Я соскальзываю и проваливаюсь немного вниз – назад в прошлое. Какая-то параллельная ветка. Это сцена «воскрешения мертвых», все как у Булгакова. Выходит секретный ленинский декрет о массовом изъятии из могил и фамильных склепов царской знати, богатых вельмож и дворян фамильных драгоценностей. Некоторых находят нетронутыми тлением и выкидывают в канавы, где они чернеют и обращаются в прах. Этого я не увидел, но мне показалось, что я увидел Иосифа Шкловского, который намекнул, что в Петропавловской крепости уже давно никого не осталось. Бриллианты, золото, картины – все вывозится за рубеж.

Опять Вильям Буллит в Спасо-Хаузе. Он исчезает, а на его месте появляется благовидная семейная пара – Джозеф Дэвис и Марджери Пост, тогда богатейшая женщина в США. Во всех высших кругах ее называли Императрицей, дома – просто Марджи, нет, не Марго. Хотя похоже. Они приезжают прямо в разгар репрессий 1937 года. Супруга нового посла увлекается искусством, скупает картины, золото, иконы, яйца Фаберже, все идет на ура. Она почти сходит с ума, без охраны слоняется по Торгсинам, заходит даже в разрушенные церкви. «Императрица в восхищении!» Иногда ей помогает Полина Жемчужина, еще одна Маргарита, жена главы Советского МИДа Молотова.

Даже покинув СССР, Марджи еще долго скупает вывезенные из страны Советов предметы искусства на аукционах всего мира. Сейчас все это можно обнаружить в собранной ею богатейшей частной коллекции музея «Хиллвуд», что рядом с Вашингтоном.

Неожиданно появляется гордый поэт, ассириец Иосиф Джугашвили. Пишет неплохие стихи. Что-то про Луну, что-то про какого-то пророка, которого в конце заставляют выпить чашу с ядом. Значит, уже был в курсе. Потом он бросил писать, но книжку со стихами все же издали. Дальше вижу Ахматову. Она спрашивает кого-то, – тираж в 12 тысяч, не много ли за одну Луну? Кто-то ей вежливо отвечает, что орбита Плутона значительно больше орбиты Луны. И Плутон будет еще долго там кружиться со своими спутниками Цербером и Хароном, пока не отправится к Эриде, за пределы солнечной системы. В бездну.

Дальше Горький вдруг начинает делиться, как бешеный. Вот у него уже свой город Горький, свои парки во всех крупных городах. Свой автозавод ГАЗ. Свои машины, первые в Советах – а-шки. На них создают первые кареты скорой помощи, можно назвать их и аннушками. Они везде, где случилась серьезная беда, правда, ломались постоянно, прямо чума какая-то. Проще говоря – катафалки.

Взлетает самолет-гигант «Максим Горький». Горький захватывает богатейшие особняки российских миллиардеров, заселяет в них свою семью.

Вот его сын Максим Пешков женится на Надежде Пешковой – Тимоше, неунывающей вдове. Вокруг нее начинают околачиваться Сталин, Ягода, Алексей Толстой, куча какого-то народа, да и сам Горький.

Вот Сталин в приватной обстановке просит Горького написать роман о новом мессии, – о Сталине. Это должен быть апофеоз, вершина творчества Горького. Он должен стать новым Иоанном Крестителем. Горький соглашается, но медлит. А сам пишет роман о дьяволе, тщательно его прячет.

Смешно. Берлиоз решил написать роман о дьяволе, но при этом пытался обмануть Фауста, который уже давно заключил с ним сделку! Эту ошибку повторит немало народу.

Неожиданно все начинает схлопываться. Вот Максим Пешков, направляясь домой пьяным, просит остановиться своего шофера – чекиста. В рубашке выходит и падает в сугроб. «Как же душно мне с вами». Потом он простужается и умирает. Падает и взрывается самолет-гигант «Максим Горький». Вскоре сам Горький умирает от какой-то непонятной болезни, может, даже и бериллиоза. Странно, ведь он не был работником космической промышленности.

После смерти Горького дача оцеплена чекистами. В спешке делают вскрытие, мозг забирают. Вскоре тело спешно кремируют по приказу Сталина.

На третьем московском процессе бывший глава НКВД Генрих Ягода, его подручные и несколько врачей признаются в намеренном отравлении Горького и неправильном лечении его сына. Ягода также признается в любовных связях с Тимошей. Конечно же, все так и было, никто и не сомневался. Их всех расстреляли.

Дальше я вижу Вольфа Мессинга, разговаривающего с директором МосГОСЕТа Соломоном Михоэлсом. Воланда, как и Ивана Бездомного, рядом нет. Берлиоза и даже брата Мессинга Берла тоже не наблюдается. Вольф Мессинг предупреждает Михоэлса о возможном убийстве, видит, как его убитого кидают рядом с трамвайными путями. Михоэлс в это не верит. Через некоторое время он едет в Минск. Он прощается с близкими, его мучают предчувствия. Сталин приказывает ликвидировать Михоэлса, инсценировав автокатастрофу в Минске.

Около 10 часов его убивают. Да-да, около 10 часов. В отличие от Парада Победы, в 10 часов вечера. Потом выбрасывают на окраине города, рядом с трамвайными путями. Это было очень далеко от Патриарших прудов. Дальше его тело привозят в Москву, на похоронах за ним идет огромная процессия скорбящих. Шел 1948 год.

Потом совершенно неожиданно я опять сильно просел и увидел, как Иосиф Шкловский гуляет по Чистым прудам с дипломированным раввином Матестом Агрестом. 1930-й год. Оба они пытаются поступить куда-то в МГУ.

Матест рассказал, что у него были серьезные проблемы с русским языком. Учась в Ленинградском университете, он в Публичной библиотеке разбирал средневековые еврейские рукописи эпохи кордовского халифата. Изучал еврейско-арабскую культуру, процветавшую на юге Испании 10 веков назад. В том числе и великого алхимика и по совместительству Папы Римского Герберта Аврилакского. Впоследствии он стал великим математиком, работал над атомным проектом, стал автором теории, что Содом и Гоморра были уничтожены ядерным взрывом.

Трамваи там вроде были и совсем недалеко, но, к счастью, от них тогда никто не пострадал.

Я снова поднимаюсь по Фракталу. Произошел какой-то сбой, меня кидает вверх, и я вижу, как великий физик-ядерщик Игорь Курчатов садится на лавочку рядом со своим другом, академиком Харитоном. Только они начали разговаривать, как Харитон оглянулся на Курчатова, но тот был уже мертв. Что-то с тромбом.

Система выправилась. Вот я вижу поэта Сергея Есенина. Он написал какую-то оппозиционную поэму. Кто-то сидит с ним на скамейке, объясняет, что так нельзя. Потом он напивается, устраивает дебош в каком-то ресторане. Здесь опять мерцание, сбой в системе. Откуда-то взялся миллиардер Полонский, потом Борис Ельцин падает в какую-то канаву. Оба в одних подштанниках. Почему-то вижу странно одетого Даниила Хармса с какими-то иконками и спичками, а потом Осипа Мандельштама. У них у всех явные психические проблемы. Странно, но вот и Бехтерев дает такой же диагноз Пилату. Лучше бы не давал.

Снова Есенин. Или Полонский? Ничего не понятно. Нет, Есенин. Его забирает полиция и отправляет в психушку. Там проводят экспертизу. Дальше он встречается с Кировым, тот его кому-то сдает и выманивает в Москву. Дальше снова психушка, побег в Ленинград и казнь. Нет, не на кресте, повешен на какой-то трубе. Четко видно совершенно неузнаваемое его лицо.

Неожиданно опять сбой. Есенин вдруг превратился в Григория Зиновьева. Бегает в панике по случаю Кронштадтского восстания, срочно просит прислать ему пулеметы, армию. Организует красный террор в Санкт-Петербурге, дело Таганцева. Вижу расстрелы под музыку и грузовики с расстрелянными. Опять сбой. А Муаммар Каддафи-то что здесь делает?

Декабрь 1925 года, 14-й Съезд ВКП(б), то есть компартии. Каменев, будучи председателем какого-то совета, сговорившись с вождем Коминтерна Зиновьевым и Крупской, выступает против Сталина. Зиновьев бегает и предупреждает всех, что Сталина нельзя допускать к власти.

А вот первосвященник Каиафа, то есть Каменев, разговаривает со Сталиным, какой-то с душком антисемитизма разговор. Оба угрожают друг другу. Сталин предупреждает, что скоро всей его шайке, да и его народу придет кирдык.

Потом – взрыв храма Христа Спасителя. Жильцы Дома на набережной спокойно наблюдают эту картину из своих окон.

Далее я вижу, как Сергей Киров случайно во время дождя встречает какую-то девушку, помогает ей добраться до дома. Она не узнает его, хотя каждый в городе знал его в лицо. Они влюбляются и начинают встречаться.