Флёри кивает:

– Вот именно! Очень существенное замечание, мадемуазель. – А потом он начинает читать мне нотации о том, что лучшее, что я могу сделать для королевы, – стать любовницей короля.

Я никогда не была строптивицей. Всегда делаю то, о чем меня просят. Я слушалась родителей, теперь слушаюсь супруга, хотя ни любви, ни уважения к нему не испытываю. А сейчас я понимаю, что не могу отказать в просьбе этим величественным особам. Ощущаю, как вокруг меня смыкаются стены; платье становится слишком тесным, я вся вспотела, хотя в этот сентябрьский день во дворце прохладно. Я сбита с толку. Сама по себе мысль интригующая, и какая честь – быть любовницей короля! Но… я выкладываю свое последнее возражение, то, что ближе всего моему сердцу.

– Маркиз де Пюизё… – говорю я. Он опять уехал в Швецию, кишащую протестантами. – Мы любим друг друга и… Что будет с ним? – Возможно, если бы он был рядом, я оставалась бы непоколебима, но он в отъезде, а я здесь – оказалась в ловушке под действием чар.

Флёри, фыркнув, встает и заявляет, что он и так потратил слишком много времени на пустые уговоры, а государственные дела ждать не могут. Но он чует, что победа за ним, они оба видят, что я колеблюсь, как желе.

– Как уже вчера говорил кардинал, забудьте Пюизё. Представьте, что вас полюбит сам король, а вы будете любить его. Только представьте себе. – Шаролэ крепко сжимает мою руку, на этот раз она таки облизывает губы.

Изо всех сил отгоняя от себя греховные мысли, я помимо воли задаюсь вопросом: каково оказаться в объятиях короля? Каково чувствовать его поцелуи? Каково заниматься с ним любовью? Осчастливить короля Франции. О Филожен, Филожен, Филожен! Что мне делать? На следующий день я не могу смотреть на королеву, даже глаз на нее поднять не смею, а когда входит король, чтобы отдать супруге ежедневную дань уважения, я незаметно удаляюсь из покоев и прячусь в углу.

Не дожидаясь моего согласия, эти двое на следующей неделе приступают к реализации своего плана. В покоях Шаролэ ее парикмахер – заносчивый человек, который управляется со щипцами, как дирижер оркестра, – укладывает мне волосы, румянит щеки, а под глазами ставит две мушки – совсем как слезы. Я облачена в белое шелковое платье, декорированное гирляндами из глянцевых розочек персикового цвета.

Я очень нервничаю, но при этом испытываю странное возбуждение. Это же сам король! И было бы нечестно сказать, что мне не симпатичен король: все женщины при дворе в большей или меньшей мере влюблены в него. А некоторые влюблены по уши. Он так красив! И такой величественный! Многие уверяют, что Людовик XIV – самый выдающийся король Франции, но мне кажется, что наш Людовик не менее выдающийся. Я уверена, что однажды он станет самым лучшим королем Франции.

Шаролэ вытаскивает несколько розочек из моего платья – по ее словам, король любит простоту, а эти цветочки отвлекают от моего шарма – и усаживает меня на диван рядом с небольшим камином.

– Выпейте шампанского. – Она наливает большой бокал, и я с радостью принимаю его.

Флёри и слуга короля, Башелье, долговязый, сдержанный человек, кивают в знак одобрения. Значит, и Башелье участвует в этом «заговоре», хотя чему удивляться – он контролирует все, что окружает короля, и в этой своей молчаливой манере наводит ужас на меня.

Они уходят, но перед уходом Флёри кладет на мое плечо свою немощную, похожую на червя руку и желает мне удачи. А потом я оказываюсь одна, у камина, с бокалом шампанского и натянутыми нервами. Господи, что я делаю?

Дверь плавно открывается, входит король. Я впервые в комнате наедине с королем, но я должна помнить наставления Шаролэ: сегодня вечером он не король, он обычный мужчина.

– Мадам.

Он официально кланяется, мы смотрим друг на друга.

Мне следует встать? Но это неофициальная встреча… очень даже личная.

Король замирает у двери, я замираю, сидя на диване. У меня начинает дрожать подбородок, кажется, я вот-вот расплачусь. Что я делаю? Можно со страху умереть. Король вытягивает руку и начинает рассматривать свой ноготь. У меня дрожит рука с бокалом, я проливаю шампанское на юбку. Я мельком смотрю на короля, он напуган не меньше меня. Я заливаюсь слезами. Зачем я вообще согласилась на этот безумный план? Король подскакивает как ужаленный, потом поспешно кланяется и удаляется из комнаты.

Какое унижение! Я уеду из Версаля, вернусь в ненавистный деревенский дом супруга, куда угодно – только бы не оставаться здесь. Сбегу в Швецию, брошусь в объятия Филожена. Филожен… Я допиваю остатки шампанского и даю волю слезам. Какое унижение! Все было так… так… я даже описать не могу, как все было ужасно!

Вбегает Шаролэ.

– Не волнуйтесь, не волнуйтесь, – поспешно успокаивает она, вновь наполняя мой бокал шампанским. – Ой, вы пролили немного! Хватит плакать, а то и румяна потекут. Посмотрите! Одна из ваших мушек сдвинулась. – Она снимает мушку и бросает ее в огонь. – Достаточно и одной. Сейчас Башелье с Его Величеством. Он уговорит его вернуться. А я была уверена, что вы расплачетесь, – король никогда бы не оставил женщину в слезах.

У меня нет слов. Я хочу провалиться сквозь землю, быть подальше от этой комнаты, глубоко-глубоко под землей. Мне хочется умереть.

– Луиза, хватит плакать! – Шаролэ критически рассматривает меня. – Попробуйте успокоиться. Откиньтесь назад, как будто читаете книгу стихотворений.

Я повинуюсь, хлюпаю носом и чувствую, что наконец-то шампанское ударяет мне в голову. Шаролэ задирает мне юбку, смотрит на мои зеленые чулки и голубую подвязку.

– Вы не напудрились? Внизу?

В какой-то ужасный момент мне кажется, что она намерена нырнуть под платье и проверить.

– Нет, нет конечно. – Я заливаюсь краской стыда.

– Отлично. Король терпеть не может пудру. Нигде. Отлично. – Шаролэ снимает очередную розочку с моего корсета и прячет ее под подвязку. – Уж это точно привлечет его внимание.

Я едва не сгораю со стыда и смотрю в потолок. Что я делаю? Нет, серьезно, что я делаю?

– Лучшие ножки в Версале. Так о вас говорят.

Я этого не знала, но плакать прекращаю. Шаролэ легонько обмахивает мою щеку платком и заявляет, что мое пунцовое личико «очаровательно», сама невинность!

– Так и сидите. Он сейчас вернется.

Я остаюсь сидеть в неловкой позе и таращусь в потолок.

Король вновь входит в маленький салон и на сей раз направляется прямо к дивану. Берет меня за руку. Я еще никогда не была так близко к королю. И наедине. Я вздыхаю и другой рукой сжимаю подлокотник дивана. Мы отводим взгляды. Моя нога кажется голой и мерзнет, и я уверена, что он глаз не сводит с моей подвязки.

– Мадам, вы прекрасны, – произносит он своим удивительно глубоким голосом, и его унизанные перстнями руки скользят вверх и вниз по моей ноге.

Неожиданно весь мир меркнет и остаются только камин, король и я. И наши бьющиеся сердца, и его лицо у меня в коленях.

Сначала осторожно, потом увереннее я глажу его густые волосы, пахнущие бергамотом и тончайшей кожей. «Я прикасаюсь к королю», – думаю я в изумлении, когда руки его взбираются все выше, тянут за подвязку, обнажают мои ноги. Потом он вводит внутрь меня палец, перстень царапает нежную кожу. Я охаю, он тянется меня поцеловать. Я отдаюсь его мягким губам, закрываю глаза и забываю обо всем – и обо всех – за пределами этой комнаты.

– Мадам, вы прекрасны.