— Вы умолчали о своей ночной поездке в Валенс. После ужина я уверен, вы поехали к Тонгу с докладом. Моя отсрочка с отъездом была для вас неприятным сюрпризом. Вы решили доложить Тонгу обо всём немедленно, — Эрик говорил абсолютно уверенно, хотя и опирался в основном на догадки и предположения.

— Откуда Вам это известно? – изумился юноша.

— Я умею анализировать факты, сударь. Весть об убийстве не была для вас неожиданностью. Но вы слишком слабы, чтобы задушить своего врага, тем более врага настолько сильного и опасного. Думаю, Тонг был убит раньше Вашего приезда. Вы так спешили, что запнулись о тело, укрытое простыней. На ней остался след Вашего каблука, а на сапогах в замке пятна крови.

— Да, это так. Я боялся признаться в этом, ведь могли подумать, что это я убийца.

— Вы просто запутались, сударь. Расскажите мне всё, что произошло ночью.

Юноша печально вздохнул и быстро заговорил.

— Я и в правду спешил к Тонгу, чтобы всё рассказать. Стояла глубокая ночь. Я поднялся по внешней лестнице, которая ведёт прямо к комнатам, минуя зал трактира. Тонг говорил, что его дверь первая от входа, но, сколько бы я ни стучал — никто не открывал. Тогда я двинулся на ощупь дальше по коридору, решив, что имелась в виду первая дверь с другой стороны.

— Вы слышали какие-нибудь звуки?

— Нет, стояла абсолютная тишина. Я был почти у цели, когда запнулся о лежащее тело. Ноги мои запутались в простыне. Вначале я ничего не понял. Пришлось зажигать свечу, чтобы понять, на что я наступил. А дальше, я так испугался, что убежал сломя голову. Мне казалось, что стоит хоть на секунду задержаться и меня посчитают виновным.

— Вы видели кого-нибудь, когда выходили из трактира?

— Я не уверен. Мне показалось, что какая-то тень следила за мной из-за угла конюшни. Но было слишком темно, и я списал всё на свои страхи. Мне вообще в каждом шорохе мерещилась погоня.

— Мог этот кто-то вас разглядеть?

— Нет. Как я уже говорил, было слишком темно.

— Хорошо. Я вам верю, сударь, и постараюсь сделать всё от меня зависящее, чтобы защитить вас. Попадаться на глаза герцогу Савойскому для вас, пожалуй, опасно. Придётся какое-то время вам постоянно находиться рядом со мной. Надеюсь, это не будет для вас слишком обременительно.

— Спасибо, Ваша Светлость, — слезы благодарности потекли из глаз юноши. Впервые он получал поддержку искреннюю и бескорыстную. В этот момент он готов был возносить герцога выше всех Богов и отдать за него жизнь.

— Но, но, но, полноте, сударь, не стоит благодарности. А теперь приведите себя в порядок и позовите Гаррета. Нужно опросить остальных свидетелей, — тихо сказал герцог. То обожание, которое светилось в глазах юноши, немного напугало Эрика, но в то же время заставило сердце биться учащённо.

— Мне остаться при разговоре или подождать в общем зале? — спросил виконт, умывая лицо, чтобы скрыть следы слёз.

— С Гарретом и Лони я поговорю наедине, а вот когда дойдёт черёд до барда, ваше присутствие может пригодиться. Вы ведь практически ровесники. Понаблюдайте за этим Микаэлем. Потом скажете мне своё мнение.

Эрик поймал себя на мысли, что, говоря все эти слова, немного лукавит и пытается оправдать свою боязнь остаться с Микаэлем наедине. Какое-то неясное предчувствие вызывало волнение и опаску. Он никогда не был силён в предсказаниях, но сейчас чувствовал, что в будущем бард сыграет в его жизни важную роль. Вот только какую?

— Да, и позаботьтесь о своём жеребце. Его стоит расседлать. Сегодня мы уже никуда не поедем. Охоту придётся отложить, — отдал распоряжение герцог.

Алексис тем временем скрыл следы пережитого волнения и ровной походкой вышел из кухни, чтобы позвать Гаррета. Эрик, глядя ему в спину, с удовлетворением отметил, что теперь юноша не дрожит от страха как лист на ветру.

Через минуту дверь открылась, запуская непривычно тихого Гаррета. Трактирщик, как будто стесняясь, осторожно прошёл вперед и встал в шаге от герцога, понурив голову.

— Вы звали меня, Ваша Светлость? — тихо спросил он.

— Да, Гаррет. Садись, — коротко сказал герцог и кивнул в сторону табурета напротив. — Сколько лет мы уже знакомы?

— Так, почитай, я Вашу Светлость еще младенцем помню. В отряде батюшки Вашего я тогда служил. Да и потом росли Вы на моих глазах. Проказы Ваши детские помню. Да и в последние годы, хоть и не часто, но ко мне захаживали.

— Тогда объясни мне, почему ты отпустил дочь с каким-то проходимцем и даже не подумал искать защиты у меня, своего господина? — хоть Эрик и был значительно младше трактирщика, но сейчас его тон больше напоминал речь учителя, отчитывающего дитя за несделанное задание.

— Помутилось у меня тогда в голове всё, — принялся оправдываться Гаррет. — Богами клянусь, ничего не понимал в происходящем. Особенно, когда из посетителей все глаза прятать стали, не решаясь слова сказать. Не ищу я себе оправдание, моя вина тут целиком и полностью, родную дочь не защитил. Лони, она ж мне всё в жизни заменила. Стала моей семьёй, которой у меня никогда не было. А я, как пришла беда, струсил.

— Хорошо, что ты это понимаешь. И на будущее помни, что всегда можешь рассчитывать на мою помощь и покровительство.

— Спасибо, Ваша Светлость. Совсем я расклеился. А Вас ведь, наверное, интересуют события прошлой ночи?

— Расскажи всё, что сможешь вспомнить.

— Мало я чего могу рассказать. Как в тумане весь вечер прошёл. Вроде уже и отпустило немного, а как ни стараюсь припомнить, что делал — не могу.

— Много ли народу было в трактире?

— Да. Бард ведь вчера выступал, народу набилось под завязку. Еле успевали с Лони выпивку разносить.

— Много ли было приезжих?

— Наши все, городские да с окрестных ферм, только бард, да покойник не из Валенса были.

— Кто-нибудь вёл себя необычно?

— Ну, Эммет, кузнец наш, чудил. На барда запал. Чуть ли не в стойку при каждом его взгляде или жесте становился. А остальные, вроде, как обычно себя вели.

— После того, как Тонг ушёл наверх, кто-нибудь поднимался по лестнице?

— Не знаю я, Ваша Светлость. На кухню я тогда ушёл. Не мог на веселье людское смотреть.

— На кухне ты был один?

— Один, — покорно кивнул трактирщик. — Понимаю, куда вы клоните, Ваша светлость. Мог я сделать это. Выйти чёрным ходом, подняться по внешней лестнице, подкараулить там и заколоть подлеца. Никто бы и не заметил.

— Его не закололи, а задушили, — осторожно заметил герцог, наблюдая за реакцией Гаррета. — Подкараулили в коридоре и напали со спины.

— Задушили? — удивился трактирщик, светлея лицом. — А кинжал тогда зачем? Хотя и задушить смог бы. Несмотря на возраст, силы в руках пока не убавилось. А вот Лони, малышка моя, тогда точно в безопасности. Ей такое ну никак не под силу. Хоть она цела будет.

— Боюсь, Гаррет, ты первый на кого падают подозрения. У тебя были и силы, и возможность, и причина сделать это.

— Всё это так, Ваша Светлость, но Богами клянусь, не убийца я. Есть кровь и на моих руках, всяко ведь в битвах бывало, но подкарауливать, нападать со спины я бы не стал.

— Я тебе верю, а теперь пойдём, посмотрим, как Лони. Где она?

— Здесь она, в соседней комнате. Но может не надо? Не в себе она, переживает сильно, — заволновался трактирщик.

— Отведи меня к ней и ни о чём не переживай, — властно сказал Эрик, отметая все сомнения Гаррета.

Комнатушка, куда трактирщик привёл герцога, была совсем маленькой и больше напоминала чулан. Тюфяк на полу, небольшое, тусклое окошко под потолком, трёхногая табуретка, да старый, видавший лучшие времена платяной шкаф. Лони лежала, укрытая одеялом, и только её бледное, заплаканное лицо выглядывало наружу.

Стоило мужчинам войти, заполнив сразу всё свободное место комнатушки, как глаза Лони испуганно расширились, а тело начало мелко дрожать от страха.

— Не бойся, малышка, — тихо проговорил Эрик, стараясь успокоить девочку. — Теперь всё будет хорошо. Тебе нужно успокоиться.