И далее пишет: «Ты ушел тогда из охваченного огнем Донбасса дальше на запад, за реку Молочную. Но в забой вместо тебя пошла твоя младшая сестренка, пошли шахтерские жены, шахтерские невесты, шахтерские дочки. Непокоренные старики, которых враг нагайками не мог заставить работать, теперь сами добровольно и радостно, словно молодость вернулась к ним, пошли на шахту.

Вся страна двинулась на помощь Донбассу… Я вижу дорогих мне людей и их великие дела. Вижу, как, рискуя жизнью, спускаются по канату в затопленную шахту первые шахтеры-разведчики: как ныряют в ледяную воду слесари, отыскивая насосы; как в стволах на подвешенных люльках качаются проходчики; как бесстрашно входят в заваленные и порушенные штреки первые крепильщики. Каждая шахта становится свидетелем таких трудовых подвигов, каких еще не знал мир».

Все так и было. Я был свидетелем этого, довелось видеть своими глазами то, о чем рассказывает писатель.

Все было как на фронте: страсть, невиданный порыв к победе в забоях. Истерзанный, приниженный врагом народ вновь обрел силу и крепость для новых великих деяний и творчества. А вот и конкретные адреса свершений.

Шахта № 10 «Чекист». Подъемная машина, ствол были взорваны. Оставался единственный путь, чтобы проникнуть в подземелье и разведать горные выработки, — старый заброшенный шурф. Никто не знал, сохранилась ли в нем лестница.

Маркшейдер Жижченко прилег на землю, заглянул в зияющую пасть шурфа, откуда тянуло плесенью и холодом. Разглядел в шурфе ступеньки, по которым можно спускаться.

— Я пошел, Емельян Григорьевич, — бросил маркшейдер своему спутнику — начальнику движения Шанько. И тот поспешил за товарищем.

Уже в начале пути разведчики промокли. Промерзли до костей. Но отступать не хотели. Возвращаться с одной жалобой на неудобства — позор! А трудности на пути первопроходцев все осложнялись. Вдруг исчезли ступеньки лестницы. Тогда приходилось повисать на руках и ногами нащупывать новую опору.

Преодолев шурф, горняки еще несколько часов «путешествовали» по безмолвному подземелью, карабкаясь по заваленным и подтопленным водой штрекам. Разрушены горные выработки. Засыпаны породой пути уклонов и штреков. Поржавели вагонетки, уцелевшие механизмы. Шахта-любимица была изуродована. Но…

Когда горняки поднялись на поверхность, выглянули из шурфа, к ним потянулись десятки добрых рук, подхватившие их. Начались расспросы. Всех обрадовало: хотя разрушения велики, восстановить жизнь в забоях можно, путь углю на-гора будет открыт!

И уже на следующий день тысячи мужчин и женщин и даже ребятишек пришли к стволу. У каждого в руках заступ или лопата. Многие захватили носилки, прикатили тачки. Работа пошла! Горячая, упорная, вдохновенная.

Ствол был взорван и завален исковерканными вагонетками. Казалось, без помощи мощных подъемных кранов и другой техники здесь делать нечего. Но находчивый слесарь Иван Черкасов решил не ждать подъемных кранов: «Сам справлюсь». По канату спустился вниз. К канату ловко с помощью изготовленных им приспособлений прицепил вагонетку и скомандовал:

— Подъем!

Черкасов очень рисковал: вагонетка могла оборваться, а от нее негде было спрятаться в стволе.

Риск был оправданный: ствол быстро открыли для движения клети. И под землей произошла встреча Черкасова с товарищами. Пока он расчищал путь, другие горняки, проникая под землю по шурфу, восстанавливали штреки.

И вот пришел большой праздник: в забоях застучали обушки. Забойщики начали борьбу за восстановление довоенного уровня добычи угля.

Казалось, об этом даже смешно подумать: ведь из лавы уголь таскали на санках, а к стволу доставляли на носилках…

Но кривая добычи уголька пошла вверх: забойщики соорудили деревянный вороток, методы крепления забоя усовершенствовали. Всюду обновление. И все же шахта 700 довоенных тонн так и не давала. А страна требовала все больше угля.

Выручил механик Иван Григорьевич Королев. В шахте он открыл бесценный клад, который сам ранее и создал. В октябре 1941 года, когда бои шли уже на подступах к донецкой столице, механик начал эвакуировать оборудование. Всю технику отправить на восток не удалось. Королев с помощью товарищей разобрал врубовки и вместе с электросверлами сложил их в вагонетки, залил смазкой, загнал вагонетки в тупик подальше от глаз и засыпал породой.

По возвращении с Урала механик поспешил на шахту — и испытал большую радость: заветный клад уцелел! Королев откопал его, подготовил к работе, опробовал три врубовки, обучил механиков. Когда врубовки пустили в лавах, добыча угля круто поднялась к довоенной планке.

Шахтеры считали себя фронтовиками и перед препятствиями не пасовали. На трудном пласту нарезали лавы. В содружестве со специалистами укротили и покорили «екатерининский» пласт, полностью подчинив своей воле, мастерству, умению. И шахта № 10 «Чекист» одной из первых в Донбассе пришла к заветной цели — достигла довоенного уровня добычи угля.

Труден путь к забоям. Особенно коварно его преграждает вода. Этой шахте № 10 «Чекист» повезло: водой был залит лишь нижний горизонт, который возрождался позже. А на других шахтах все штреки, лавы оказались под водой. Специалисты подсчитали: из воды, которая была откачана из шахт в течение года, могло образоваться озеро длиною 30 километров, шириной — пять километров, глубиной — три метра. Вот такую водную преграду надо было не просто преодолеть, а снести ее с пути к углю.

…Мне довелось быть свидетелем форсирования Днепра нашими воинами. Незабываемая картина. Все спешили на правый берег и преграду преодолевали кто как мог: кто на лодке или плоту, кто на понтоне, а кто даже на бревне. Средства не выбирали, лишь бы быстрее оказаться на правом берегу.

Так и шахтеры: лишь бы скорее увидеть блеск уголька и зубком обушка попробовать его. Надо отметить, что они проявляли при этом сметку, находчивость, шахтерскую хватку. Уверенно наступали на подземную стихию.

Если на шахте № 17–17 бис две большие зеленые бочки поочередно на канате опускали вниз и поднимали наполненные водой, то на соседней шахте № 4-21 шагнули шире: смонтировали комплексный агрегат из нескольких насосов, который беспрерывно гнал на-гора воду.

Пришел солдат с фронта. После ранения ему полагалось бы отдохнуть. Но не может сидеть дома Василий Медведев. Его тревожило — у ствола взорванной родной шахты, которую строил его отец и в которой он начинал работать до войны, — ни души. Конечно, парни, девчата наведываются сюда, — постоят, погорюют и разойдутся. Не догадывались, с чего начинать.

Василий подался на шахтный двор и встретил там своих школьных друзей Сашу Кравцова и Федю Кулешова. Те свое бездействие пытались было оправдать:

— Все тянут с пуском клети. А без нее как спустишься в забой?

Медведев пояснил: когда он с товарищами подходил к реке, которую надо было с ходу форсировать, моста не было, приходилось соображать самим.

— И нам сообща надо подумать…

И без промедления три товарища приступили к делу. В бочке спустились по стволу. А там, на глубине, бушевала стихия. Находясь в холодной воде, горняки отыскивали механизмы, разбирали их и по частям в бочке поднимали на-гора. Смонтировали водоотливные приспособления, пустили их. Не один раз в опасной для жизни обстановке ликвидировали аварии на водоотливе. И путь к забоям проложили, осушив штреки.

Вскоре в самой мощной лаве загудела врубовка. А где врубовка — там всегда удача, там уголь идет потоком.

Опять Медведев выручил. Своей солдатской смекалкой и настойчивостью достиг того, о чем товарищи даже не мечтали. Они, естественно, сожалели, что никак не удается получить технику.

— Откуда сейчас возьмут для нас те же врубовки или другие механизмы — война в разгаре, фронту нужно оружие.

Медведев до войны работал помощником врубмашиниста. Хорошо знал эту машину. В завалах разыскал две давно вышедшие из строя врубовки, годные только в металлолом. Из них и собрал новую. И с помощью своего неизменного друга Кулешова пустил врубовку. Но ребята недолго задержались здесь, на другом участке нарезали более мощную лаву. Этот пласт оказался очень крепким орешком, со своими секретами. Медведев нашел подход к нему, и он раскололся. Василий уверенно завоевал эту лаву. Учебой. Да, он настойчиво продолжал учиться: овладевал слесарным делом, электротехникой. Благодаря этому стал настоящим властелином врубовки, она была послушна ему, подрубывала пласт точно по его программе, велению.