– Вставай! – ухо щекотали губы Энрико. – Быстрее! – повторил он шепотом. – Мы сегодня проникнем в запретную зону.

– Куда? – переспросил Галлеор.

– Мы увидим то, чего никому видеть не полагается. Помнишь экскурсию в Музей Цивилизаций?

– Это было удивительно!

– И ты, конечно, слышал, что сказал Петролеус?

– Он сказал: «Вам рано знать, что в Музее есть места, куда заходить никому нельзя».

– Вот именно. Значит, есть тайны!

– Они возрастные.

– Нет. Они связаны с тайнами праматерей, – со знанием дела заключил Энрико.

– Откуда ты знаешь?

– Помнишь, я спросил у Петролеуса: «И когда же мы узнаем все?», он ответил: «К сожалению, даже мне обо всем знать не положено».

– И что же это значит?

– Это значит, что ему об этом знать не положено, а нам – никто не запретил! Мы сегодня пойдем и все выясним!

– Но у нас нет ключей и кодов.

– Вчера не было, а сегодня – есть. Гляди, – Энрико раскрутил на пальце длинную золотую цепочку с печатью.

– Это печать Петролеуса!

– Она самая. Во время разминки он ее всегда небрежно бросает на стол. Теперь все двери для нас открыты. И не смотри на меня так. Ключи украл Эргиус. Он раб. А рабам свойственно воровать. Не расстраивайся, наш Эргиус – особенный раб. Он верный и на все пойдет ради меня. Таким рабам нет цены. После дела я его посвящу в рыцари.

– Почему ученый кавалер не ищет свою печать?

– Это самое главное. Он страшно боится, что его обвинят.

– Разве он виноват?

– Ученый кавалер не должен терять бдительности. Его накажут.

– Чем?

– Предложат реокс. И правильно сделают. Он стар. Старперов нельзя подпускать к обучению кавалеров.

– Чем он плох?

– Мужчины – воины. Это главное для нас. А Петролеус вечно жмется, словно ждет удара. Заискивает перед матронами. Ему не место среди кавалеров.

– Но он до сих пор не выдал нас.

– Это не признак благородства и жалости к нам. Он плебей.

– Все гены смешаны. И кто есть кто неизвестно.

– Неизвестно только рабам и хитрецам, тем, кто хочет прожить за счет других.

– Но кто будет преподавать вместо него?

– Он и будет. Никто не собирается его менять. Он нам нужен со всей его трусостью. Иногда трусы полезнее умников.

– Это будет шантаж?

– Это будет политика. И разве ты не хочешь спасти народ Витасферы?

– Его пытаются спасти уже триста лет. Только вариантов слишком много.

– Короче, ты идешь с нами. Ты сам сказал, что учителя врут. Мы сейчас все проверим. Главное – доказательства! И мы их добудем!

Над картой Витасферы склонились четыре любопытных мальчишеских лица. Энрико водил указательным пальцем по схеме и объяснял:

– Сначала надо пройти Дворец Юных Дам. Потом Дворец Новорожденных. Внутри – заброшенный первобытный инкубатор, а дальше закрытая для всех зона. Что в черном овале неизвестно. Кстати, должен предупредить, что первые матроны были заражены. Они явились сверху, где бушевали эпидемии. Они знали, что рано или поздно им предстоит погибнуть. Поэтому работали по программе, которая заменяла детям родителей. Было предусмотрено все: вынашивание, роды, кормление, воспитание и обучение. Но у праматерей никогда не было контакта с потомством. Они сами находились в герметичном отсеке и бесконтактно контролировали инкубацию. После отладки проекта первые матери самоустранились. Они подвергли себя кремации, тем самым, обеспечив полную стерильность Витасферы.

Галлеор заглянул через плечо. Ноготь Энрико застыл на затушеванном пятне в середине карты и напрасно пытался выскрести из него ценную информацию.

– Кстати, существует версия, – сказал он, – что вместо праматерей нами управлял алгоритм. Неподвластный человеческим эмоциям. Также не исключено, что проектом управляли с поверхности.

– А где вход в закрытую зону?

– Двери не обозначены. Но логично, что после зоны новорожденных последует инкубатор, потом зона оплодотворения.

– Тогда почему Дворец Кавалеров находится снаружи?

– Легенда ничего не говорит о праотцах. Мужчины появились только во втором поколении.

– Значит, все мы потомки пробирочников?

– Именно так. Все происходило внутри ядра, куда нам до сих пор нет хода. Там находится главный инкубатор. Он воссоздал генетический материал. Дети были выношены в специальных кюветах, воспитаны голограммами и выброшены на второй уровень, во Дворец Детства. Оттуда после воспитания по строго заданному алгоритму их выпихнули на следующий уровень, подготовительный этап к нормальной половой жизни. Но предположение еще не доказательство. Мы должны все увидеть своими глазами. Туда! Выходим по – одному. Галлеор пойдет рядом со мной. Он, как самый умный, понесет карту. Даффи и Эргиус будут прикрывать сзади, – командовал Энрико.

Четверо юнцов продвигались по запутанным коридорам уверено и бесстрашно. Дежурный свет мягко скрадывал резкие тени. Ноги, предусмотрительно обутые в бальные туфли, не шумели.

Изредка тишину пустотелых коридоров вспарывал свист королевского меча.

Мальчики уже прошли зоны Юных Дам и Новорожденных, где предполагалась охрана.

Вокруг было тихо и спокойно, лишь мрамор под ногами отражал осторожные прикосновения ног.

Даффи шел, придерживая черную маску на лице. Эргиус сжимал в руке золотую цепь с декодером. Галлеор каждый поворот сверял с чертежом.

Двери открывались легко и бесшумно. Ребята проходили один демонстрационный зал за другим.

Здесь были сосредоточены самые ненужные предметы домашнего обихода. Дежурного света недоставало, и фонарик Даффи то и дело выхватывал из темноты неожиданные экспонаты.

Свет скользил по вымершим бронтозаврам, бегемотам, всевозможным бабочкам и попугаям. Лесные пейзажи сменились панорамами вымерших городов.

Мальчики с удивлением разглядывали панораму мертвых городов, брошенные поезда, самолеты, небоскребы и метро.

– Странно, что нигде нет вымерших людей. Города пусты. На улицах ни одного человека. Но хотя бы в летящем вертолете должен сидеть пилот? Смотрите: в окне подъемного крана затушевано чье-то лицо, – удивился Энрико, и его меч принялся отскребать краску. – Почему закрашены лица людей?

– Я где-то читал, – сказал Галлеор, – что люди боялись своих отражений в зеркале, поэтому никогда не снимали маски. Их лица были покрыты язвами, из глаз вытекала гниль, они были так ужасны, что могли бы травмировать нашу психику. Я думаю, что людей закрасил родительский контроль, чтобы детей не мучили кошмары.

Энрико протер острием меча дыру в полотне:

– Хотел бы я взглянуть на физиономии этих слабаков! Что ж, в другой раз – непременно! А сейчас пора! Нужно успеть сделать главное.

В следующем зале мальчики остановились перед странными экспонатами.

– А это что такое?

– Это они, мельчайшие, – определил Галлеор по надписям, выуживая из памяти слабую латынь. Он здорово пожалел, что предпочел ее изучению шумерских текстов.

Экспонаты поражали. Перед глазами ребят извивались мелкие цепочки прионов, закручивались яркие змейки герпеса, скалились пружинистые зубья оспы, дрожали, накаченные ядом вирусы энцефалита, двоились и множились клубочки, пузыри и колбочки стафилококков, анаэробов и какого-то хламидейтрона.

Ребята разглядывали гигантские макеты, и в памяти оживал дикий интуитивный страх.

– Рассказывай, книжник, что ты про них знаешь! – приказал Энрико.

Галлеор знал все.

– Это смерть. Мелкие безмозглые твари, с которых началась жизнь на Земле… Они – кирпичики, из которых сложен организм каждого высокоорганизованного существа. Они наша печень, сердце, глаза и мозг.

– Ты в своем уме? Мы – из них?

– Невозможно найти то начало, которое заставило мельчайший белок вооружиться, создать вокруг себя систему вакуолей, митохондрий и цитоплазмы, а потом специализироваться в сложнейший разумный биосоциум.

– Ты хочешь сказать, что главный в эволюции не гомо сапиенс, а то, из чего он слеплен?