Шаролэ чересчур широко улыбается и подается вперед.

– Моя дорогая Луиза, – начинает она издалека, слегка сюсюкая. – Луиза, вы такая восхитительная. Такая красавица. Само благородство. Элегантность.

Я улыбаюсь, смущенно благодарю ее. Мало кто может тягаться красотой с Шаролэ, даже несмотря на ее возраст. Она замечает на моем лице сомнение и заверяет, что ни о чем непристойном они не намерены меня просить. Флёри смеется и качает головой.

– Вовсе нет. Вовсе нет. Ваша служба королеве высоко ценится и благосклонно принимается.

– Моя верность королеве абсолютна и…

Шаролэ поднимает изящную ручку, унизанную кольцами, и перья, которыми отделаны рукава ее платья, трепещут.

– Ради блага самой королевы, равно как и короля, мы долго и тяжело думали, как исправить разрыв между нашими величествами.

Разрыв? Какой разрыв? Король, конечно же, уже не так предан королеве, как раньше, и королева все реже видит его в своей постели, но… разрыв?

– Я…

И вновь трепетание перьев и эта широкая, слегка натянутая улыбка:

– Пожалуйста, Луиза, дорогая, позвольте мне продолжить.

Мне в общем-то нравится Шаролэ за ее ум и чувство юмора, но сегодня она заставляет меня нервничать. Она продолжает:

– Могу я говорить откровенно?

Флёри кивает, как будто дает знак.

– Король больше не испытывает к королеве тех чувств, которые испытывал ранее. Это вполне естественно, вы же понимаете? Она намного старше его и… намного проще. Я не хочу никого обидеть, но она не самый яркий бриллиант в ожерелье.

– И не самого большого ума, – с усмешкой добавляет Флёри.

– Нет, разумеется, просто нужно обладать недюжинным умом, чтобы быть отличным собеседником, – поспешно добавляет Шаролэ, бросая встревоженный взгляд на кардинала.

Тот подхватывает фразу:

– Вопрос лишь времени, когда король охладеет к… семейному ложу. И очень важно, чтобы, охладев, он не зашел слишком далеко.

«Флёри говорит о короле как о ребенке», – думаю я, наблюдая за тем, как эти двое разыгрывают передо мной спектакль. После трех лет, проведенных в Версале, я уже научилась читать между строк и догадываться о том, что было недосказано. Полезное умение, но для меня неестественное, поскольку я предпочитаю честный разговор притворству. Но сейчас я понятия не имею, чего от меня хотят. А они явно чего-то хотят.

– Луиза, мы говорим о том, что король точно заведет любовницу.

– Любовницу? О нет, король слишком верен… – говорю я, но осекаюсь на полуслове.

Действительно, все при дворе гадают о том, когда же король заведет любовницу и кто ею станет. Жилетт допытывалась у меня, каковы ее шансы. Она уповает на то, чтобы король влюбился в нее, ведь она обладательница прекрасных длинных темных волос, тогда как королева светловолосая. Жилетт хочет оставить волосы распущенными настолько, насколько это позволяют приличия, и не припудривать их вечером, объяснив, что ее парикмахер захворал.

– Нет, Луиза, – говорит Шаролэ с намеком на нетерпение. – Дни, когда он все еще хранит верность, быстро угасают. А он молодой мужчина, ему всего двадцать три года, как, впрочем, и вам. Он не может вести жизнь монаха.

– Король заведет любовницу, – повторяет Флёри. – Но кто будет эта любовница… Вот это дело первостепенной важности. Даже государственной важности.

Оба улыбаются, пристально вглядываясь мне в лицо. В прошлом году вернувшийся из Индии в полном здравии маркиз де Больё постоянно развлекал двор историями о заклинателях змей. И эти двое, казалось, хотели загипнотизировать меня словами, как заклинатель змей – музыкой.

– Это настолько важно, драгоценная Луиза, чтобы любовница короля была женщиной, хорошо нам знакомой. Которой можно было бы доверять. Разумеется, из хорошей семьи, из древнего рода, но при этом человеком, принимающим близко к сердцу интересы короля. Человеком, который не жаден и не амбициозен. От кого не будет никаких осложнений.

Музыка замолкает, и неожиданно до меня доходит смысл этой аудиенции.

– Вы хотите, чтобы я помогла вам найти любовницу королю? – догадываюсь я, переводя взгляд с одного на вторую.

Флёри смотрит на Шаролэ, которая кривится в недовольной гримаске, как будто говоря: «Ну, я же вас предупреждала». Затем вновь поворачивается ко мне с ослепительной улыбкой:

– Вы очень проницательны, дорогая Луиза. Как всегда. В некотором роде вы правы – нам действительно нужна ваша помощь. А кто может быть лучшим помощником, чем человек, на чью помощь мы рассчитываем больше всего?

Я не уверена, что понимаю, о чем речь. В Версале в подобных ситуациях лучше всего сохранять молчание.

В разговор вмешивается Флёри:

– Мне кажется, что нужно говорить прямо. Объяснить все просто и ясно. Луиза, мы полагаем, что вы должны стать любовницей короля. Ради короля, ради Франции.

– Только представьте себе, Луиза, какой это шанс – стать королевской любовницей. – Шаролэ едва не облизывает губы, но в последнюю минуту удерживается от этого. Губы ее напомажены кармином и уже потрескались. – Вы могли бы стать новой Агнес Сорель или Дианой де Пуатье.

Я в недоумении смотрю на них. Флёри поднимает брови и продолжает:

– Вижу, правду говорят о вашем воспитании. Попробуем такое сравнение, моя дорогая: вы могли бы стать новой мадам де Монтеспан или мадам де Ментенон.

Он говорит о самых известных любовницах покойного короля. Разумеется, этих дам я знаю. Атенаис де Монтеспан, прекрасная любовница юного короля, которую позже вытеснила из его сердца преданная маркиза де Ментенон, сердечный друг (и тайная супруга!) поздних лет его жизни. Я прекрасно знаю, сколь красивы и знамениты были эти женщины. И какую силу имели над самыми могущественными мужчинами. Мне кажется, я им не чета, но Шаролэ и Флёри – два самых влиятельных лица при дворе – полагают, что я достойна. Разумеется, это не может не льстить, но все же… королева. И Филожен.

– Пюизё! – взмахивает рукавами кардинал, как будто угадывает мои мысли. – Маркиз де Пюизё, тот, которого вы называете Филоженом, – никто. А мы предлагаем вам настоящего короля.

– Подумайте об этом, Луиза. Подумайте об этом перед сном. – Шаролэ похлопывает меня по руке, и легкое перышко щекочет мое запястье, как крошечный завиток соблазна.

Но, разумеется, той ночью я не могу заснуть.

На следующий день они навестили меня в моих апартаментах. Флёри ведет себя бесцеремонно, взывает к имени моего рода и возможности оказать Франции величайшую услугу.

– Ваши предки служили своим королям на поле боя, – говорит кардинал, – а теперь мы хотим, чтобы вы послужили королю на королевском ложе.

– Но почему я? – осмеливаюсь спросить. – При дворе есть дамы красивее и… опытнее меня.

Шаролэ тут же приводит причины:

– Луиза, вы красивы, чисты и добродетельны, по крайней мере для Версаля. Насколько я заметила, у вас нет стремления к политическим интригам, и все, кто вас знает, отмечают, что вы не любительница сплетен, хотя от них здесь никуда не денешься. Это ваша самая главная добродетель, благодаря которой мы убедились в том, что именно вы и есть та идеальная женщина, в которую мог бы влюбиться наш король. Мы долго раздумывали и…

Ах, они еще и долго раздумывали!

– Вы упоминаете мою добродетель, но то, что вы предлагаете, – безнравственно…

– А Пюизё? Это было… И есть… не настолько безнравственно? Вы отлично вжились в эту роль.

Неожиданно мне захотелось расплакаться.

– Да… возможно, я и согрешила, но король – нет. Я буду прелюбодейкой, которая увела его у жены. Королева будет просто раздавлена.

– Нет, Луиза, – решительно возражает Шаролэ, встает и подходит ко мне. Кладет свою ладонь мне на руку.

Я смотрю на ее серые перчатки, изящно расшитые маленькими пурпурными цветочками, и думаю: «Вот бы и мне такие». Как бы мне хотелось, чтобы этого разговора не было! Как бы мне хотелось находиться где-то в другом месте. Честно, хотелось бы.

– Вы не должны так думать. Нельзя так думать. Потому что, если вы не согласитесь на это, согласится кто-то другой – тот, кто может навредить королеве. Вы же, будучи порядочным человеком, сделаете все, что в ваших силах, дабы неизбежное как можно меньше и мягче отразилось на королеве. Всем известно, как вы ей преданы.