароматом этикет изысканного общества.
В «закулисье» вдаваться нет надобности. И без того все предельно ясно и понятно. Новый Высший законодательный и исполнительный орган государства создан. Его состав вот-вот будет оглашен. Официальная дефиниция (Definitio.лат.) ему уже определена как Всероссийское Временное правительство. Высший орган законодательной и исполнительной власти. Главное дело сделано. Теперь разбирайте портфели, господа!
Милюков Павел Николаевич вошел в зал. Глава оппозиционных партий, он имел, видимо, особые полномочия, также данные ему самой революцией. Обведя ряды кресел медленным поворотом головы, словно заглядывая в души экс-министров и депутатов, поднес к глазам гербовый документ, подержав с минуту, опустил руку с документом и начал говорить. Голос его надменный и с заметным потягом, звучал будто с неохотой. Дело привычное, читать по гербовой, но он как-то выделял некоторые фамилии.
– Господа! Попрошу предельного внимания. Мне выпала честь довести до Вас и до всей страны Акты государственного и мирового значения. Создаваемое правительство представлено известными политическими деятелями, способными с Божией помощью вывести Россию на путь неуклонного развития. Приветствуйте господ надежду земли Русской, князя Георгия Евгеньевича Львова – премьер-министра и министра внутренних дел, Александра Ивановича Гучкова – военного и морского министра, Михаила Ивановича Терещенко – министра финансов, Александра Федоровича Керенского – министра юстиции, Владимира Николаевича Львова – обер-прокурора Святейшего Синода…
Всего 16 министров. Себя Павел Николаевич Милюков поименовал министром иностранных дел.
Благородное тщеславие переполняло все существо Александра Федоровича. Гордость свою, казалось, невозможно унять, и тем более утаить. Чувство собственного достоинства волнами плескалось у самого сердца, кружило голову, размягчало мозг. Хотелось бесконечно плыть как по волнам, и думать: вот какой я, Александр Керенский, есть!
Известно, тщеславие это есть одно из важнейших качеств характера человека. Оно способно возвысить его, подвигнуть на самые невероятные благородные поступки, зародить в душе большую любовь. Тщеславие генерирует все прекрасное на свете. Известно так же об излишнем нездоровом возвеличивании самого себя, о самолюбии. Но может вселиться в душу человека и дух уныния, как противоположность бодрому взгляду на жизнь. Это те же антиподы: плюс и минус, лед и пламень, любовь и ненависть и проч. Ну чего ждать, к примеру, от того, кто на все машет рукой? Мало хорошего.
Александр Федорович не впал в эйфорию от влияния благодетельных волн на чувствительные рецепторы его души. Он уже вкусил от сладкого плода-Славы, став депутатом Государственной думы Четвертого созыва. В ранге министра юстиции он в меру тщеславен, лишь как-то иначе увидел себя со стороны, свое окружение, обязанности по статусу министра в правительстве князя Георгия Львова. Свой личный долг перед страной, такой больной сегодня. Вскружить голову молодому выскочке могло еще одно неожиданное предложение. Выдвижение, последовавшее сразу же за первым. На его месте иной бы заболел чрезмерным тщеславием, но не Керенский.
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, созданный в столице в это же время, посчитал, что на должность товарища председателя, лучше Керенского, кандидатуры не подобрать. Так решил сам Чхеидзе Константин Семенович, председатель Совета. Да и в самом народе считали его своим выдвиженцем. И его избрали в Совет. Но как совместить свою деятельность, сидя на двух стульях в Правительстве и в Совете, политические цели которых не совсем совпадали.