Вечером появилась Летиция, Она увидела меня на гробнице и проковыляла поближе. Она казалась ещё толще обычного — обвязала вокруг талии кучу одежды, чтобы не украли.

— Вот ты где. А я тебя везде искала, дорогая. Что толку сидеть здесь? Простудишься насмерть. Идём внутрь. — Она схватила меня за руку и потащила, но я вывернулась и крепко вцепилась в камень.

— Я жду маму и Уильяма.

— А как думаешь, что скажет твоя мама, когда увидит тебя тут, на холоде? Мало ей проблем, бедняжке, так ещё и ты захвораешь. Ей сейчас совсем ни к чему возиться с больным ребёнком.

— Не старайся. Я не пойду.

— Там осталось немного горячей похлёбки, дорогая, хочешь? — уговаривала Летиция.

— Нет. Она противная.

— Некоторым непослушным маленьким девочкам надо бы радоваться, что вообще есть хоть какая-то еда. Ладно, сиди здесь, только когда проголодаешься — не приходи ко мне и не хнычь, ничего не останется. — Летиция потопала прочь.

Я очень проголодалась, но Летиция не понимала — я должна смотреть, иначе Уильям не сможет найти Ма.

Солнце село, и стало ещё холоднее. Потом начало темнеть. Господи, пусть они придут, сделай так, чтобы они пришли, прямо сейчас. В церкви горели свечи, тусклый свет пробивался через окна, и по погосту крались серые тени. Деревья скрипели и стонали на ветру. Такого шума я никогда раньше не слышала. Через погост мелькнуло что-то чёрное, и я прижалась к камню. Оно было маленькое — птица или мышь — и пронеслось мимо меня, не издав ни звука.

Сердце громко стучало. Я со страхом оглядывалась на церковную башню. Летиция говорила маме, что оттуда слетел Оулмэн и набросился на двух девушек на кладбище. Может, он сейчас там, точит клюв и хлопает крыльями, готовится броситься вниз. Я вскочила и попыталась убежать в безопасное место, к церкви, но запуталась в длинном платье Летиции, растянулась на земле и вскрикнула, больно ударившись коленкой о камень.

— Это ты, Лужа? — раздался голос за моей спиной.

Через стену кладбища перелез Уильям. Я подобрала длинную юбку, бегом бросилась к нему и обхватила так крепко, что он отшатнулся. Он промок насквозь и провонял навозом и грязью, но это меня не останавливало.

— Осторожно, глупая бродяжка. Ты её раздавишь.

Он сунул мне в руки что-то тёплое и мягкое. Я услышала кудахтанье и поднесла свёрток к свету от церковного окна. Там, в куске мешковины, сидела маленькая коричневая курица с белым пером в крыле. Это Брида, моя Брида, она в безопасности. Я ткнулась носом в тёплые перья и вдохнула её запах — как свежий хлеб.

Уильям тёр руки, дрожа от холода.

— Глупая птица угнездилась на стропилах нашего дома. Думаю, она там тебя искала. Ты лучше спрячь её в корзинку, не то кто-нибудь сделает из неё ужин.

— Спасибо, что спас её, — я встала на цыпочки и поцеловала брата.

— Прекрати! — он оттолкнул меня, вытер щёку рукавом. — И ты ужасно холодная. Что ты вообще тут делаешь? Уже темно. — Он боязливо глянул на церковную башню, схватил меня за плечо и подтолкнул к двери.

— А где же Ма, Уильям? Ты ведь хотел ее найти?

Он остановился, протёр кулаком глаза.

— Так её, значит, нет? Я... я подумал, может, она пошла другой дорогой... надеялся, что она уже здесь.

— Она не приходила. Я весь день ждала, Уильям, а её нет. Я никуда не уходила, как ты сказал, а Ма так и не вернулась. А дома её нет?

— Дверь была открыта. Кровать разбилась о стену. И никаких следов мамы. Я везде смотрел, Лужа, по всей деревне. И не нашёл её. — Он отвернулся. Голос звучал странно, будто у него насморк.

Я схватила его руку. Она была холодная, как лягушка.

— Наверное, Ма пошла искать отца, сказать, чтобы шёл домой. Вот куда она ушла. Да, Уильям?

Но он не ответил.

После кухонного жара я с наслаждением вдохнула холодный ночной воздух. Ветер ещё нёс сырость, но, по крайней мере, дождь перестал. Бледные облачка скользили на фоне луны, небо уже очищалось. Скоро зазвонит колокол к полуночным молитвам, но еда для деревенских наконец-то готова. Горшки до утра будут томиться на медленном огне. Ветер жадно поглощал густой аромат баранины и пряностей и разносил по ночному воздуху. Я думала — если он доносит этот запах до самой деревни и они, сидя там, в холоде и сырости, с урчащими животами, чувствуют его — наверняка нас проклинают.

Я осторожно закрыла за собой дверь и, подняв фонарь, стала пробираться в темноте к своей кровати. Гудрун свернулась в уголке, положив голову на пучок соломы. В волосах у неё дремали два голубя. Я подумала, что ей наверняка холодно в таком тоненьком платье, и нагнувшись над ней, укрыла одеялом. Её руки покрывали синяки и царапины, на шее лиловый кровоподтёк. Как это случилось? Гудрун как будто не замечала боли. Удар, от которого любой взвыл бы, она сносила, даже не моргнув. Однако если кто-то дружески пожимал ей руку, она выдёргивала её, как от ожога калёным железом. Ребёнок не двигался, только тихо поднимались рёбра, но птицы проснулись и разглядывали меня блестящими чёрными глазками. Я присела рядом на кучу соломы. Я любила смотреть, как она спит, но этой ночью я очень устала.

Мы почти не спали две ночи и работали целыми днями. Мне хотелось свернуться на соломе рядом с моей Гудрун, уткнуться лицом в её длинные мягкие волосы, как эти голуби, и спать, обнимая её, мою малышку, в тепле и безопасности. Но о сне не стоило даже думать — скоро прозвонит колокол, созывая нас в часовню.

Слышит ли колокол Целительница Марта? Может, слышит и пытается встать, не понимая, что делает, как собака, бегущая на свисток пастуха? Молитвы продолжатся без неё. Всё теперь будет продолжаться без неё. Это кажется немыслимым, неправильным, но жизнь назад не повернёшь. Целительница Марта лежит в лечебнице, теперь она не лекарь, а просто бессловесное тело, о котором придётся заботиться. И кто же ее заменит? Это должен быть кто-то, обученный искусству врачевания. Я не владею и десятой долей знаний Целительницы, но у кого из нас они есть?

Возможно, моя маленькая Гудрун знала о травах и зельях больше любой из нас, но люди не доверят ей лечить даже висельника, а о себе и говорить нечего, они скорее умрут, чем возьмут лекарство из её рук. Пега помогала Целительнице Марте с тяжёлой работой и, должно быть, нахваталась каких-нибудь знаний, но что в них толку, когда она не может прочесть этикетку на склянке или рецепт в книге?

О лечении самых распространённых болезней я знаю не меньше других. Во Фландрии я вела домашнее хозяйство, лечила слуг, служанок и мужа — если у них случалась лихорадка или простуда. В бегинаже я могла бы научиться большему, но мою работу в лечебнице никогда не поощряли. Мне поручали тяжёлую и грязную работу в поле или на кухне и не давали учиться. Нужно стирать или молотить зерно? Пошлём добрую старую Беатрис, она всё сделает.

Но я быстро усваиваю знания, хотя времени на обучение у меня было совсем мало. Всё изменится, когда я стану Мартой. У меня будет время изучать травы. Мне не придётся тратить жизнь на молотьбу и стирку. Лечебница перейдёт под моё начало, и я стану работать день и ночь, чтобы сделать её эффективнее. Конечно, мне никогда не стать таким умелым врачом, как Целительница Марта, я не училась, как она, у меня нет опыта. Но я стану хорошим лекарем, стану равной остальным Мартам, здесь или во Фландрии. Я хотела этого, я этого заслужила, и Кэтрин права — кого же еще может выбрать Совет?

Охота на королька

День, когда церковь раздаёт милостыню беднякам. На королька, короля птиц и потустороннего мира, охотятся и убивают его, чтобы прогнать зиму и позволить вернуться весне.

Из нашего дома выскользнул Мастер Совы. Я притаилась за кустами, затаив дыхание. Большая покрытая перьями голова вертелась туда-сюда, как будто он высматривал, что делают люди, даже через стены. Он шмыгнул между домами. Я осторожно прокралась вперёд, посмотреть, куда он пошёл, но он исчез.