Генерал-майор Бертье отправил Лежона навстречу Даву, чтобы поторопить его. Направляясь к коновязи, полковник подозвал своего ординарца:

— Ты едешь со мной на правый берег. Отправишься в Вену и передашь мадемуазель Краусс вот это письмо, — Лежон протянул ему конверт.

— Слушаюсь, господин полковник, — вытянулся в струнку ординарец, довольный тем, что не придется лезть под пули. Он расстегнул пуговицу доломана и сунул письмо за пазуху.

Они вскочили в седла. Не дожидаясь команды, ординарец пришпорил свою лошадь. Та захрапела, вскинулась на дыбы, а потом галопом понеслась к большому наплавному мосту.

— Не так быстро, ухарь!

Плеск волн заглушал голос Лежона, поэтому вырвавшийся вперед ординарец не слышал его. Несколько раз полковнику казалось, что этот дурень вот-вот свалится в воду вместе с лошадью и его письмом — Дунай нещадно трепал и раскачивал переправу. Однако все обошлось, ординарец уже выезжал на правый берег. Он повернулся в седле, отсалютовал полковнику и пустил лошадь вскачь навстречу войскам Рейнской армии. Сквозь поредевший туман Лежон разглядел на горизонте высокий шпиль колокольни собора Святого Стефана, и у него отлегло с души: наконец-то Анна получит его письмо. Полковник перевел взгляд на правый берег Дуная, где маршировали бесконечные колонны солдат Даву, катились артиллерийские упряжки, повозки с боеприпасами и обоз с провизией. Несколько конных егерей в темно-зеленой униформе и черных меховых шапках, надвинутых на лоб, первыми ступили на шаткий настил моста, испытывая его на прочность. Лежон дал своей лошади шенкеля и, пустив ее шагом, поехал навстречу разведчикам. Копыта животного твердо ступали по мокрым, кое-где расходящимся доскам.

Со вчерашнего вечера понтонеры и саперы несли круглосуточную вахту, чтобы защитить мост от стволов деревьев, бревен и брандеров, что сплавляли австрийцы по течению реки. Дежурная команда немедленно устраняла полученные при столкновении повреждения, и Лежон уже не обращал внимания на их работу, быстро ставшую рутинной. Он был уже почти на середине переправы, когда раздались громкие тревожные крики, заставившие его вздрогнуть. Егеря, ехавшие ему навстречу с правого берега, остановились и смотрели на реку вверх по течению.

Кричали плотники, спустившиеся в один из опорных понтонов для закрепления якорных тросов и цепей. Лежон соскочил с лошади и нагнулся к ним:

— Что случилось?

— Они собираются спускать на нас дома, чтобы сломать мост!

— Дома?!

— Ну да, господин полковник!

— Смотрите сами, — сказал усатый саперный офицер в распахнутом на груди мундире.

Он протянул Лежону подзорную трубу и указал куда-то в сторону Асперна с его почерневшей колокольней. Полковник приник глазом у окуляру, внимательно осматривая Дунай выше по течению. На лесистом островке он заметил людей в белой униформе, которые суетились вокруг большой водяной мельницы. Колеса с нее уже были сняты. Еще одна команда выстроилась цепочкой и передавала из рук в руки крупные булыжники.

Усатый офицер взобрался на мост рядом с Лежоном и пояснил:

— Их замысел предельно прост, господин полковник. И мне стало не по себе, когда я разобрался, что к чему.

— Объясните...

— Недавно они облили мельницу смолой, теперь собираются привязать ее к лодкам, груженным камнями. Видите?

— Продолжайте...

— Они пустят плавучую мельницу по течению и подожгут ее. Что тогда прикажете нам делать?

— Вы уверены в этом?

— Увы!

— Вы сами видели, как австрийцы обливали мельницу смолой?

— Еще бы! Она была из светлого дерева, а стала черная! Кроме того, вот уже несколько часов — с тех пор, как мы раскусили их замысел, — они бомбардируют нас зажигательными плотами, которые чертовски сложно перевернуть, чтобы потушить. А мельница слишком большая, с ней так не получится.

— Надеюсь, вы все-таки ошибаетесь, — сказал Лежон.

— За надежду денег не берут, господин полковник. Как бы я хотел ошибаться!

Но саперный офицер не ошибался. Лежон, озабоченный новой угрозой в виде мельницы высотой с трехэтажный дом, с растущей тревогой наблюдал за действиями австрийцев. Те добились своего, и вскоре деревянное сооружение уже покачивалось на волнах. Гренадеры в лодках вывели мельницу на середину реки, чтобы ее раньше времени не прибило к берегу, с помощью огнива зажгли заготовленные факелы и швырнули их к основанию облитого смолой сруба. Мельница вспыхнула в мгновение ока, а бурная река понесла ее вниз по течению.

Среди французов зародилась паника, вызванная ощущением бессилия: как остановить этот дьявольский плавучий костер? Тем временем, набирая скорость, мельница приближалась к большому наплавному мосту. Все, что раньше придумали саперы для остановки и отклонения брандеров с курса, в том числе цепи, натянутые поперек реки, не могли помешать движению объятого пламенем гигантского тарана. Тем не менее, солдаты с баграми и шестами в руках заняли свои места в лодках, связанных между собой пеньковыми тросами; все со страхом ждали неизбежного столкновения и не знали, выживут ли после него.

Лежон шлепнул ладонью по крупу лошади, направляя ее к острову. Бессильные чем-либо помочь, егеря столпились на правом берегу. Солдаты Даву, завороженные жутким зрелищем, молча стояли, опустив ружья к ноге. Расстояние между охваченной пламенем мельницей и мостом сокращалось, она раскачивалась на беспокойных волнах, но не опрокидывалась. Когда брандер оказался у самых лодок и натянутых цепей, несколько венцов сруба рассыпались, и горящие бревна с шипением упали в воду. Всю картину затянуло облаками пара. Тем не менее, мельница устояла и поплыла еще быстрее. Цепи не удержали ее ни на секунду, при этом лодки с людьми оказались притянутыми к пылающим стенам, мгновенно загорелись и скрылись в бурной воде. Солдаты, попавшие в смолу, горели заживо, пока безжалостная бездна разбушевавшегося Дуная не забирала их себе. Теперь уже ничто не стояло на пути брандера. Саперы прыгали в воду, потому что не успевали взобраться на мост и бежать к берегу, спасаясь от столкновения. Взбесившиеся волны швыряли их на понтоны, и люди шли ко дну с разбитыми головами, переломанными руками и ногами. Лежон почувствовал, как кто-то схватил его за рукав. Он оглянулся: все тот же усатый офицер тянул полковника назад, и они оба побежали в сторону острова Лобау. За спиной Лежона раздался оглушительный грохот, мост встряхнуло. Полковника и офицера-сапера швырнуло на мокрые доски настила. Сверху дождем сыпались обжигающие искры, но их тут же гасили волны, поднятые столкновением. Несколько понтонеров в горящих мундирах упали в реку. На поверхности воды они больше не появились. Приподнявшись на локтях, Лежон посмотрел назад: мост был разорван надвое, и его обломки уносило течением. Это была катастрофа. Полуразрушенный сруб мельницы ярко горел, огонь жадно пожирал тросы, балки, доски настила...

Двое молодых людей в темных суконных рединготах и шляпах с высокими тульями шагали по Йордангассе. Старший — ему можно было дать лет двадцать, не больше, — небрежно поигрывал тростью, стараясь выглядеть как можно более непринужденно. Его спутник, Фридрих Стапс, не ночевал в своей каморке в доме семейства Краусс и потому не знал, что в ней успел побывать глава венской полиции Шульмейстер, и что Анри Бейля — француза, квартировавшего этажом ниже, серьезно беспокоили его поведение, высказывания и странные обряды со статуэткой Жанны д’Арк.

Уже у самого дома, вместо того, чтобы распрощаться, Эрнст вдруг ускорил шаг и, не глядя на товарища, пробормотал: «Продолжаем идти, словно мы просто прогуливаемся, не оборачивайся...» Фридрих беспрекословно подчинился, поскольку приятель почуял какую-то опасность, но спросить у него о причине тревоги осмелился лишь на Еврейской площади. Они остановились перед швейной мастерской, делая вид, что рассматривают выставленные за окном товары.

— Что случилось?

— Напротив твоей двери стояла карета-берлина.