Ирине

Видна труба заброшенной котельной,

И вьется лист — в подобие стрижу.

И из окна палаты неотдельной

Я каждый вечер все на них гляжу.

Ах, солнце, солнце! Свет моей надежды.

Ах, Ира, Ира! Свет моей души.

Я каждый вечер опускаю вежды

И говорю: живи, мой друг, дыши.

Мои часы — из солнца и трубы.

Мой календарь — из ветра и березы.

Моя любовь, конечно, из судьбы.

Но там — все слезы,

                              слезы, слезы, слезы…

Венчанье, венчанье…

А может быть, это прощанье?

И добрый священник

Напрасно сулит обещанья,

Что жизнь хороша

И прекрасна и даже

Совсем не тревожна.

Да разве такое возможно?

И вдруг в барабане

Под куполом вспыхнуло

Яркое солнце.

А день-то январский

Угрюмый и черный

Над Русью просторной.

Откуда же солнце? Откуда?

Ведь это и вправду

Похоже на чудо.

И руки, и свечи,

И наши венчальные кольца.

И снова под куполом —

Яркое вспыхнуло солнце.

А день-то январский

Угрюмый и черный

Над Русью просторной.

Откуда же солнце,

Откуда?

Наверное, чудо.

Лебеда под Сухуми,

В краю винограда и пальм,

Сиротой одинокой

Тоскует в тени кипариса.

И на тонкие листики

Солнечный зайчик упал.

И горючие строки

Невольно в душе родилися…

Ах, какие жестокие,

Лютые были года!

И была лебеда

Не травою, а пищей.

Ах, какая большая,

Густая росла лебеда

Между черных камней

На родном пепелище!

Лебеда под Сухуми —

Примета российских полей…

Если в здешнем краю

Ненароком уснуть мне придется,

То и здесь для меня,

Для безвестной могилы моей

Этот кустик родимый

Найдется.

В доме Орёлкиных

На абхазской земле

Мы пьем с Фазилем

Вино виноградное.

И южное солнце

Сверкает в вине.

И кажется: нету

Минут отраднее.

А Маргарита

Нам подливает вино.

Она прекрасна —

Как Маргарита.

И все печали

Уходят на дно —

В Черное море.

И боль — забыта.

И словно я не был

Судьбою ранен.

И словно нету

Тревожных вех…

Я — православный,

Фазиль — мусульманин.

Но Бог, как известно,

Один для всех.

Мы служим Богу

Совести и добра.

Но мы, однако,

Всего лишь люди.

Мы горько знаем,

Что было вчера.

Но мы не знаем,

Что завтра будет…

Жил бы всю жизнь

В этой дивной стране,

Где речь просторна,

Душа — открыта,

Где каждый

Толк понимает в вине,

Где у каждого Мастера —

Маргарита.

Излученье Ваших глаз

И опасно, и приятно.

Я опять смотрю на Вас.

Вам, конечно, все понятно.

Мне и время нипочем.

Нет ни горя, ни потравы.

Словно лазерным лучом

Подожгли сухие травы.

И пожар, пожар, пожар —

Зыбкий, быстро проходящий.

Ветерок разносит жар,

Легкомысленно летящий.

Я опять смотрю на Вас.

И душа на все согласна.

Излученье Ваших глаз

И прекрасно, и опасно.

Я опять на Вас смотрю.

Вы беды не замечайте.

Ничего, что я сгорю, —

Облучайте, облучайте.

Все равно огонь костра

Не спасет от вечной доли.

Лишь зола, зола, зола

Прошуршит на снежном поле…

                                  С. С. Аверинцеву

Устаревают энциклопедии.

Быстро меняются фарсы, комедии.

Мир неустойчив, неясен и тесен.

Даже «Брокгауз», простите, не честен.

Там говорится для темного жителя

Глухо про смерть Иоанна Крестителя.

Сказано скупо: была, мол, интрига.

Это, как вы понимаете, фига.

Про Соломею ни слова единого

В этом рассказе из тома старинного.

Может, вы даже мне и не поверите.

Что ж, загляните в словарь и проверьте.

«Устаревают» любые трагедии.

Заново пишутся энциклопедии.