– И ничего нельзя сделать?

– Ничего. Думаю, что перед тем, как уйти в ту секту – дело было за Уральским хребтом, – ребята (или их родственники – в случае несостоявшихся солдат Российской армии) проконсультировались с юристами. Не исключаю, что высокооплачиваемые юристы готовили всю «платформу». Или доктрину. Или как там это у них называется. А ребята потом все хорошо выучили.

– Так, с армией мне понятно, и, признаюсь тебе честно, я понимаю этих ребят и их матерей – не хочется отдавать ребенка в армию, где творится то, о чем пишут у нас в газетах, даже если только половина правда. Но ведь у должников «в миру» должно было остаться имущество… За отказ идти в армию имущество не конфискуют, а вот за отказ платить долг вполне могут.

– Они быстренько развелись с женами, написали какие-то хитрые отказы от всего мирского… Я тебе говорю: там точно были подключены очень толковые юристы. Коллекторы не смогли ничего получить. Банкиры локти кусали от бессилия. Не исключаю, что должники обо всем договаривались заранее, заранее нанимали юристов – еще до того, как пошли в банки… Так что давай заедем в этот пионерский лагерь. Мне просто интересно послушать, что здесь организовано и с какой целью.

Мне тоже стало интересно.

Первыми ехали Кристина с отцом Иоанном, мы следовали за ними. Когда мы уже выехали за пределы городской черты, Петру Васильевичу позвонили подчиненные с информацией, что они на месте, только, к сожалению, у нас в городе и его окрестностях пока не зазеленели кусты и деревья, так что скрыться в зелени не получается.

Значит, и у того, кто придет за сумкой, не получится…

Петр Васильевич предложил поискать какой-нибудь крупный памятник и скрыться за ним. Нам сказали, что ничего подобного тому, что установили на центральных аллеях и коммерческих площадках городских кладбищ нашего города, там нет, но есть большие валуны – такие, как лежат в разных частях Карельского перешейка.

– Их что, не могли убрать с кладбища? – удивленно спросил Петр Васильевич.

– Наоборот, притащили, – сказал его подчиненный.

– Зачем?

– В виде памятников. Не надо за плиту деньги платить. Если, конечно, сами тащили. Но, думаю, сами. А потом на камнях выбили имена и даты рождения и смерти.

Почему-то мне вспомнился «Гром-камень» – огромный валун, на котором стоит Медный всадник. Ведь его тоже нашли на Карельском перешейке (место точно не установлено, но где-то в районе Лахты) и доставили в Петербург. Так что ж не использовать такие камни в виде надгробий? И технология специальная была придумана по доставке камня в нужное место. Поднимали с помощью рычагов и домкратов, чтобы подвести под него платформу, потом перекатывали ее по двум параллельным желобам, в которые уложили пятидюймовые шары. Таким образом доставили на берег Финского залива, на специально построенную пристань, там погрузили на опять же специально построенное судно и доставили на Сенатскую площадь. А теперь вообще-то и более современная техника появилась. И вообще родственникам ни пристань, ни судно не требовались. Да и нынешние валуны-надгробия, наверное, не 1600 тонн весят.

Петр Васильевич спросил, можно ли найти на кладбище могилу молодой девушки, умершей примерно месяц назад. Наверное, остались еще венки, да и памятник пока не должен стоять. И даже камень.

– Поищем, – ответили ему. – Если бы вы еще подольше подзадержались… А то ведь неизвестно, где похоронили – где последние захороненные или к родственникам.

– Нам еще в секту заезжать, – сказал Петр Васильевич. – Попробуем там задержаться подольше.

Как в воду глядел.

Кристина позвонила мне по мобильному телефону и сообщила, что мы подъезжаем к общине брата режиссера Попковского. Нам предлагалось следовать за ее машиной по грунтовой дороге.

Петр Васильевич последовал, и вскоре мы оказались перед несколько покосившимися воротами, по внешнему виду которых ничего определить было невозможно. Это могло быть и садоводческое товарищество, и фермерское хозяйство, и просто поселок.

Нас, похоже, ждали. Или ждали кого-то другого. Или кого угодно – кто приедет в эти места. Наверное, летом здесь проезжает немало машин. Если не ошибаюсь, здесь много дач. Особняков, правда, я в ближайших окрестностях не видела. Место не самое лучшее. До залива очень далеко. Есть совсем маленькая речушка, которая в жару, вероятно, высыхает полностью. Поэтому, наверное, территорию лагеря до сих пор не скупили застройщики коттеджей. Хотя от города не так далеко… Но все-таки люди из Питера предпочитают места, где вода в пешей досягаемости.

Когда мы с Петром вышли из машины вслед за отцом Иоанном и Кристиной, к нам навстречу уже бежали люди. Это были мужчины и женщины разных возрастов, но все почему-то в белых одеждах. Очередное Белое Братство? Или идейный вдохновитель просто придумал униформу? Чтобы, например, было проще отбиваться от всяких инстанций… Приезжает налоговая – а ей навстречу психи в белых одеждах и шепчутся, и шепчутся между собой…

Потом толпа расступилась и появился братец режиссера Попковского. Я это поняла благодаря их внешнему сходству. Только этот был с бородой и длинными волосами, но фигура – один в один. Такой же колобок.

– Здравствуйте, братья и сестры! – воскликнул колобок номер два поразительно низким для невысокого полненького мужчины голосом. – Мы приветствуем вас в нашем царстве истины! Мы призываем вас отречься от ложных догм и ложного стыда…

Он еще что-то говорил, я не слушала. Я рассматривала лица прихожан – или как их здесь называют. Они были разными – симпатичными и не очень, испитыми и свежими. Вообще встречались самые разные типажи. Да, у Попковского-режиссера имелся под рукой богатый материал для творчества.

Но я-то ему зачем понадобилась?

Нас пригласили в помещение, которое в пионерском лагере, вероятно, служило актовым залом. Обе машины остались стоять у ворот. Петр Васильевич, естественно, включил сигнализацию.

В актовом зале остались даже стулья (или они именуются креслами?), подобные тем, что были в актовом зале школы, в которой я училась, – деревянные, соединенные по четыре в ряд. Но в советские времена не могло быть трона, пусть и несколько кривоватого, даже для начальника лагеря.

На трон уселся мужик, который приветствовал нас у ворот, то есть брат Попковского. Двое его подручных принесли кресла для нас с Петром Васильевичем.

– А Кристина-то где? – спросила я, поняв, что супруга моего работодателя с отцом Иоанном за нами в зал не последовали.

– Их ждут другие дела, – торжественно произнес бородатый Попковский. – И никто из нас не должен мешать этим двоим молодым людям…

Кристина что, собралась здесь любовью заниматься с отцом Иоанном по пути на кладбище? То есть он с ней?

– Тогда, пожалуй, и мы поедем, – спокойно произнес Петр Васильевич.

– Ты можешь ехать, брат, – сказал Попковский. – А сестра должна остаться. Мы просто обязаны ей помочь.

– Мне не требуется никакая помощь, – заметила я.

– Ты заблуждаешься, сестра. Но, прожив у нас несколько дней, ты все поймешь сама…

Петр Васильевич взял меня за руку. Другую опустил в карман. Насколько я помнила, у него там лежал мобильный телефон.

Уйти нам не дали. Правда, борьба была ожесточенная, и Попковский-режиссер на какое-то время лишился большего числа артистов массовки – только если у него нет высококлассного гримера. Я поняла, что Петр Васильевич прошел хорошую школу в советских спецслужбах и до сих пор не утратил полученных навыков. Я сама тоже не далась врагам просто так, оставив на их лицах и других частях тела много синяков и царапин. Потом оставшиеся на своих двоих сектанты (а некоторые лежали по полу после столкновения с Петром) натянули на нас местные смирительные рубашки, завязали длинные рукава за спинами. Мы превратились в два кокона. После этого нас разделили. Мы успели встретиться с Петром глазами. Я поняла, что он хотел мне сказать: держись, прорвемся, скоро прибудет помощь…