Психушка

Может, под влиянием матери, может, сам догадался, что жену надо время от времени прогуливать, Николай предложил вдвоем сходить в гости, не то день рождения, не то еще что-то, неважно, соберутся сокурсники с женами, будет весело. Она отказывалась, он настаивал.

И она насторожилась. О чем думает жена, если недавно он говорил: "Что тебе, замужней женщине, делать в пьяной компании. Да, там будут женщины, ты что, ревнуешь?" Он сам поддерживал в ней подозрительность, намеками, якобы случайно оброненными фразами, вызывал ревность.

Ложь, все ложь, Софья подозревала женщину. Но зачем тащит с собой жену? Хочет избавиться от надоевшей любовницы?

Николай позвонил ее родителям, они приехали и забрали внуков. "Ну как, уговорил?" - он обнял ее. Она стала собираться, долго, тщательно, чтобы показать себя во всей красе, уже почти собралась, он вдруг лег на диван и, глядя в потолок, заявил: "Если хочешь, иди, я передумал". Она растерялась, спросила, может, ему не нравится ее прическа или одежда? Он раздраженно ответил, что ее внешний вид его не интересует.

Будто какие-то природные силы повлияли на него. Никто не звонил, он ни с кем он не общался, просто передумал.

Она переоделась в халат, распустила волосы, смыла косметику, и вдруг он встал, быстро оделся и ушел. Ее стало трясти, как под током, - ощущение - будто плавились нервы. Иглы пробегали по ослабевшим пальцам рук, и она не могла удержать чашку, чтобы отпить хотя бы глоток воды.

Тогда поняла, что жестокое обращение это не только избиение или оскорбление, есть методы куда изощреннее.

Дети оставались у ее родителей, и когда он поздно вернулся, она сказала, что разводится, и это решение окончательное. Он пожал плечами, как хочешь, и ушел к матери.

Дуся прибежала рано утром, видимо, поняла, что все серьезно. Родители привезли детей, Дуся стала их обнимать, что-то ласковое говорить, осталась на ночь.

Утром после завтрака, который готовила Дуся, Софья почувствовала невыносимую боль в желудке, какую-то дрянь свекровь подсунула, и вызвала не скорую, а психиатрическую бригаду. Семен поспособствовал, - призналась Дуся, когда его уже не было в живых.

К машине Софья дошла самостоятельно, там ее положили на носилки. Районная больница, растянувшаяся на квартал, находилась недалеко от дома, к ней вела ровная дорога, но почему-то машину подбрасывало на кочках, да и приехать давно пора. Софья заволновалась и спросила угрюмую, плотного телосложения женщину в белом халате поверх теплого пальто, куда ее везут. Та ответила, не разжимая губ: "Скоро приедем".

Резкий поворот, машина сбросила скорость, наконец, остановилась, и Софья, сойдя по ступенькам на слабых ногах, увидела ворота, за ними деревья и крыши, а вокруг заснеженное поле. Угрюмая женщина крепко взяла ее под локоть и повела к зданию карамельного цвета с вывеской, подтвердившей догадку, что ее привезли в психбольницу.

Женщина довела ее до двери с табличкой "Приемный покой" и оставила одну на скамейке в длинном коридоре. Откуда-то донесся вой, не похожий на человеческий, врачи в белых халатах выскочили из приемного покоя и бегом устремились по длинному коридору. К ней подошла старушка в белом халате и со шваброй в руках: "Тебе, милая, придется подождать. Привезли буйного, все туда побежали".

Четкая и надежная система, но случались и сбои. Дуся, наверное, потом жалела, что не сопровождала ее. Она, наверное, была уверена, что ее сумасшедшая невестка никуда не сбежит от детей. Куда она денется, ну, побродит в одиночестве, и вернется. Родителям не доверяла, ведь они считали, что ей не мешало полечить нервы, но она знала, куда деваться, к кому бежать.

Долго шла по заснеженной лесополосе, было холодно, но она не замечала, что в тонком платке. Деньги в кармане были, взяла с собой, и приехала на автобусе к самому Дворцу, где вечером должен состояться субботний спектакль.

Яков сидел на сцене и рассматривал коричневую улицу в перспективе. Ее заметил сразу.

- Что-то случилось? - тревожно спросил он, вглядываясь в ее лицо.

- Из психушки сбежала, - заикаясь, произнесла она.

Он повел ее в мастерскую. Пока готовил кофе, а она рассказывала, повторяясь, углубляясь в прошлое не по теме, и не могла остановиться. Он слушал, подливал кофе и звонил в справочную железнодорожного вокзала. Наконец, дозвонился и спросил: "Когда ближайший поезд на Москву?"

-Вы знаете, где мастерская Ивана? Сами доберетесь? - обратился он к ней.

Она кивнула, да, знала, к брату ездила на каникулах после зимней сессии, еще до Судака.

Он привел ее к Маре и поехал на вокзал за билетом, а она легла спать.

Мара подняла ее рано утром, Яков проводил на вокзал, посадил в зале ожидания в самом темном углу лицом к стене, посоветовал снять платок и пальто, на всякий случай, вдруг милиция ее разыскивает по внешним приметам.

Она доверяла ему, была уверена в нем, как ни в ком другом никогда не была уверена.

Уже на ступенях вагона Яков сунул ей в карман туго свернутую пачку денег.

Ночь в поезде она не спала, боялась, что придут за ней, высадят и отправят в психушку. Обошлось.

В Москве без приключений доехала до семиэтажного дома, где на самом верху располагались мастерские художников. Уже забыла адрес, где-то рядом с улицей Горького и если ничего не изменилось, тот дом нашла бы и сейчас.

Она поздоровалась, три художника одновременно оторвались от мольбертов и как-то странно смотрели на нее.

- Что с братом? - она схватилась за грудь и села на пол у порога.

- Живой, живой, - художники, подняли ее и налили портвейн для успокоения.

Так она узнала, что брат Ваня купил дом в Сибири и уехал. Сделку совершил заочно, заплатил деньги человеку, который пришел в мастерскую купить картины, но вместо этого уговорил Ивана: там Сибирь, природа, тишина, сам бы жил, но в Москве - работа. Все формальности обещал утрясти: выписаться и прописать Ивана в деревне, и растворился в столице.

Повезло или нет брату, дом оказался бесхозным, в нем давно никто не жил и не был прописан. Григорий помог ему оформить все документы, но нашелся хозяин и стал вымогать у Ивана деньги. Тяжба длилась долго и отравляла брату и без того тяжелую жизнь. Опять вмешался Григорий, и вымогатель пропал.

Она осталась ночевать в мастерской на раскладушке. Утром художники объяснили: дом Ивана между станциями Прилопино и Полухино за Тюменью. Если ехать до станции Прилопино, надо идти пешком вперед по железнодорожному полотну. Если до Полухино, лучше возвращаться на автобусе, но его долго ждать. В выходные есть вечерняя электричка по боковой ветке: на станции Полухино всегда подают к электричке автобус до деревни Прилопино.

Если ехать утром, тоже в выходные и по боковой ветке, лучше выйти в Прилопино, и потом ехать автобусом, который пересекает железнодорожную линию как раз в том месте, где дом брата".

Вот такую восьмерку выделывала дорога, чтобы забирать пассажиров из разбросанных по тайге деревенек.

Софья двое суток проспала на верхней полке почти пустого плацкартного вагона. В вагоне было тепло, и это радовало.

В Тюмень приехала в субботу, опоздав на электричку. Когда мучилась в зале ожидания на жестком сиденье, укрываясь от сквозняков, объявили о посадке на электричку до Прилопино, в расписании она не значилась.

В вагоне кроме нее и пьяненького мужичка, не было никого.

Она вышла на конечной и пошла по железнодорожному полотну. С двух сторон плотно подступал густой хвойный лес, в редких просветах появлялось заснеженное поле, по которому в свете полной луны причудливо разбегались звериные и птичьи следы.