Да хоть и обещал, кто этому верит. Ведь обещать - не делать.

- О чем ты думаешь? - он погладил ее по щеке, - перестань думать.

- Мне здесь не по себе. Слишком красиво. На захудалом пляжике с запахом туалета я чувствовала себя спокойнее. Что-то во мне не так.

- Тебе просто надо отдохнуть, вернется душевный покой.

Покой был с Яковом, - подумала, но не сказала.

- Ты был здесь зимой? Говорят, штормит так, что с корнем вырывает деревья, рвутся электропровода, сносит крыши.

Но он ее не слушал, лег на спину и закрыл глаза.

- Я не говорил, что люблю тебя? Давно хотел сказать. Что-то меня развезло от коньяка. Соня, Сонечка, Сонюша, больше всего мне нравится твое имя, тебе подходит идеально. Именно такой должна быть София: умная, с греческим профилем, и таким высокомерием, что ни одна испанка не сравнится с тобой, донна Софья.

- Врешь, но приятно, не сгори на солнце - она потянулась за майкой, прикрыла его.

Но он не захотел лежать, медленно поднялся, остановился у края воды, волны касались ступней. Солнце перешло на юго-запад и опустилось так, будто подсматривало. Всего лишь звезда, одна из бесконечного множества, нет, конечного, поправил бы Миша, бесконечен бог. Подумаешь, звезда, так, пустяк, пусть подсматривает. Днем солнце, ночью луна, пусть смотрят, пока тучи не наползут.

Он потянулся всем телом, взмахнул руками, нырнул в воду и поплыл. Она легла на спину и задремала, ничто не нарушало покой.

На обед были пельмени и холодное пиво. Он сам начал разговор.

- Я был с Любой давно, был знаком с ее отцом, потом он умер, и я помогал их семье. Мише ее не подсунул, не грешен. Она неплохая, - он помолчал, - была.

- Ты же умный, мог предвидеть, когда их знакомил.

- Случайно произошло. Мы с Мишей сидели в кафе, я пил вино, он ел мороженое, она проходила мимо, подсела к нам. Потом он ее нашел, она в библиотеке работала. Город небольшой, найти нетрудно. Я тебе все рассказал. Что грешного в моих отношениях с незамужней Любой? Но я ведь не только из одного низа состою. Подумай, Соня. Тебе ведь хочется быть со мной, всегда хотелось, никогда не поверю, что ты выбирала между Яковом и мной. Просто меня не было рядом.

- Не просто. Я бы не хотела больше об этом... Марго мечтает тебя женить на себе.

- Женщина, которая любыми средствами сохраняет молодость, утомительна.

- А Люба?

- Стечение обстоятельств. Не надо было, но умные тоже иногда ошибаются. Этим и прекрасен мир. Я знал, что она выходит замуж. Она позвонила и сказала, Миша сделал ей предложение, и они подали заявление в загс на регистрацию брака. У меня тогда была работа, избирательная кампания. Я обрадовался, девочка пристроена без моего вмешательства. Я в нее вложил много денег. У них с матерью была история, подобная твоей, но обманули, в отличие от тебя, посторонние люди, Они бы не выиграла суд. После смерти ее матери я платил адвокатам, судье, жилконторе, еще кому-то, уже забыл, дешевле купить дом, а не оформить комнату в общежитии, чтобы ее потом продать и купить жилье в старом доме. Что я должен был еще сделать? Сказать Мише, что спал с ней? Я бы перестал себя уважать. Глупо было связываться с ней. А, черт, подрываешься на дерьме.

- У него появилась женщина.

- Да? Отлично. Все разрешилось естественным путем. Зачем вы Мишу отпустили сюда одного? Я видел этого Яшиного родственника, блаженного Костю. Как ты допустила? Недалекий Яков с портретом Декарта портил жизнь мне, Кольке, Ивану, потом взялся за Мишу. Людоед - вегетарианец, такого не бывает, а ведь случилось, стал авторитетом у нас, подростков.

- Жаль, что не бандит, а то бы польза от него была ого-го какая. А портрет - наследство его дяди, с Декартом в голове легче было выживать в сталинских лагерях. Ясный ум спасает. А Миша сам решил. Святой город, здесь Владимир Русь крестил. Гражданская. Исход. Он заболел этим.

- Яков увлек философией. Но мне окончательно мозг не снесло. А Мишка проглотил наживку, почему ты не защитила сына от его влияния?

- Тебя не поймешь: Миша то умный, то дурак, Яков то учитель, то враг человечества, - возмутилась она.

- Миша попал в иную реальность: сменил портрет философа на икону, разум на веру.

Вчера сын был победителем, сегодня все иначе. Может, его сила в том, что он каждый раз говорит по-разному. Хотелось бы знать, как часто меняются его чувства к женщинам?

Он потянулся за пультом и включил телевизор.

Когда утром сидели на веранде и пили кофе, к забору подошел сосед:

- Утро доброе! Вот персиками хочу даму попотчевать.

Он перегнулся через забор, поставил на землю ведерко с желтыми, сочными на вид, персиками, и удалился. Персики спелые, нежные, только с дерева. Сок потек по подбородку, закапал на полуобнаженную грудь, никогда не ела таких вкусных.

В конце пляжика, где были вчера, оказался мало заметный, узкий проход между остроугольной глыбой и отвесной стеной, представляющей многослойный пирог: песок, известняк, серая глина, красная земля, рыжая земля и скалистый козырек.

- Лезем? Не бойся, не рухнет. Природа тысячелетиями старалась, слой за слоем, наращивала берег, потерпит еще немного.

Она кивнула, опасливо поглядывая на глыбу, и полезла, сначала свободно, не задевая стен, потом боком, выбиралась ползком. Григорий полз следом. Над дырой, из которой они вылезли, висел предупредительный знак черным по желтому: "Опасно, оползень!" Ведь знал, но она не сердилась, ей понравилось каменистое плато, неровное, будто поверхность Луны после метеоритных дождей

- Здесь мы одни, располагайся поудобнее, - он нашел относительно гладкое место, расстелил полотенце, лег и притянул ее к себе. Она легла на спину, вытянувшись всем телом и заворожено смотрела в голубое пространство, ничего вокруг, только небо. Но вот он протянул руку, слегка коснулся плеча, живота, погладил грудь, отстранился, приподнялся, вгляделся в ее лицо, будто не верил, что она рядом. Его темные глаза, высвеченные солнцем до медовой желтизны, казались опасными, как у хищного зверя.

Кто первый, она не уловила: взмах дирижерской палочкой, первый аккорд, первое движение, плавное кружение пары, он ведет, она не сопротивляется, отдается, наслаждаясь гибкостью своего тела, его восхищенным взглядом.

- Яша, - выдохнула она, пришла в себя, заволновалась, услышал или нет?

Разжал объятия, она услышала шепот: "Теперь сама, будто ты - я, а я - ты" и она растерялась, выбилась из ритма, ощутила свои руки и ноги, неловко повернулась и ударилась коленкой о камень.

Появился страх, что кто-то их увидит с моря, или попытается протиснуться в щель, кому-то тоже захочется уединиться. Ее страх подстегнул его: он резко приподнял ее и вошел, придерживая ее бедра. Неудобная поза: она опасалась, что свернет себе шею, Яков не устраивал ей акробатических этюдов. Наконец застонал, немного погодя резко встал, пробежался широкими шагами, дождался волны, нырнул и поплыл. Она поднялась следом, осторожно прошлась босыми ногами по негладким камням, погрузилась в воду, немного проплыла, замерзла, вылезла на берег и стала ждать его.

Все вокруг замерло: и глубокая синева в белых барашках и безупречная голубизна: ни птиц, ни облаков, - никого. Она почувствовала желание, сильное, будто тестостерон перетек в нее, изнемогая, хриплым голосом позвала его, но он не услышал. Дождалась, он выбрался на берег, холодный, с посиневшей кожей, прижался к ней, она сдернула с него мокрые плавки.

- Ничего себе, - восхитился он, - мне это нравится.

И они входили друг друга, долго и не стыдясь, и им было хорошо.

Так прошел день, ночь, наступило утро. Еще день и еще ночь, им было хорошо.

Когда вдвоем пили утренний кофе, под навесом, любуясь морским простором, вдруг кто-то позвонил Григорию, и это показалось ей так неуместно, что она не сдержалась: "Что за дела, мы на отдыхе". Его губы сжались, он зло спросил кого-то: