А с другой — он умудрился остаться все тем же вздорным мальчишкой, который спорит, наплевав на авторитет собеседника, делает глупости, нарывается и не желает думать о будущем. Он единственный, кого ни капельки не волнует предстоящий через месяц экзамен на совершеннолетие. Его вообще мало что волнует. Он был мелким, его все устраивало. В шестнадцать лет вдруг начал расти и к семнадцати вымахал до метра восьмидесяти — тоже нормально. Ах, будет экзамен? Ну будет, и что? Готовиться надо? А зачем? Чтобы получить серебряную цепь? А ее что, обязательно нужно получить? Ладно, ладно, я попробую. А сейчас отстаньте, я спать пойду. Список необходимых основ взять? Зачем? Чтобы подготовиться? Ладно, если будет время, возьму. Собственно этот разговор Лииран подслушал полгода назад, а Хият за списками до сих пор явиться не соизволил. Наверняка забыл.
— Я надеюсь, великая и добрая соизволила вам рассказать, куда нам придется идти? — решил уточнить Лииран. А то мало ли что, вдруг они не знают?
— К Седому Великану, — отозвался Хият. — Там активность ненормальная и вода не отзывается. Словно кто-то тянет из нее силу, не считаясь с последствиями.
На Хията все удивленно вытаращились. Лииран сам еле удержался от того, чтобы уставиться на него, как на явление стихии в чистом виде. Кто-кто, а Хият точно не должен был ответить. Он никогда не бывает в курсе чего бы то ни было.
— Тянет силу? — глупо переспросил Калар. Он же адепт воды, он должен понимать, что тянуть силу из воды, все равно, что пытаться эту воду поджечь. С водой можно только договориться, или не договориться.
— Ага, я тоже удивился, — закивал Хият, широко и отстраненно улыбнувшись. — Знаешь речку возле деревушки У Ямы? Я там у одной тетеньки желтую глину покупал. Она ее хорошо делает, у меня так не получается, я с землей вообще не лажу. Так вот, та речка начинается на Седом Великане. А тетенька берет и жалуется, что вода стала неправильная, словно не живая. Я пошел, проверил, оказалось, действительно не живая.
— Что? — конечно вопрос не самый умный, особенно для командира группы, но вырвался же. Еще очень интересно, зачем Хияту нужна желтая глина? Ее ведь для создания амулетов применяют, а он вроде ничего подобного делать не умеет. — Как вода может быть не живой?
— Как бы тебе объяснить? — Хият задумчиво почесал затылок. Калар, похоже, впал в прострацию или пытался докричаться до речки с неживой водой. С него станется. — Вот семена, например. Фасолины. С виду абсолютно одинаковые. А кто-то из земли смотрит на них и говорит, что вот это прорастет, а это нет, потому, что мертвое. Так же с водой. Вроде вода как вода, только пустая совершенно, неспособная стать чем-то большим.
— Значит, нас посылают спасать речку? — несколько ошарашено спросила Дорана.
— Нет, — поспешил ее утешить Лииран. — Нас посылают узнать, что происходит на горе.
— А-а-а-а, — чему-то обрадовалась Дорана, и новоиспеченный командир группы окончательно понял: ничего хорошего из этого похода не выйдет.
Впервые то, что он все-таки дурак, Хият осознал в тот день, когда ему исполнилось четырнадцать лет. Дила тогда пришла пораньше домой, быстро и ловко испекла пирог со сливами, вручила подарок, а потом, по известной только ей одной причине, стала рассказывать об умершем друге своего брата. Сейчас Хият не мог вспомнить, что именно она говорила. Но его тогда зацепили три вещи.
Оказалось, бродяга Таладат, который каждый раз убегает из города так, словно в нем мор начался, когда-то был вторым в Совете Учителей. На его плечах висели три начальных школы и половина огневиков. Он считал себя чрезвычайно умным и непобедимым. Пока однажды все не рухнуло. Виновата в чем была только его самоуверенность.
Самоуверенный Таладат вовремя не обратил внимание на обиженного мальчишку. Мальчишка решил мстить, связался с кем-то из проклятых и призвал на остров существо из мира за гранью. Конечно, мальчишка об этом пожалел, но было уже поздно. Как это существо изгоняли обратно в его мир — отдельная история. Но в процессе умер тогдашний глава Совета Великих — Каит Еинэ. Последний из хранящих города и лучший друг Таладата. Вот так вот. С тех пор в городе нет хранящего, и когда он появится — неизвестно.
Таладат тогда чуть с ума не сошел, винил во всем только себя и, в конце концов, просто сбежал, чтобы не видеть пустой дом в заброшенном парке. А потом, год спустя, неожиданно для всех вернулся и принес в город спящего ребенка. Маленького, примерно полтора года от рождения.
У этого ребенка были такие же удивительно яркие зеленые глаза, как и у Каита. Возможно, Таладат таким способом пытался отдать долг. Может, просто вцепился в мальчишку из-за цвета глаз. Он, наверное, и сам не знает. Но ребенок обрел дом. Хоть какой-то. А несчастные учителя северной начальной школы — головную боль на долгие годы.
Каким-то образом этот рассказ увенчался вопросом о том, что Хият намерен делать дальше со своей жизнью? А он, неожиданно для себя, понял подоплеку этого вопроса. Понял, что на самом деле Дила вовсе не обязана с ним возиться. И Таладат не должен появляться почаще. И глаза, такого же цвета, как у мертвого друга, вовсе не означают, что обладатель этих глаз равноценная замена. Тут даже сравнивать нечего. Кем был хранящий Еинэ и кто такой Хият? Хият никто. И будет никем. Он даже не знает, кем бы хотел стать. Неприятно понять о себе такое.
Кем уж были неведомые родители зеленоглазого мальчишки, так и осталось невыясненным. Но, вероятно, они умудрились наделить свого отпрыска характером. Кто-то другой на его месте сложил бы руки и сделал вид, что так оно и задумывалось. Поэтому все в порядке, беспокоиться не о чем. Еще кто-то впал бы в уныние или стал искать виноватых. А так вот ненавязчиво поставленный на место мальчишка разозлился. В первую очередь на себя. И стал действовать.
Хият тогда надолго задумался. Оценил себя, оценил все свои знания и умения. Убедился, что тех и других кот наплакал, и решил исправить ситуацию. Каким либо образом.
Решить оказалось легче, чем сделать. Наверное, кто-то на его месте попросил бы помощи у той же Дилы. Она на самом деле добрая и учить любит.
Или покаялся бы перед преподавателями, вдруг те бы сжалились.
А Хият не смог. Просто не смог. Хоть и не понимал почему. В конце концов, сам же довел свою жизнь до такого, самому теперь и выпутываться.
Так что он сделал единственное, что пришло в голову — стал учиться. Как умел. Сначала просмотрел все свои учебники, понял, что половина для него — темный лес. А в другой половине не ясно даже то, что там понять нужно. Потом сообразил залезть на чердак и поискать ответы в учебниках за предыдущие годы. Где-то через три месяца он поймал себя на том, что знает, о чем рассказывает учитель. А к моменту первых в жизни экзаменов на профпригодность сумел удивить весь преподавательский состав правильными ответами на восемьдесят процентов вопросов. Учитывая, что, в среднем, отвечали хорошо если процентов на сорок, удивляться было чему.
Дальше пошло легче. После сумасшедшей нагрузки, бессонных ночей в компании нахально уворованного из кабинета учителя по структурам бодрящего зелья и ощущения нереальности мира, из-за коряво исполненного наложения усиления памяти, учиться со всеми, постепенно и неспешно, стало очень скучно. Все время казалось, что они топчутся на месте, переливают из пустого в порожнее. И это притом, что где-то там дальше, всего в шаге, есть что-то по-настоящему чудесное и стоящее внимания. Просто нужно туда дойти. Как можно быстрее.
Хият порылся среди книг Дилы, разобрал завалы на чердаке, и сделал очередную глупость в своей жизни. Самостоятельно провел обряд призыва стихии. Без страхующих, держащих и проверяющих. Без медиков, готовых оказать помощь. Даже без посторонних личностей, способных позвать этих медиков. Как он рисковал, Хият понял только тогда, когда увидел, сколько народа собралось следить за официально проводимым призывом. И сколько начинающих адептов стихий не выдержали первой встречи с воплощением дара. Они теряли сознание, начинали орать от боли, едва не устроили пожар и потоп. А на призыв Хията привычно откликнулась вода. Откликнулась несколько удивленно.
