– Борщ, я так понимаю, это что-то из русской кухни. Как скажете, господин Курякин, принимаю заказ, – я усмехнулся, покачав головой, и сжал переносицу пальцами. Ожидать «спасибо» не стоило. Но я в нем и не нуждался.

Илья фыркнул, вставая из-за стола и задвигая стул, вышел из кухни. И заглянул обратно.

– Погоди, откуда ты мою фамилию знаешь? – я медленно опустил руку, подняв на него взгляд. Что-то внутри похолодело, и я выпалил первое, что пришло на ум.

– Пока убирался, нашел твой паспорт.

Илья вскинул брови, медленно кивнул и пожал плечами, снова исчезая за дверью. Мне оставалось только облегченно вздохнуть.

Я заглянул в спальню и обнаружил в ней Илью, лежащего на спине, забросив ногу на ногу, и рассматривающего потолок. Он даже не посмотрел в мою сторону, только слегка повел плечом.

– Можно вопрос? – я подошел к нему, присев на корточки возле кровати и упершись рукой в нее, подпер щеку ладонью. – Почему я еще здесь?

– Дверь всегда открыта, можешь идти, – он закрыл глаза, облизнув губы. – Или ты о том, почему я тебя до сих пор не выгнал?

– Вроде того.

– Ну, во-первых, я бы точно не выгнал тебя после секса. Это было бы бестактно. А во-вторых, ты меня покормил, а это позволяет тебе переночевать у меня снова. Типа платы.

– То есть не выгнал бы после секса? – я снова рассматривал его лицо, словно мог забыть хоть какую-то его черту. – Это тоже как-то относится к русской культуре?

– Очень смешно, ковбой. Плоские шутки и глупые вопросы тоже как-то относятся к американской культуре?

Я усмехнулся, ставя подбородок на край кровати и садясь на пол нормально.

– В смысле ты и проституток за дверь не выставляешь после секса?

Илья приоткрыл один глаз, посмотрев на меня, и вскинул брови:

– Мне послышалось, или ты только что поставил себя в один ряд со шлюхами? И нет, я ни разу не снимал их.

– Это было сравнение.

– Хорошо, ты только что сравнил себя со шлюхой?

Я тяжело вздохнул, на секунду закрыв глаза.

– Хорошо, ты меня подловил. Я неудачно выразился. Но ты ведь понял суть?

– Не-а.

– Ладно, забей.

Илья усмехнулся, закрыв глаза, опустил руку и потрепал меня по волосам. Я опешил, скосив глаза вверх и глядя на руку над собой, пальцы которой зарылись в волосы, слегка сжав их.

– Ты еврей, что ли?

– Извини?

– Ты кудрявый такой. Вот и подумал, – он потянул волосы на себя и тут же ослабил хватку, положив ладонь мне на макушку.

– Не все кудрявые обязательно евреи. И, пожалуйста, не говори о моих волосах.

Илья снова усмехнулся, открыв один глаз и посмотрев на меня:

– Комплексы, ковбой?

Я помотал головой, фыркнув, и лег щекой на кровать.

– Нет, я просто их не люблю.

– Откровения-то какие, ух, – Илья протяжно зевнул, закрывая глаза. – У тебя еще не все так плохо. Видал я особо кудрявых людей, напоминавших какой-то клубок или там тучу, я не знаю, как объяснить. И им это ужасно не шло. Так что это точно не та причина, по которой ты мог бы переживать, – он помолчал несколько секунд, добавляя. – Я даже как-то удивлен, что ты можешь быть недоволен своей внешностью.

– Это комплимент?

– Нет, намек на то, что ты явно нарцисс.

– Какой интересный вывод. И на чем он основан?

– По тебе это видно. Да и такие смазливые чаще всего бывают нарциссами, – пальцы скользнули ниже, опускаясь за ухом и неторопливо почесывая за ним кожу. Я прикрыл глаза, расслабившись. – Ты чертовски странный, ковбой.

– Взаимно.

Он повернул голову, разлепив глаза, и снова зарылся пальцами в волосы.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать шесть.

Он кивнул, прикрыв глаза и продолжив смотреть как будто сквозь меня.

– Мне тоже. Скажи, ты местный?

– К чему эти вопросы?

– А для чего люди задают друг другу вопросы?

– Тебе ответить нормально или как журналист? – он посмотрел на меня, проведя указательным пальцем вдоль затылка. – Я работаю журналистом и чаще всего задаю вопросы ради того, чтобы заработать на жизнь. Или побесить человека. Не думаю, что тебе нужны от меня деньги, и не думаю, что именно сейчас ты хочешь меня разозлить.

– Журналистом, говоришь, – он поднял уголки рта вверх, повернувшись на бок. – И где ты работаешь? Только не говори, что в «Таймс».

– Если бы, – я усмехнулся, прикрыв глаза. – Знаешь ведь «Нью Ньюс»? Да, та самая дерьмовая газетенка, которую даже бомжи не покупают, чтоб под бок постелить. У меня там своя колонка.

Илья отвернул голову, на секунду уткнувшись носом в подушку, и повернул обратно, пожав плечами, переместился пальцами по волосам выше.

– Почему же. Знаю. Я как-то раз по ошибке подписался на выписку и теперь не могу избавиться. Не знаю, не читал даже толком. Ты под своим именем пишешь? – я кивнул. – Хорошо, завтра полистаю, – он снова зевнул, закрывая глаза. – Надо же, ко мне домой пришел сам пьяный журналист «Нью Ньюс», с которым я к тому же переспал.

– Ты определенно добился успеха в жизни.

Он отвернул голову, уткнувшись лицом в подушку, и по вздрагивающим плечам я понял, что он смеялся. Беззвучно, но смеялся. И я жалел о том, что не видел его. Улыбающимся он наверняка выглядел потрясающе.

– А кем работаешь ты?

Он повернул голову, снова глядя на меня расслабленно, надавил на затылок, подвинув к себе ближе.

– Вообще работаю учителем иностранного в старших классах. Но сейчас лето, и я просто отдыхаю.

– И куда тогда ты уходишь на целый день?

– Просто таскаюсь по городу. Я к нему все никак не привыкну.

Я закрыл глаза, прислушиваясь на несколько секунд к стуку колес проезжающего мимо поезда.

– У тебя здесь никого, верно?

– Как и у тебя, – я открыл глаза, посмотрев на него.

Он был прав. В Нью-Йорке из знакомых у меня была только редакция и бывшие однокурсники, большинство из которых разбежалось по стране. А другая часть не желала со мной разговаривать.

– Иначе ты бы давно выпер меня за дверь.

– Да что ты выпер да выпер. Так не терпится на улице оказаться? – я мотнул головой, и Илья усмехнулся. – Нет. Я говорю с тобой не потому, что ты один из немногих, с кем мне вообще хочется говорить. Хотя это одна из причин. Я сейчас сонный, потому и спокойный. Так что сильно не обольщайся.

Я кивнул, повернув голову к его руке и уткнувшись на секунду в его запястье носом. Я и не обольщался. Мне хватало того, что я мог находиться рядом без опасения быть замеченным или получить по шее. И мне было так спокойно, как не было уже давно. И все казалось каким-то далеким, неважным и совершенно ненужным.

Я и впрямь определенно размяк.

Открыв глаза, я аккуратно убрал его руку, поднимаясь на ноги.

– Опять ведь ночью придешь, – Илья перевернулся на спину, зевнув в кулак, и посмотрел на меня, едва раскрыв глаза. – Ложись уж, – я кивнул, осторожно обходя кровать и опускаясь на нее. Теперь паранойя Ильи частично передалась мне. Интересно, разве она была когда-то заразной?

Он перевернулся на другой бок, подперев щеку рукой.

– Затылок не болит?

– Чего? А, да нет, вроде бы.

Он кивнул, кладя голову обратно на подушку, и снова положил руку мне на волосы, опускаясь пальцами к затылку и прикасаясь к постепенно заживающей ране. Которая, к слову, действительно не болела.

– Ты такой странный, ковбой. Как будто что-то недоговариваешь.

Я пожал плечами, закрыв глаза. Сонный Илья действительно был другим человеком. Или это все те же чертовы таблетки.

– Ну, как говорится, у нас нет людей без скелетов в шкафу.

– Не умничай, – он снова перевернулся на спину и закрыл глаза, выдыхая. – Спокойной ночи, Соло.

Я кивнул, приоткрыв глаза и посмотрев на него.

– И тебе. Большевик.

Я сближался с ним постепенно. Так же медленно я когда-то узнавал о нем что-то через интернет и наблюдения. Только теперь все происходило заново. Он рассказывал о себе постепенно, с каждым днем снова и снова откладывая мое «выселение». А я в ответ пытался как-то его отблагодарить: то убирался, то готовил. К слову, последнее я делал все чаще. К домашней еде быстро привыкаешь.