Эрик прислушался к ночной тишине. Замок спал и лишь далекое еле слышное пение, говорило о том, что не он один бодрствует в столь поздний час. Накатило запоздалое раскаяние за ту обиду, что нанёс барду. Герцог поднялся с колен и медленно вышел во двор. Пение стало более различимо. Знакомый голос звучал с непривычным вызовом и тоской. Если в предыдущую ночь, когда юный Микаэль пел под окнами трактира, всё было рассчитано на него, как единственного зрителя, то в этой песне слышался крик души, обращённый только к себе.
Всегда брожу по лезвию клинка,
И свой талант перевожу на злато
Но, если вдруг, помилуй Бог,
Однажды встречу я любовь,
Моя судьба качнётся без возврата.
Да!
Герцог, стараясь не шуметь, зашёл в башню. Трапезная на первом этаже была уже приведена духами замка в порядок. Несколько еле горящих магических светильников давали тусклый, рассеянный свет, рождающий зыбкие, колышущиеся тени на стенах и потолке.
Любовь не знает рангов и чинов —
Пред ней равны сеньор и раб с галеры.
И, если до конца готов,
Бороться за свою любовь,
То счастлив будешь ты, не зная меры.
Да!
Голос барда теперь звучал уже совсем громко и шёл явно из комнаты юноши. Эрик поднялся по лестнице на второй этаж и замер перед двумя закрытыми дверями. За одной стояла гробовая тишина, хотя герцог сомневался, что юный виконт Обрэ спит. Из-за другой слышалось то самое пение, что привлекло внимание мужчины.
Когда придёт любовь, не оробей,
Не упусти волшебный дар фортуны,
Надейся, рядом будь и жди
Взаимности, большой любви,
Своей души натягивая струны.
Да!
Вблизи голос не звучал уже так чарующе, в нём проскальзывали нотки волнения и дрожи. Певец явно был не в себе. Песня отражала то, что рвалось сейчас из его груди наружу. Он выпускал в мир свои эмоции, с которыми не был в состоянии справиться самостоятельно. На Эрика накатило раскаяние, он уже даже протянул руку и взялся за дверную ручку, собираясь войти в комнату и поговорить с бардом на чистоту.
Но если безответен твой порыв,
И нет взаимности во взгляде строгом.
Уйди, смирись, пробуй забыть,
Дай шанс, ему счастливым быть,
Оплакав свою жизнь высоким слогом.
Да!
- Даааа!
Последнее слово прозвучало как выкрик, следом послышался звонкий щелчок рвущейся струны. На секунду всё стихло, а затем раздались тихие всхлипы. Похоже, бард плакал. Эрик невольно замешкался, вся его решимость, поговорить с юношей немедля, пропала. Слишком интимным было бы вторгаться сейчас в личное пространство юноши. «Разговор подождёт до утра», — решил для себя герцог и тихо, стараясь не шуметь, двинулся в обратный путь. Сердце предательски сильно билось, казалось, что его можно услышать даже сквозь стены. Сейчас Эрик винил себя за все те резкие слова, что сказал в пылу. Как же за годы одиночества он отвык от живого общения.
Успокоиться Эрику удалось только оказавшись в тиши замковой библиотеки рядом с пустой расправленной кроватью. Спать совершенно не хотелось, то ли от волнения, то ли от того, что он слишком хорошо выспался днём. В итоге герцог расположился в кресле за столом и взялся читать, твёрдо пообещав себе, что утром извинится перед бардом.
========== Глава 17. Верность и предательство ==========
В Императорском дворце вместо сонного и тягучего однообразия царило непривычное оживление. Носились туда-сюда посыльные, повылазили из тёмных углов соглядатаи и шпионы, а высшие сановники имели столь озабоченные лица, что, казалось, всех их ждёт как минимум опала. В момент похорон великого князя Эдуарда каждый из них отчётливо понял — что-то в Империи поменялось. Взять хотя бы возрождение Имперской гвардии, чем не событие. Оставалось только выяснить всю подоплёку происходящих изменений и вовремя встать на нужную сторону. Вот и забурлила придворная клика, напоминая растревоженный осиный улей.
Центром этого бурлящего котла был кабинет начальника тайной полиции герцога Савойского. Последние часы к нему зачастили странные личности, они быстро докладывались и так же быстро исчезали в неизвестном направлении. Благодаря им герцог знал всё. Если некоторые шаги старого Императора и стали для него неожиданностью, то сам он никак этого не показал. Более того уже через несколько часов после разговора с правителем обладал всей полнотой информации, а его агенты уже во всю прорабатывали каждого из новоиспечённых гвардейцев.
Только ближе к сумеркам герцог смог расслабиться. Губы скривились в злорадной улыбке. Он откинулся на спинку кресла и, сложив свои короткие ручки замком на толстом брюхе, облегчённо рассмеялся. Маленькие глазки его влажно поблёскивали в полумраке комнаты.
— Этот старый дурак ещё не знает, с кем связался. Он думал переиграть меня в мастерстве интриги, но в итоге сам послужит моим целям, — сквозь смех выдавил он сам себе.
В это время дверь кабинета приоткрылась, и внутрь вошёл Годрик Нортрем, его единственный сын и наследник.
— Отец, Вы вызывали меня? — тихо спросил он. Было заметно, что юноша сильно нервничает. Глаза его были устремлены в пол, руки чуть подрагивали.
— Щенок, сколько тебе повторять, не называй меня так, — моментально вскипел герцог. Однако гнев его был недолог и после первой вспышки быстро развеялся. — Да я звал тебя. Ты уже слышал, что Император отдал приказ об аресте Монаха. Мне нужно чтобы этим руководил человек, которому я доверяю.
— Но ведь это поручили Имперской гвардии? Граф Фоскье обещал подобрать несколько доверенных людей.
— Граф Фоскье, сейчас уже выезжает из города в сопровождении своих гвардейцев. Они уже миновали Амунские ворота и направляются прямиком к принцу Виллему. А те три человека, которым он доверил столь ответственную миссию, целиком и полностью преданы мне. Старый вояка совершенно не разбирается в людях, — сказав это, герцог вновь рассмеялся. — Он считает, что его бойцы полны чести и достоинства, а они всего лишь люди и падки до денег и почестей. Так что, когда через несколько часов маги закончат с приготовлением портала, ты отправишься вместе с ними и за всем проследишь.
— Вы хотите, чтобы я сам произвёл арест и доставил герцога Валенского в столицу? — чуть дрогнувшим голосом уточнил Годрик.
— Нет, — брезгливо отмахнулся герцог, презрительно фыркнув, — ты на такое не способен, ничтожество. Это слишком большая ответственность. К тому же никто вообще не должен знать, что представитель рода Нортрем в этом замешан. Пусть в гибели Монаха винят Императора. Ты же должен просто наблюдать.
— Гибели? Разве речь шла не о простом аресте?
— Не забивай свою тупую голову. Главное ты должен там быть, а потом доложить мне обо всём. Как только окажешься в Валенсе, сразу найди мэтра Николя Тонга. Это мой человек. Он планировал остановиться в трактире «Гордость Империи». Объяснишь ему суть задания и отдашь приказ об аресте. Тонг всё сделает так, как нужно, — злобно хохотнул герцог. — Уж он-то сразу поймёт, как действовать.
— Но зачем убивать герцога? — вяло поинтересовался Годрик. Им руководил не столько интерес к происходящему, сколько желание угодить отцу, которого, как он видел, просто распирало от желания похвастаться собственным гением.
— Да что ты понимаешь в политике, щенок. К этому я и весь род Нортрем шли долгие и долгие годы, — распираясь от самодовольства, начал герцог. — Ты же должен был изучать историю Империи? Или я зря столько платил твоим наставникам? Скажи, кто стоял у истоков Империи?
— Королевство Аквилонское и четыре близлежащих великих герцогства заключили магический контракт, — напрягая память, припомнил Годрик. — Образовалась Империя, которую возглавил бывший король Аквилонский Адельбанд Первый. По имени королевства и была названа Империя.
— Да, четыре чёртовых герцогства. Роды Хомоф, Эльбор, Кластен и Гоминдорф. Огневики, воздушники, природники и оборотни, а во главе водники. Так вот рода Нортрем среди них не было. Герцогство Савойское вошло в Империю шестым и далеко не по свое воле. Шестое — довольно обидное место для рода, который хоть и не наделён большими магическими дарами, но привык повелевать. А потом наши предки долго и упорно работали. Первым пресёкся род Кластен, потом Гоминдорф. Мой отец, твой дед сам лично убил на ристалище последнего из рода Эльбор. Несчастный случай шептала молва, а мой отец только посмеивался. Теперь у меня есть шанс избавиться сразу от рода Хомоф и Императора. Мне выпала самая тяжёлая задача. Долго я шёл к исполнению задуманного, но ещё немного и неизбежное свершится. И горе тому, кто встанет у меня на пути.
