— Рекаш ты чужеск, карнедумнеск, — ответил один из четверых, тот, кто предлагал застрелить Фонси и закопать, как маленького орка, — ан вядыш про хоббитов. Чужески про хоббитов не вядут, так повзырне ты подлазень хундабадеск. Узить тя да хоббитам взить.[45]

Ветер чуть усмехнулся. Плетеная кожаная верёвка, которой его собирались «узить», была до сих пор намотана вокруг шеи и руки одного из напавших.

— Вот что, — сказал Ветер, — взотребне мне ветхознатески ваши да старысты. Ко ним мя взите.[46]

— Изчего ране тако не взрек? — обиженно отозвался лучник. — Те ж и суть хоббиты.[47]

...Фонси и Ветер шли по лесной тропе вслед за четырьмя побеждёнными лесовиками. Оружие Ветер у них отобрал и теперь рассматривал.

«Смотри, родич», — подумал он Фонси, — «у стрел наконечники из обломков костей и когтей ястреба. А у копья каменный наконечник к древку примотан. А вот нож зато хороший, железный».

«Нож в Кардуне куплен», — подумал Фонси в ответ, — «гундабадской работы. Раньше такие ножи на продажу Хийси ковал и у Гългара на еду выменивал, но потом у него в долине руда закончилась и Гългар его просто так подкармливал».

«Славно кончил Однорукий», — злорадно подумал Ветер, — «рабом у своих же. Самая для него подходящая участь, после того, что он в Ангмаре творил».

«Но видно, железо тут дорогое», — вернулся Фонси к раздуму об оружии, — «и сами они ковать не умеют».

«И немудрено», — подтвердил Ветер, — «был у нас кузнец, Андела Палёный, да сгинул в болоте вместе со снарядом своим кузнечным — всё не хотел наковальню бросить, да так и потонул. Да и не кузнец он был, а так, подмастерье, всё больше ножи нам точил да котелки чинил».

Перед внутренним взором Фонси встало лицо Анделы Палёного: широкое, мрачное лицо с густой щетиной — Андела был чистокровным крупнем, и у него росла борода, везде, кроме левой щеки, где была красная неровная корка — память о том, как он оступился в кузнице и получил своё прозвище.

«Жалко Анделу», — подумал Фонси, и они с Ветером замолчали.

Тропа, где они шли, вела вдоль ручья, не подходя к нему слишком близко. Тёмный ельник сменился светлым березняком, потом снова начались ели вперемешку с невысокими соснами.

В одном месте тропу пересекала другая тропа, и близ их пересечения лежал большой плоский валун с выдолбленной посередине ямкой.

— Изкуда стежка? — строго спросил Ветер, указывая копьём. — И что та хлыдина?

— Та зерномятна хлыдина, — отвечал Хунрай, тот лесовик, что сшиб с Фонси шапку. Победив лесовиков, Ветер заставил их представиться: того, кто хотел застрелить Фонси, звали Андават, а остальных двоих Хизмай и Торизмуш. Имена для Фонси звучали непривычно и чуждо, непохоже на хоббитские.

— А стежка из Быкосмила до речья, — продолжил Хунрай.

— А мы куда идём? — спросил Фонси. — То есть, вкуда стехнам?

— В Кинейсмил стехнам, — сказал Хизмай, — уж недальне.

«Кинейсмил, Быкосмил, Сарнисмил», — довольно подумал Ветер. — «Всё понятно».

«Ничего не понятно», — пожал плечами Фонси, — «но ладно. Скажи мне, родич, а что ты хочешь, чтобы я теперь делал с этими дремучими лесовиками? Я же тут надолго задержаться не смогу, мне в Ривенделл надо».

«Забери их в Шир», — подумал Ветер, — «когда-то давно я обещал их предкам, что мы вернёмся в Шир».

«Им сейчас в Шир нельзя точно так же, как тогда твоим бойцам», — возразил Фонси, — «не приживутся. Дай мне сперва на них посмотреть как следует».

«Придём в селение», — попросил Ветер, — «пусти меня поговорить со старейшинами. А дальше — делай как знаешь, но помни, что ты обещал мне помочь».

На подходе к селению их, конечно же, первыми заметили собаки. Небольшой стаей они выбежали навстречу путникам; ластились к четверым лесовикам, а на Фонси только лаяли издали, не смея подойти близко — не то от Фонси пахло орками, не то псы чувствовали незримое присутствие Ветера.

В сопровождении собак Фонси и четыре лесовика вошли в селение.

Ручей здесь заканчивался в небольшом озере, а за ним начинались холмы и продолжались до самого края неба, перерастая в Туманные горы. На берегу озера стояли дома или, скорее, хижины, сплетённые из веток наподобие корзин и прикрытые сверху вывернутой наизнанку берестой. В отличие от деревни орков, здесь не было ни частокола, ни заборов, и дети бегали от хижины к хижине, играя в пятнашки, а не охотясь друг на друга.

Дети заметили пришельцев и устремились к ним, радостно галдя.

— Что в лясу повзырне?[48]

— Стрыйко Хизмай, стрыйко Хизмай, ты что мне взвес от лясу?[49]

— Эй, Андават, то кто тако изряднен?[50]

К детям присоединились и женщины, оторвавшись от домашних дел, а после и мужчины, оставив свои занятия, и вскоре вокруг Фонси и Ветера образовалась целая толпа.

Они были в среднем повыше, и лица их были более вытянутыми и скуластыми, чем у ширцев, но у Фонси не осталось ни малейшего сомнения — это тоже хоббиты.

— Хоббиты стехнат, хоббиты стехнат! — раздался откуда-то звонкий голос, и толпа расступилась, пропуская вперёд пятерых хоббитов, одного совсем старого, опирающегося при ходьбе на посох, и четверых помоложе, но тоже почти совсем седых.

— Мы хоббиты порода риворов, — обратился к Фонси один из них. — Кто ты, чужнестёх, и чего у нас взысками?

Фонси скинул с плеч мешок, положил на землю оружие и расправил плечи.

— Я хоббит, меня зовут Хильдифонс Тук, — промолвил он, — и я пришёл к вам из Шира, что покинули ваши предки тысячу лет назад, и где посейчас живёт мой народ в тишине и благоденствии. А привёл меня к вам обитающий во мне дух ваших предков-хоббитов.

— Звание Шир повядомне нам, — сказал старший из хоббитов, — но поначто вздет ты хундабадеско?[51]

— Рекат, хундабадеск холовач волхыват предюжне, — склонился к старику один из его помощников. — Како то не яма взрытна?

— Како твердиш, Хильдифонс, — обратился к Фонси старец, — что взрек повярне?

«А ну, Ветерих Ток», — мысленно позвал Фонси, — «поговори-ка с ними!»

Фонси почувствовал, как сознание Ветера выдвигается вперёд, вытесняя его собственное, как меняется его поза и выражение лица, и это было всё, что он успел ощутить, прежде чем перестал чувствовать собственное тело. Ветер заговорил, но Фонси не услышал его, а потом и видеть окружающее перестал — умерший тысячу лет назад хоббит был ныне полным хозяином тела Фонси. На какой-то миг у Фонси осталось только ощущение падения куда-то в темноту, и неким странным знанием, какое бывает во сне, Фонси знал, что темнота эта знакома ему, что он там уже бывал не раз.

Давным-давно, когда северные земли ещё никто не называл ни Андан-маа, ни тем более Ангмаром, жили-были в лесной стране среди множества озёр два соседних народа. Те, кто повыше, звались чариарами, те, кто поменьше — лесными, или малыми, онге, чтобы отличаться от просто онге или высоких онге, что жили на северо-востоке, по пути к горам. Жили эти два народа не в мире и не в дружбе, а в постоянных стычках и раз в год или два — даже небольших воинах, за охотничьи ли угодья, за рыбные ли озёра, за места ли для возделывания земли — неважно.

Шли год за годом, поколение за поколением, и вот на землях севера появился новый правитель, построивший свою столицу в Горячей Долине, и начал собирать под руку северные земли. К лесным онге с чариарами тоже пришли гонцы от Бессмертного Короля, и сулили многие блага, и звали заключить дружеский союз на вечные веки.