Напоследок Пилат, то есть, я совсем запутался, обвинитель кричит Бродскому: «Хам!», «Тунеядец!», «Антисоветский элемент»!

Пожалуй, хватит об Иосифе Бродском, тысячу извинений, читатель, за такое длинное отступление. Хотя весьма неплохой поэт.

Но я был в шоке! Даже не от того, что глава о Понтии Пилате, написанная не позже, чем умер М. А. Булгаков, то есть 1940-го года, перекочевала в рассказ Фриды Вигдоровой «Судилище» от 1964 года, а в том, что меня притащили сюда через всю Москву, избили, чтобы дать это почитать. Зачем?

Хотя частично я все понимал. Дело в том, что меня зовут Иосиф Джугабродский. Пилсудский, или кто-то другой, вероятно, что-то искал про меня в Интернете и по ошибке распечатал вот это.

– Простите, зачем мне это дали? – спросил я Пилсудского, подавая ему распечатку.

Тот спокойно достал трубку, набил ее табаком и закурил, прямо как Шерлок Холмс. Посмотрел на бумаги, снова набрал секретаршу.

– Надя, на черта ты дала ему распечатку какого-то рассказа?

Та объяснила, что это не она, а Марченко распечатал. Его тут же вызвали.

– Что ты опять скурил, крысолов хренов?

Марченко нервно пролистал распечатку про Бродского, покраснел. Было ясно, что он все перепутал.

– Ладно, иди отсюда, – Пилсудский показал рукой на дверь.

Помолчали.

– Так, значит, Иешуа Га-Ноцри – это Иосиф Бродский? – не удержался я.

– Ну конечно, это же очевидно, именно его и имел в виду Михаил Булгаков, когда писал свой роман задолго до Судилища. Согласен, смешно. Но не бери в голову. Эта история стара как мир. Наши любят судить невинных поэтов и философов. И правильно делают. Толку от них все равно нет, зато головной боли не оберешься.

Пилсудский поморщился, у него болела голова. Он долго смотрел на меня, что-то думал. Потом спросил:

– Так это ты придумал проект со сносом МГУ, решил уничтожить наш Храм науки? Что это за проект такой – Дворец возрождения? Отвечай.

Я вздрогнул от неожиданности; откуда…

– Товарищ начальник! Поверьте…

Пилсудский резко перебил.

– Тамбовский волк тебе товарищ. Марчелло, подойди.

Тот опять вбежал в кабинет.

– Этот мудафон не понял, куда он попал. Поясни ему, что я ему не товарищ, и как нужно ко мне обращаться.

Марченко вытащил меня в соседний кабинет, где уже был накрыт столик, налито винишко в пластиковые стаканчики. Мы быстро опрокинули по стаканчику. Марчелло вежливо пояснил, что старик не любит всякую советчину, и лучше обращаться к нему «господин Пилсудский». Все-таки, до статуса «Хозяин» он еще не дорос. А игемон – как-то не по-нашему, что ли.

– Хотя, возможно, что с Хозяином ты тоже успеешь встретиться, если, конечно, повезет.

Мы вернулись назад, я сел на свою табуретку и тут обнаружил, что почему-то сильно заболела рука.

Пилсудский затянулся.

– Имя?

– Мое? – зачем-то спросил я.

– Хорошо, скажи тогда мое, а то я его совсем забыл. Хватит притворяться идиотом! – Пилсудский совсем нахмурился.

– Иосиф.

– Фамилия.

– Джугабродский.

– Иосиф Джугабродский. Что за дурацкая фамилия? Хорошо хоть, что не Иосиф Джугашвили. Место рождения?

– Гура-Кальвария – это город в Польше, переводится как гора Голгофа. Вольф Мессинг тоже оттуда.

Пилсудский удивленно посмотрел на меня, типа, как туда-то занесло? Но потом, видимо, понял, что вопрос некорректный, так как занести могло только после рождения, а никак не до рождения.

– Хорошо хоть, что не Гори и не Гамала. Национальность?

– Я точно не знаю, хотя, конечно, знаю. Говорят, мой отец имел какие-то осетинские оттенки. Сирийских же кровей никогда не было.

– Значит, ассириец?

– Ну зачем же сразу так грубо. Ассириец, ассириец. И откуда у Мандельштама столько поклонников?

– Адрес прописки.

– Постоянного адреса нет. Я постоянно в разъездах, много путешествую, занимаюсь…

– Короче говоря, ты бомж. Родственники?

– Нет никого. Я их разыскиваю, но пока не нашел. Вероятно, когда отдавали в детский дом, перепутали все данные. Правда, есть невеста.

– Слушай, ты и впрямь, как Вольф Мессинг. Он тоже родился в том же городе, что и ты, и тоже был совсем один. Может, ты еще и на идише разговариваешь, кроме польского и немецкого?

– Да, разговариваю.

Пилсудский смягчился и временно перешел на исковерканный польский язык.

– Расскажи, пожалуйста, зачем вы планировали перестроить МГУ, подбивали на это общественность, что за проект Дворца Возрождения ты мутил, и кто твои сообщники?

Я был в ужасе. Получается, что они знали о компании-пустышке «Фауст 21-го века», в которой я был Генеральным директором, и даже о людях, которые стояли за ней. Но мне говорили, что все согласовано наверху. А МГУ все равно нужно было перестраивать, так как там нашли что-то радиоактивное под землей.

А во-вторых, здание не было видно со всех концов города. Мне сказали, что общественность будет шуметь, но потом все уляжется. Получается, все было не так уж и согласовано.

– Това… Господин начальник, естественно, никогда в жизни мне самому бы и в голову не пришло бы сносить МГУ, тем более у меня нет связей наверху, чтобы кого-то к этому подговаривать.

Пилсудский был удивлен. Он еще раз прочитал какую-то распечатку.

– Послушай, ты можешь быть астрологом, предсказателем будущего, кем угодно, но сейчас ты просто лжец. Вы лжете, сударь! Понимаете ли, в Москву уже приезжал как-то один гениальный восточный мудрец, предложил снести Храм Христа Спасителя и построить новый Храм Истины – Дом Советов, новую Вавилонскую башню. Храм то он снес, но вот башню построить не смог, ее гораздо позднее построили в Страсбурге.

А вот Храм Истины он все же построил, но на Воробьевых горах. Да и Капище-капичник там уже было неподалеку. Теперь ваша замечательная и древнейшая организация опять взялась за свое?

– Я прошу прощения, но вы все перепутали. Все, что у вас записано… Было совсем не так. Вы все равно сейчас ничего не поймете.

– Я понял, – произнес Пилсудский жестко и монотонно, – ты сговорился с Марченко, он там тебе наливает винишко, ты решил бросить меня, убежать к нему и напиться до одурения. Прекрати разыгрывать дурака! Здесь написано достаточно, чтобы ты не вышел на свободу еще лет 5 как минимум.

– Хорошо, я буду откровенен. Мне непонятно, зачем вам эта информация, но я скажу. К Дневникам Лаврентия Берии это не имеет никакого отношения. Да, вы можете сходить и купить эту толстенную книгу. И хотя я ее даже не читал, мне кажется, там все неправда. Путаница какая-то. Мне кажется, что подлинник спрятан где-то далеко в ячейке, в одном из старейших банков на Западе, и найден он будет не скоро, может, лет через 10. Я об этом ничего не знаю, хоть убейте. Что касается Дневника Мастера, то я слышал о нем от Дау. Он якобы действительно существует, но я его не читал.

Здесь я соврал, на самом деле я немножко читал этот Дневник, правда, ничего интересного в нем не обнаружил. Пилсудский стал совсем серым, он явно устал от бессмысленного допроса. Он подумал о том, что к вечеру солнце перестанет освещать конные статуи на Манежной площади, и надо будет еще идти с женой в театр на какую-то оперу. А голова болит невыносимо.

От этого ему стало еще грустнее. «Отправить бы в подвал этого лгунишку, расстрелять, а потом пойти в комнату отдыха, лечь на диван, включить бы радио и расслабиться, – подумал он. – Хотя сейчас не 30-е, так просто теперь не расстреляешь». Про затемнение комнаты Пилсудский не думал, так как это не был один из залов Кремлевского дворца, и даже светового оконца на потолке в комнате отдыха у него не было. По крайней мере, я тогда так думал.

– И все-таки, что ты там говорил про Дворец Возрождения?

– Я говорил, потому что, как мне объяснили, МГУ скоро может пойти трещинами, что-то не то с фундаментом. Но у нас есть огромные деньги, чтобы перестроить его. Дау говорил: что-то типа 100 млрд долларов, а может, и больше. Хотя взять их не так просто, пока их нет. Это будет самое величественное, самое высокое здание в мире.