За стылым лесом, за болотом, Где сизый дым в траву упал, Ходили куры под заплотом Из старых прокопченных шпал. Еще там мельница стояла — Четыре сумрачных крыла. И сено желтое пылало На взгорке около села. Мы просто мимо проходили. Был виден домик и заплот. И весело зенитки били В большой зеленый самолет. И не попали, не попали, Хотя так низко он летел! И черные дымки пропали Вдали, где ельничек редел. И плечи тер тяжелый ранец, И на ходу сказали мне, Что рядом здесь село Углянец, Оно осталось в стороне. Лишь помню руки сбитых веток, Шальную кошку на избе. Да был ли он, Углянец этот, Когда-нибудь в моей судьбе? Но в памяти, где брезжит юность, Все догорает тот стожок, Который там Тот самый «юнкере» Своими пулями зажег. 1969 Сухая внуковская осень. На взгорках убраны овсы. На славу вымахала озимь До самой взлетной полосы. Резвится ветер в небе чистом, Чужие флаги шевеля. Какого-то премьер-министра Встречает русская земля… За грозным ревом самолетным Никто не видел, как прошли Неясным клином перелетным В холодном небе журавли. И на обветренных покосах Блестит стерня со всех сторон. И тихо светится в березах Седая боль былых времен. Но все как будто бы забыто Землей, природой и людьми. И даль и сердце — все открыто Покою, свету и любви. 1969 Поле, поле. Свет спокойный Розовеет на стерне. Словно все огни и войны Грохотали в стороне… Может, это только снится — Эти желтые поля, Эти узкие бойницы Белого монастыря? Может, вдруг ударит выстрел, Словно гром над головой, И растает в небе чистом Серый дым пороховой?.. 1969 Спит рядами теплый ельник, А у края, на юру, Сиротинка можжевельник Зябко ежится к утру. Невысокий, неказистый, Сизоватый от росы Одинокий куст смолистый Среднерусской полосы. Можжевельничком зеленым Посыпали в старину Путь последний, похоронный, В неуютную страну… Вот какой обычай дальний На холодном на ветру Вдруг напомнил мне печальный Можжевельник на юру. 1969 Когда-то ею на парадах, Пока не грянула война, Новейшей, десятизарядной, Так любовалась вся страна! О, ряд штыков, блестящих, плоских! Он с детства памятен и мне. И звонкий шаг у стен кремлевских, И первый маршал на коне… Но трудный опыт горькой правды С годами памятней вдвойне: То, что годится на парадах, Не все годится на войне. И в грозный час военной стужи У огневого рубежа То неудачное оружье Сменил надежный ППШ… Но почему-то так непросто, Так странно стало на душе, Когда тяжелый длинный остов Нашел я в старом блиндаже. Я этот ствол стальной и ржавый Не мог спокойно обойти: В нем наша боль, И наша слава, И веха нашего пути. 1969 Ржавые елки На старом кургане стоят. Это винтовки Когда-то погибших солдат. Ласточки кружат И тают за далью лесной. Это их души Тревожно летят надо мной. 1969 Кукует поздняя кукушка. Клубится пар грибных дождей. Дубы качают на верхушках Пучки зеленых желудей. И я иду тропинкой хвойной, Травинку горькую грызу. И так чудесно, так спокойно В согретом солнечном лесу! Но не могу переупрямить Ту боль, что сердце мне свела, — Моя измученная память Гудит во все колокола. Гудит во мне глухим набатом О днях ошибок и потерь, О том, что сделано когда-то Не так, как сделал бы теперь… А лес шумит на косогоре… Скажи, кукушка, сколько дней Еще мне жить, Еще мне спорить С жестокой памятью моей? 1969 |