Потеряв лучшего друга, самого дорогого человека, в которого был безответно влюблен ни один год, Джон потерял самого себя. Дальнейшая жизнь не имела никакого смысла, но самоубийство было в списке запрещенных вещей, о которых бывший военный врач не позволял себе думать. Нужно было попытаться найти смысл, ради которого стоило тратить оставшиеся годы. Пустые годы без Шерлока.
Не особо размышляя над проблемой последующей карьеры и трудоустройства вообще, Джон незамедлительно уволился из частной клиники, где практиковал в годы проживания на Бейкер-Стрит. Распрощался с миссис Хадсон и поселился в самой дешевой комнатушке на окраине столицы. Несколько месяцев он отдавал всего себя службе в добровольческих организациях, оказывающих помощь низшим слоям общества: наркоманам и проституткам, алкоголикам, вытаскивал бомжей-омег из сексуального рабства, откармливал голодающих, распространял листовки о вреде беспорядочных сексуальных отношений. Тот мир, который был хорошо знаком ЕГО Шерлоку, и которого инстинктивно сторонился он сам, стал ему ближе и понятнее. Доктора Джона узнавали в лицо и звали по имени, ждали и считали его своим.
Но этого было мало, мало для Ватсона. Все его опустившиеся на самое дно пациенты являлись в какой-то мере сами причиной своего бедственного положения. Но в мире оставалось столько безвинно страдающих, которые также нуждались в помощи. Оперировать Ватсон давно уже не мог, но его врачебные навыки и опыт работы в горячей точке были бесценны. Записавшись волонтером в организацию «Легион спасения», Джон покинул Лондон.
Лечить детей в зонах конфликтов, оказываться вовремя в местах природных катастроф: землетрясений, цунами, пожаров, делать прививки в глухих африканских деревнях, везти в миротворческом конвое продукты и медикаменты – что может быть лучше? Боль утраты постепенно затихала и случались дни, когда Джон был по-настоящему счастлив. Он не вспоминал Шерлока, не просыпался в холодном поту. Просто проваливался в сон и как по щелчку просыпался, чтобы наутро вновь взяться за дело. И это было здорово!
Но даже в редкие периоды благополучия, когда кроме работы ничто не занимало Джона, судьба подбрасывала ему испытания. Дважды Ватсон попадал в зону обстрела и даже получил осколочное ранение. Один раз грузовик с продовольствием, поскользнувшись на раскисшей от ливней дороге, упал, задев джип, в котором ехали сопровождающие, в том числе и он сам. Итог – сложный перелом ноги.
Никогда так часто не болел Джон, как в эти два года, несмотря на все меры предосторожности, сделанные прививки и тотальное стремление к чистоте. Все известные болячки и инфекции липли к нему, как мухи к говну. Болел Джон тяжело, сил сопротивляться у организма совсем не было. Особо не было и желания. С мучительным удовольствием он думал иногда: ну, может, сейчас господь приберет его к себе, все-таки не своими руками, а так, от болезни – пускай. Он готов. Но каждый раз выкарабкивался и принимался за работу с удвоенной энергией.
И вот теперь, накануне этой самой встречи с Шерлоком, Ватсон свалился с банальным аппендицитом. Живот болел уже не один день, но миссия Джона вовсю работала в Сомали, в передвижном медицинском центре. Ватсон терпеливо доделывал прививки от кори, надеясь дождаться смены. Но так и не дождался. Жесткая, выкручивающая весь организм боль свалила его прямо посреди рабочего дня. В животе будто бы взрывались фейерверки. Последние часы перед операцией Джон помнил смутно, транспортировка на вертолете в медицинский госпиталь скорой помощи в Могадишо миновала его сознание. К тому времени, когда была проведена операция, аппендикс уже сам оторвался и развился острый перитонит. Ватсон находился в тяжелом состоянии, практически балансируя на грани жизни и смерти: сбой сердечного ритма, остановка дыхания, непростые осложнения простой по сути операции. Долго ли это продолжалось – он не знал. Пока не появился его светлый ангел. Ангел, на встречу с которым Джон не рассчитывал и не был готов вновь увидеть его необыкновенные ясные глаза, его губы и руки, услышать его дыхание, почувствовать биение сердца. Живого Шерлока. ЕГО Шерлока.
Джон рыдал, не стесняясь своей слабости, рыдал горько и самозабвенно. Нежные руки друга вытирали слезы, губы шептали утешающие слова и от этих слов хотелось плакать еще больше. Кажется, Шерлок тоже плакал, по крайней мере, на Джона что-то периодически капало, но разглядеть, так ли это, не представлялось возможным. Веки окончательно заплыли от слез и не хотели открываться.
Через некоторое время влага, текущая из глаз, сама собой прекратилась, Джон перестал всхлипывать и собрался. Он же мужчина, нельзя так распускаться. В конце концов он даже смог выслушать сбивчивый рассказ Шерлока о том, как все получилось, почему Холмс разыграл эту сцену с самоубийством и почему ничего не сказал об этом Ватсону, почему оставил в неведении на долгие два года. Шерлок искренне просил прощения на причиненную боль и страдания, но считал, что все же был прав, так как если бы он не разыграл свое самоубийство, Джон мог погибнуть от пули снайпера, причем, совершенно по-настоящему. Ватсон особой правоты в действиях Холмса не видел. Слушать оправдания Шерлока было больно и обидно, но не так больно, как потерять его вновь. Еще одного раза не будет, знал Ватсон. И поэтому был готов простить другу все, даже этот адский обман.
Когда Джону стало лучше, он поведал Шерлоку о двух годах, прожитых без него, о трудностях, с которыми сталкивался ежедневно, о замечательных людях, с которыми пришлось познакомиться. На лице друга он прочел нескрываемую гордость – Шерлок был покорен его мужеством, самоотверженностью и бесконечной добротой по отношению ко всем людям.
Как оказалось, все это время Шерлок старался не упускать никаких сведений о нем, но периодически терял из вида, слишком стремительными и непредсказуемыми были передвижения Джона по миру.
Об одном лишь не знал Шерлок. А Джон не стал говорить – ненужный момент в отношениях обоих. Все началось еще в Лондоне в первые месяцы после трагического события. Джон тогда много работал в трущобах среди самых низших представителей человеческого общества, в той среде, где слабо контролировались инстинкты, где опустившиеся на дно омеги никак не регулировали свое состояние. Изнасилования, нежелательные беременности, подпольные аборты со смертельными исходами были в норме вещей в том кошмарном мире. Появляться в трущобах без регулярного приема супрессантов для альфы не представлялось возможным, а Джон вовсе не собирался попасть в ловушку половой распущенности местных обитателей. Но все оказалось проще. В какой-то момент он понял, осознал, что совсем не чувствует запахов. Не ощущает зова природы со стороны текущих омег, не опознает конкурентов-альф. Его инстинкты не сигналят об опасности, не влекут его ни к какому представителю другого пола. Он может свободно посещать бордели, наполненные омегами, выставляемыми на продажу, может лечить жертв изнасилования. Ничего. Ничего.
Открытие своей половой несостоятельности не обрадовало и не огорчило Джона. Он принял его как должное. Наверное, как-то так его организм и должен был отреагировать на потерю единственного человека в мире, кем он так дорожил. Джон и так не представлял себе, что сможет с кем-то духовно связать свою судьбу, но то, что он не сможет сделать этого и физически, показалось ему на тот момент в высшей мере справедливым.
Странным оказалось другое. Шерлок вернулся, а с ним и старая жизнь. Лондон, родная Бейкер-Стрит, камин, скрипка, звуки Биг-Бена, инспектор Лейстрейд, новые дела, опасности, приключения, головокружительные погони, триумф победы. Не вернулось лишь одно. Ватсон все еще не чувствовал окружающего мира. Не чувствовал запах Шерлока, хотя тот был рядом, живой, энергичный, непредсказуемый и по-прежнему самый дорогой в мире человек. Это было крайне обидно. Втайне Ватсон надеялся, что с возвращением Шерлока он вновь станет полноценным альфой, но чуда не произошло. Конечно, особой трагедии в том не было. До других омег Джону не было никакого дела. А тот единственный, который его интересовал, Шерлок никак не форсировал события, по-прежнему четко контролируя свои омежьи инстинкты. Он не стремился в сближению с Джоном, проявлял полное безразличие в физической стороне отношений альф и омег. А Джон, в свою очередь, не посвещал его в свою проблему. Пусть все остается, как есть.
