— Наше вам с кисточкой, Марьяшенька, — картинно поклонился ей Карнаухов. — А что, разве гостей еще нет?

— Вы тоже их встречаете? — поинтересовалась Марьяна.

— Еще бы! Только об этом и мечтаю.

— А я тут глянец навожу.

— Смотри, не перестарайся, — пошутил Николай. — А то они, чего доброго, подумают, что в этом коттедже находится наша операционная. Чистота у тебя, прямо скажу, стерильная.

— Зато у вас в лаборатории чистота и не ночевала, — съязвила Марьяна. Хотелось хоть чем-нибудь уколоть заумного Карнаухова. — Вот погодите, нашлю я на вас нашего сторожа, так он вас вместе со всем мусором и битыми пробирками выкинет на свалку.

— Никогда не думал, что такой ангел, как ты, может заниматься злодейством. Лучше бы сама помогла мне выдраить лабораторию. У тети Глаши руки не доходят. — Николай с заискивающей шутливостью посмотрел на нее.

— Вот еще! — фыркнула девушка. — Сами соблюдайте чистоту.

— Жестока ты, матушка! Никакой у тебя отзывчивости! — укоризненно произнес Карнаухов и посмотрел на часы. — Однако что-то долго нет посланцев Запада. Наверное, не дождусь их… — Он закинул за спину свою сумку «адидас». — Получи ответственное указание, Марьяна Ивановна: я поручаю тебе встретить гостей с надлежащим дипломатическим респектом. А Марии Борисовне скажешь, что я буду в виварии, у мартышки Доры.

Ушел Карнаухов и сразу стало тихо и грустно. Марьяне даже расхотелось убирать. Она протерла влажной тряпкой перила веранды и села на ступеньки. Но тут из-за поворота аллеи показалась Мария Борисовна Крылова. За ней с унылым видом плелся Карнаухов.

— Ага, попался! — с легким злорадством сказала Марьяна.

— Сколько можно повторять, голубь, нельзя, — ровным голосом наставника говорила Крылова. — Встретим — тогда, пожалуйста, бегите, куда хотите.

— Я же в виварий, Мария Борисовна! Только посмотреть, как там Дора… — монотонно бубнил без всякой надежды на успех Николай.

Крылова поднялась на веранду, села в плетеное кресло, откинулась на спинку и забарабанила пальцами по ручке. Карнаухов переминался с ноги на ногу. Раз все равно воскресенье испорчено, он успел бы переделать вон сколько дел. Нет же еще гостей… Но на Марию Борисовну его слова не действовали. Власти у нее, конечно, прямой над ним нет, приказать не может, но для Карнаухова Крылова непререкаемый авторитет. И когда она вот так смотрит на тебя глазами, полными доброй иронии, все аргументы кажутся лепетом. А Мария Борисовна переключилась на Дору, хотя прекрасно знает, что речь идет об обезьяне. Может быть, Николай Гаврилович расскажет, что это за Дора у него появилась? Кто она — блондинка, брюнетка. Поди джинсы носит фирменные? Только по-честному, а?

Карнаухову ничего не оставалось, как ухватиться за вопрос Крыловой, и он с серьезным видом вступил в игру:

— Потрясающе! В джинсах моя обезьянка Дора выглядела бы очень привлекательно. Остается только пошить. Марьяна Ивановна, не возьметесь?

— Еще чего! — не поняв юмора, вспыхнула Марьяна. — Сами шейте штаны своим макакам! — С обиженным видом она быстро спустилась с лестницы и исчезла в глубине аллеи.

— Марьянка! Я же пошутил! — Николай попытался остановить девушку, но она убежала. — Не пойму… Вроде бы ничего такого не сказал, а она обиделась…

— Это свойственно всем молодым девушкам, если они к кому-то… — Крылова весело посмотрела на Карнаухова.

— Неравнодушны, — подхватил с улыбкой Карнаухов. — Моя Дора тоже молодая девушка и тоже ко мне неравнодушна, но она себе такого никогда не позволяет.

— Николай Гаврилович, вы же серьезный человек, неужели вы не понимаете состояния девушки? — попробовала взять дружеский тон Мария Борисовна. — Девушка отличная. Умница, старательная, а какая будет хозяйка!.. Варит, стирает, убирает.

— Насколько я понимаю, Марьянка приходится Антону Ивановичу дальней родственницей и в домработницы к нему не нанималась.

— Вы же знаете Антонину. Если бы не Марьянка, они бы сидели на сухом пайке и рубленой колбасе. У Антонины только газета в голове.

— Боюсь, не только, — язвительным тоном бросил Карнаухов.

— А это уж не наше с вами дело, — строго отрезала Крылова. — И давайте, наконец, научимся не трогать то, что не подлежит всеобщему обозрению. — Она помолчала, лицо ее сделалось немного обиженным, даже печальным.

Карнаухов все еще не терял надежды вырваться в виварий.

— Господи, пропустил время кормления! Что мне скажет теперь моя Дора? Какой она устроит мне концерт! — Он глянул на часы и вздохнул так горестно, будто речь шла о его родной дочери.

Но Крылова не уступала.

— Ничего, покормят и без вас. Сейчас самое главное — достойно встретить гостей.

— Нигде не могут без меня обойтись, — вздохнул с деланным сожалением Карнаухов.

— Как же без вас? Вы же у нас будущий гений биологической науки!

— Вы тоже так считаете?

— Уверена! — воскликнула Крылова. — Абсолютно все молодые ученые до тридцати пяти лет считают себя гениями. Ну, а уж потом… становятся хорошими специалистами.

— Ясно, — покачал головой Карнаухов. — Жду еще два года. Мне только тридцать три.

— Век спасителя, — усмехнулась Крылова.

— И библейской мудрости, — Николай торжественно поднял указательный палец.

Пришлось послушаться Марию Борисовну. В конце концов действительно ничего с Дорой не случится. Бедное, милое создание, подопытная зверюшка. Он, Николай Карнаухов, привязался к Доре всей душой, но он лее, скорее всего, положит конец ее существованию, как это сделал уже не с одной ее подружкой. Если бы не все эти доры, вряд ли удалось бы ему изобрести свою сыворотку.

Вдруг он увидел светлое платье. Сразу узнал внучку Богуша, Антонину.

— Здравствуйте, — скромно поздоровалась она, придерживая рукой на боку фотоаппарат. — Гостей еще нет?

— Летят, — ответил Карнаухов. — Видишь, как приготовились? Коттедж вымыт дистиллированной водой, в графинах минеральная, а на деревьях — заморские попугаи.

Антонина была слегка встревожена и на шутку Николая не отреагировала. Спросила, не приходил ли еще Антон Иванович. Чуть свет побежал в клинику.

— Он около Светы, — сказала Мария Борисовна.

— Очень плохо спал ночью. Что-то он нервничает…

— Накануне великих свершений, уважаемая, все нервничают. Я вот тоже, хоть и выходной, а проснулся сегодня на двадцать две минуты раньше обычного, — пошутил Николай.

— Вам, Николай Гаврилович, — заметила с иронией Мария Борисовна, — не мешало бы каждый день просыпаться на двадцать две минуты раньше.

— Разрешите уточнить, Мария Борисовна, — Карнаухов напустил на себя строгий вид. — Я уже целую неделю абсолютно и категорически не опаздываю. — Он демонстративно посмотрел на часы. — Кстати, в этом отношении могу быть для кое-кого образцом.

Антонина с легким осуждением взглянула на Николая. Болтун, что поделаешь! Но главное в нем то, что он — друг Рубанчука, искренний и преданный ему, как никто другой. А это для Тони — святое дело.

— Дед сказал, что вы наконец решились. Это правда? — спросила она не совсем уверенно.

— Еще бы не решиться, — нахмурился Карнаухов.

— Что, совсем плохо с девочкой?

Карнаухов кивнул.

— А вы спасете ее?

— Должны.

— Но ты уверен, что будет все в порядке?

— Я, Антонина, не оракул. Я — оптимист. Тем более, что моя сыворотка — плод гениального мозга. — Он постучал себя по макушке.

— Допустим, — Антонина достала блокнот, открыла его. — Вот, выбила сто строк у редактора. Значит, впервые пересадка, органа с применением сыворотки АЛС… Так? Запишем: «АЛС». — И она начала читать с патетикой: — «К нам в город прибыл знаменитый доктор Рейч…»

— Герберт Рейч, — поправил Карнаухов.

— Ага, — вписала в блокнот Антонина. — «Герберт Рейч… Он и его коллеги хотят ознакомиться в Советском Союзе…»

— Постой, постой! — снова перебил ее Карнаухов. — Что-то ты уж очень превозносишь нашего гостя. «Знаменитый» — убери.

— Да, да. Это лишнее, — согласилась Крылова. — И вообще, Антонина Владимировна, поменьше помпезности. Прилетают они не на торжества, а работать.