© Вадим Дядик, 2017 г.

© ООО «СУПЕР Издательство», 2017 г.

Признаюсь сразу и честно: не смотря на подзаголовок, что это – хроника «лихих девяностых», когда вся страна оказалась на перепутье, Вы не найдёте здесь ни кровавых разборок, ни яростных дебатов о «демократиях», ни громких заказных убийств и мудрёных расследований, ни смачных эротических «картинок», «ментов» и тюрем. Ничего такого здесь нет. Да и сама перестройка упоминается постольку, поскольку в это время живёт простой мужик Чуркин и многие другие простые люди провинции, а политические бури бушевали, в основном, в столицах да «в верхах». Нет, конечно, они тоже спорили и пытались разобраться в мешанине идей, терминов и событий, но их мнение никого не интересовало. Ими – манипулировали. А они – просто жили. В основном трудно, одним словом, выживали. И просто работали. И просто любили. Это – хроника любви двух, в общем-то, романтичных людей, которых в непростые времена перепутья свела судьба. Они тоже оказались на перепутье. На личном перепутье.

Чуркин осторожно постучал в двери с надписью «КБ-2». Никто не ответил. Он робко открыл дверь и заглянул внутрь: людей было не видно, но и тишины не было. Стоял общий гул. Было слышно, как кто-то негромко мурлыкал незатейливый мотивчик. О чём-то бодро шептало радио. Где-то за кульманом двое яростно спорили о «базе»», от которой надо «плясать». Чуркин огляделся и понял, что все инженеры «спрятались» за своими кульманами.

Напротив входа, у окна, конструктор, вдумчиво поглядывая то на пустой лист ватмана на кульмане, то на чертеж на столе, старательно поворачивал кисть руки в разные стороны: приставит руку к кульману ладонью к себе, посмотрит в чертёж, потом осторожно заводит руку за спину, оглядывается и, опять вдумчиво, рассматривает уже тыльную сторону ладони.

Чуркин в растерянности топтался на месте, боясь отвлечь инженеров от «творческого процесса». Наконец, конструктор, только что внимательно рассматривавший ладонь, обратил на Чуркина внимание:

– Вам кого?

– Да, вот… вопрос у меня… по одному приспособлению. – Чуркин протянул конструктору чертёж.

Конструктор мельком взглянул на чертёж:

– И что тут?

– Ошибка тут… По-моему…

– Та-а-аак… Екатерина Дмитриевна! Тут Вашим приспособлением интересуются. Говорят, ошибочка в чертеже имеется.

– Ой! – раздался женский испуганный голос из угла около окна, и из-за кульмана вышла невысокая стройная блондинка. Посмотрела на Чуркина, почему-то смущённо замешкалась, потом стремительно подошла к нему и деловито произнесла:

– Ну-ка, посмотрим, что за ошибочка… – она взяла чертёж, подошла к столу начальника, что располагался у входной двери, развернула чертёж и, взглянув на него, вздохнула:

– Так я и знала – «коряга». И где тут ошибка?

Чуркин показал на два размера:

– Вот и вот. И ещё вот этот уголок…

– Не может быть! Я же их сто раз пересчитывала, проверяла по изделию…

– Да я тоже проверял. Не сходится.

– И на много?

– Изрядно. Этот размер на 3,27, а этот – на 5,33 миллиметра. Если, конечно, этот уголок двенадцать градусов семнадцать минут.

– Ничего себе… А Вы металл уже сделали?

– Не весь. На этих размерах и споткнулся. Сейчас на моей координатке стоит. Мастер сказал, чтобы я сам с Вами разобрался…

– Та-а-ак. – послышался за их спинами голос с хрипотцой, – раз сам Александр Степанович пришёл разбираться, значит, дело сурьёзное.

– Ой, Николай Филиппович! – обрадовалась Катерина. – Что делать? Вот, смотрите…

– Здравствуй, Шурик. – поздоровался с Чуркиным Николай Филиппович. – Ну, и что тут у вас…

И они, склонившись над чертежом, долго обсуждали какие-то «базы», «пуговки» и углы. Наконец, Николай Филиппович пытливо взглянул на Катерину и укоризненно спросил:

– Как же так, Екатерина Дмитриевна?..

– Так, Николай Филиппович, Вы были в отпуске, а Виктор Иванович торопил: давай-давай, сроки поджимают…

– Давай-давай… сроки… – ворчливо заметил начальник, и подытожил: – Значит, так, Екатерина Дмитриевна. Вы сейчас пойдёте с Александром Степановичем в цех и на месте всё уточните. Ещё раз всё внимательно просчитайте и зафиксируйте. Потом напишете техуказание и выпустите извещение. Ясно?

– Конечно, Николай Филиппович.

– А ты, Шурик, подстрахуй её: она у нас девушка талантливая, но торопыга. – И, лукаво улыбнувшись, нарочито погрозил пальцем. – И не обижай её.

– Ага, меня обидишь… – засмеялась Екатерина Дмитриевна.

Они вышли из инженерного корпуса, и какое-то время шли молча. Под ногами шуршали опавшие листья молодых кленов и берёзок, рассаженных по всей территории НИИ. Стоял на удивление погожий, солнечный день октября. Наконец, Чуркин, преодолевая непонятную скованность, спросил:

– Екатерина Дмитриевна, я заметил, что вы все обращаетесь друг к другу по имени-отчеству. Почему?

– Да, это своеобразный этикет – на работе только по имени-отчеству. Александр Степанович, а почему Николай Филиппович назвал Вас Шуриком?

– Во-первых, давайте договоримся: называйте меня просто Шура. Можно – Саша. И – на «ты». А, во-вторых, я же учился у Николая Филипповича в училище. Он у нас преподавал черчение, допуски и посадки, технологию машиностроения… Его все ребята очень уважали.

Мужик он строгий, но справедливый. А, в-третьих, Екатерина Дмитриевна…

– Знаете, Саша, давайте тоже без отчества. Просто – Катерина. Можно ещё – Катя. – И, взглянув на Чуркина, озорно добавила, – или – Катюша. И – на «ты». Хорошо?

Чуркин остановился и, молча, в обалдении рассматривал её всю: правильные черты лица, большие зеленые глаза, задиристо вздёрнутый небольшой носик, по-детски припухлые губы, спадающие на плечи золотистые локоны, ладная фигура. Даже – фигурка…

– Так что вы хотели сказать, в-третьих? – чуть улыбнувшись его изучающему взгляду, спросила Катерина.

– А? А, ну да. Дядька он мне. Если б не он, я бы училища и не закончил. Потом в армию писал часто, после армии устроил сюда. Вот с тех пор и работаю здесь… – Чуркин помолчал и, ухмыльнувшись, добавил: – Он меня всё уговаривал в институт поступить. Мол, из тебя, Шурка, хороший инженер выйдет…(«Тоже же мне – расхвастался…» – мелькнуло в голове.) Да куда ж мне…

– А, в самом деле, Саша, почему не поступили?

– Это длинная история, Екатерина…Катя…

– А всё-таки?

– Женился рано. В десятом классе. Так что, Катерина Митревна, опасный я мужик для девушкав. – Улыбнулся Чуркин. – Николай Филиппович не зря пальчиком погрозил.

– Ой, страшно, аж жуть! – Засмеялась Катерина.

И они пошли дальше.

– Ну, вот. Ваша «коряга», Катерина Митревна, во всей своей красе. – Сказал Чуркин, когда они, наконец, добрались до его станка, что стоял в углу цеха в отгороженном от остальных станков стенами из стеклянных блоков.

Катерина подошла к станку и долго и внимательно рассматривала своё «произведение» со всех сторон.

– Осторожно. Не испачкайтесь. – Предупредил Чуркин и подал Катерине чистый синий халат. – Вот, оденьте.

– Спасибо. – И, не отрывая взгляда от «коряги», Катерина машинально надела халат и тихо сказала:

– Странно…

– Что – странно?

– Понимаете, Саша, каждый раз, когда вижу свои приспособления в металле, всегда удивляюсь: неужели это всё я наворотила?

– А то кто ж? Вот, в чертеже и «хвамель» стоит – Берёзкина. Только тут не понятно – ещё Березкина или уже Берёзкина?

– Берёзкина, Саша, Берёзкина. Ещё Берёзкина. – раздумчиво проговорила она, продолжая рассматривать «корягу». – Так… так… Ага! Ну-ка, Саша, давай ещё раз посмотрим чертёж.