Патроны кончались, еще раньше закончилась вода. Рота, два часа назад с трудом отбившая очередную атаку, затаилась в окопах. Командиры выжидали. Связь со штабом прервалась позавчера, и без приказа было неясно, что делать: отступать либо стоять насмерть, не сдавая врагу ни пяди родной земли.

Лопахин тоскливо обвел взглядом утонувшую в знойном мареве степь, кое-где покрытую пятнами сгоревшего полынника и усеянную корявыми телами в красных рубахах. Ближайший к нему гном не добежал до стрелковой ячейки шагов двадцать. Отсюда было хорошо видно, как колышется на слабом ветру его тронутая молью борода. Лопахин сглотнул, в горле першило, будто его натерли изнутри наждаком.

К закату, когда тени увеличились, а внимание противника уменьшилось, раздалась команда наступать. Хирд вскочил и понесся к вражьим позициям, чтобы внезапной атакой выбить обороняющихся из первой линии укреплений.

Перегревшийся на солнце Лопахин с трудом различил шевелящиеся точки, которых вдруг стало очень много.

— Опять гномы поперли, в бога душу так их разэдак! — выругался он, протирая кулаком воспаленные глаза.

Лопахин поймал на мушку мчащегося прямо на него супостата и, памятуя про оставшиеся два патрона, плавно нажал на спуск.

— Барук казад! — крикнул Гимли, когда над ухом у него что-то свистнуло.

— Коммунисты, вперед! — пронеслось над окопами.

Лопахин выстрелил еще раз, но гном словно не замечал летящих в него пуль и стремительно приближался, быстро перебирая короткими кривыми ножками.

— Да он же пьяный, — догадался Лопахин и полез на бруствер, торопливо примкнув штык.

Отовсюду слышались крики «ура!», которые перекрывал сиплый вопль старшины: «За Родину, сынки!», поднимающего роту в контратаку. Лопахин тоже заорал «ура!» — яростно и зло, и побежал, цепко сжимая винтовку грубыми мозолистыми руками.

Вернер Хольт кубарем скатился по склону, по колено влетев в мутные воды Рейна. Из своего отделения остался жив он один, чудом уцелев в начавшейся, как всегда внезапно, бойне.

Увязая в илистом дне, Вернер выбрался на берег, прислушался и затравленно поозирался. Никого, но тишина бывает обманчива. Хольт одернул мундир, поправил за поясом гранату и подвернул сползший левый рукав, чтобы в бою затвор автомата не цеплял за одежду. Он не знал, куда теперь идти, но хотел спрятаться, чтобы его не достали беспощадные стрелы. Эльфы были превосходными лучниками. Умело используя укрытия, они всякий раз получали преимущество перед оснащенными самым современным оружием солдатами вермахта. Эльфийские ночные атаки наводили ужас на защитников фатерланда.

Фронтовые сводки по радио также сообщали мало приятного. Они были посвящены бесчинствам оголтелых орд хоббитов на Британских островах и зверствам орков в Северной Африке. Положение дел ближайшего союзника Рейха — России — также не внушало оптимизма, и Хольт не был уверен, переломит ли ход войны создание новой сверхмощной бомбы, давно обещанной Геббельсом.

Одно он знал твердо: магия друидов, открывшая проходы из таинственных миров, действительно существует.

Была Вселенная. А в ней был звездолет. И был звездолет маленьким. Высотой всего-навсего с гору Маунт Вильсон, да и то если не считать обсерваторию на ее макушке. Кому такой понравится?

— Броню бы помощнее, — вздыхали люди.

— И двигатель…

— Чтобы пол-Галактики на одной заправке…

— Противометеоритную пушку…

— Многоствольную…

— А каюты?.. Это же курятник!

— Увеличить оранжереи!

Конструкторы почесали в затылках. Затем кивнули. И начал звездолет расти. Очень скоро он достиг величины Эвереста — разумеется, не считая высоты флажков, оставленных на вершине этой горы разными экспедициями.

— Все равно слаб двигатель, — буркнул кто-то.

— И броня дохлая…

— И запас топлива мал…

Конструкторы почесали в затылках. И кивнули. Когда под звездолетом начала прогибаться земная кора, его перенесли на ближнюю орбиту, а когда его тяготение стало вызывать океанские приливы высотой с Тадж-Махал (не считая, естественно, купола), отвели еще дальше. Звездолет был все еще мал: массой с Луну, если не считать тех метеоритов, что упадут на ее поверхность в будущем.

— Прочность ни к черту, — осудили люди.

— А разгонные характеристики? О грузовместимости вообще молчу…

— Жаль, не хватает сырья…

— А планеты на что?!

Конструкторы кивнули. Затем кивнули снова. И кивали много раз. И стал звездолет большим-пребольшим — во всю обозримую Вселенную. Не считая, понятно, той малости, что осталась за полем зрения. И все были довольны.

А от звезды к звезде людей стал возить внутризвездолетный межпалубный лифт. Вначале лифт был маленьким…

Секретарша кончила трепаться по телефону с подругой, достала зеркальце и начала выщипывать брови. Единственный ожидающий в приемной министра от бешенства пошел гусиной кожей, но продолжал терпеливо рассматривать узор обоев на противоположной стене. Снова засвирестел телефон.

«Если эта сука сейчас опять скажет: „Да, знаешь, так себе, Маша. Как всегда делать нечего…“, — подумал ожидающий, я встану и просто войду в дверь. Без стука.»

От собственной смелости он покрылся холодным потом.

— Слушаю, — сказала секретарша. — Да, немедленно… Да, я поняла…

Она лихорадочно закончила причипуряться и тревожно замерла, обратив накрашенные очи на вход. Ждать не пришлось. Как черт из коробки в приемную стремительным шагом вошел военный. С ним еще трое. Секретарша попыталась даже открыть перед ними Дверь, но не успела.

— Опять без очереди! — гневно воскликнул ожидающий. — Я же по срочному делу! И записан на прием с…

Младший по чину послал его и крепко прихлопнул за собой дверь.

— Здравствуйте, — министр встал из кресла и, обогнув стол, с протянутой рукой шагнул навстречу вошедшим. — Извините, не помню, как вас по имени-отчеству…

— Сергей Николаевич, — ответил капитан и вогнал министру в бок шприц. Тот охнул и осел на руки младших по чину.

Капитан резко сдвинул в сторону занавеску за креслом и отпер внутреннюю дверь. В нее тут же вошли двое в спецзащите. Не говоря ни слова, только посматривая на индикатор датчика, подошли к тяжелому шкафу, своротили дверцы и вытащили тяжелый бидон-контейнер. Деловито вынесли, и словно их и не было. Следом за ними, двое лейтенантов вытащили бессмысленно глазеющего в пространство министра и дверь за собой прикрыли.

— Ну вот и все… — Сергей Николаевич присел на подоконник и стал раскуривать сигарету.

— Не понимаю, я все-таки… — недоуменно сказал младший по чину. — Как это эти… до таких чинов дошли. Наркота, фактически…

— Ты про эндоморфины слышал? — спросил капитан, рассматривая что-то за окном, внизу. — Про внутренние опиаты?

— Ну, читал где-то… Что мозг вырабатывает вещества, подобные наркотикам, зачем-то…

— Вот именно — зачем-то. И строго в минимальных количествах. По нужде. Но иногда начинается их перепроизводство. В ответ на разные внешние стимулы. И человек начинает вести себя странно. Мутация происходит…

— И у них… — лейтенант кивнул на внутреннюю дверь.

— А у тех, с кем мы работаем эти три дня, таким стимулом стал сам фактор, вызвавший мутацию — ионизирующее излучение…

— И они не понимали, что делали…

— Очень хорошо понимали. Это бомжи некоторые не понимали, почему они балдеют возле ядерных могильников. А нашлись такие, кто обладает способностью к самоанализу… Такие стали себе местечко искать на атомном производстве, на станциях… А уж как прижмет — на флюрографию всегда можно сбегать — доза хоть маленькая, но у мутантов выброс опиатов вызывает четко…