Лони медленно спустилась в подвал, взяла три бутылки вина и, стараясь не смотреть по сторонам, отправилась по лестнице наверх, где находились комнаты постояльцев. Ноги её подрагивали от страха. Гаррет выглянул из кухни и проводил её долгим печальным взглядом, полным бессилия что-либо изменить.
Прочие посетители тем временем уже вовсю продолжали прерванные разговоры, как будто ничего не произошло. Бард вновь играл на лютне, отдавая предпочтения веселым и лёгким песенкам, способным вызвать улыбку у самого хмурого человека. Эммет, пристроившись рядом с Микаэлем, смотрел на него влюблёнными глазами и не пропускал ни слова. Гвино Бокале, городской откупщик, спешно покинул таверну, сославшись на то, что жена просила не задерживаться. Следом распрощался и отец Стефан, который прямо признался, что спешит удалиться, пока чего этакого не вышло.
Несмотря на то, что многие ушли, народу всё равно было гораздо больше, чем в обычные дни. Однако это обилие посетителей уже не радовало Гаррета, все мысли которого были направлены на любимую дочь. Тонг пока продолжал молча пить вино, и трактирщик в глубине души надеялся, что тот напьётся до такого состояния, что не сможет лишить невинности Лони.
Эммет тоже основательно приложился к спиртному, стараясь придать себе храбрости и решиться на откровенный разговор с бардом. Микаэль в последние часы, стал всё чаще ему улыбаться, отбросив маску холодности. Он был вновь игрив и весел, источая в адрес кузнеца обнадёживающие взгляды и улыбки. Эммет ждал только повода перейти к более активным действиям, и он ему вскоре представился.
Микаэль, уже порядком уставший и мечтающий только о сне, продолжал изображать веселье и радость. «Такова уж стезя барда. Чтобы ни было на душе, ты должен улыбаться», — думал он, выходя на центр зала для очередной песни. Микаэлю оставалось пройти только мимо задумавшегося о чём-то кузнеца, когда широкие руки Эммета оплели его тонкую талию, прижимая к широкой груди.
— Я тоже никогда не упущу то, что попало мне в руки, — заплетающимся от хмеля голосом выкрикнул кузнец. — Теперь ты мой!
Губы его потянулись в барду в попытке поцеловать. В голове отчаянно билась мысль, что вот наконец-то свершилось — он решился-таки открыто проявить свои чувства.
Дальнейшие события развивались молниеносно. Бард от растерянности пропустил первый поцелуй, который пришёлся в щёку, но, когда кузнец потянулся к его губам, не выдержал. Удар был настолько быстрым, что его не заметил никто из присутствующих. Только по виду упавшего на землю Эммета, зажимавшего руками пах и оравшего от боли, можно было догадаться о том, что произошло: бард врезал ему коленом прямо между ног. Причём было непонятно откуда в этом хрупком на вид теле такая сила.
— Никогда не смей приставать ко мне без согласия, — гордо бросил Микэль поверженному влюблённому. — И запомни, увалень, сегодня пострадало только твоё достоинство. Если же это повторится, то разобью твою тупую голову.
Эммет покатывался по полу, тихо поскуливая. Окружающие громко смеялись, а бард соблазнительно улыбался, отвешивая поклоны. Желая закрепить свой успех, Микаэль достал лютню из-за спины и запел, обращаясь к кузнецу.
От похоти лекарства нет,
Берёт своё подчас природа.
Удар! И продолжение рода
Уж не грозит тебе, Эммет.
Кузнец, ты перепил вина,
И не суди ответ мой строго,
Но ведь яиц у тебя много,
А голова всего одна.
Сей помутившийся предмет,
Мозгами у тебя обижен,
И хоть умыт, побрит и стрижен,
Но твёрдо я отвечу – нет!
Эммет взревел от обиды. Мало того, что его отвергли, так ещё и унизили, растоптали его гордость, посмеялись над его искренними чувствами, хоть и выраженными весьма грубо. Как он теперь будет смотреть в глаза окружающим? Ярость затмила все прочие чувства.
— Убью, гадёныша, — выкрикнул он, стараясь подняться. Сейчас уже боль в паху не могла сдержать его. Разум помутился и требовал отмщения за унижение.
— Беги, бард, беги, — напутствовал Микаэля Гаррет, улыбаясь сквозь усы. Эта сцена ненадолго отвлекла его от грустных мыслей о Лони.
Микаэль притворно вскрикнул, неумело изобразил испуг и демонстративно побежал к двери, каждую секунду оглядываясь и комично отыгрывая свой страх. Это стало последней каплей для Эммета, который стремглав понёсся на ненавистного (в эту минуту) барда. Юноша отвесил лёгкий поклон всем невольным зрителям развернувшегося противоборства и скрылся за дверью, последовав мудрому совету Гаррета.
Эммет с разбегу налетел на один из столов, громко выругался и распахнул дверь, выглядывая барда в темноте ночи. В это время толстый, рыжий кот неспешно выскользнул наружу. Он был сыт и доволен собой. Теперь для полноты кошачьего счастья не хватало только какой-нибудь милой самочки на ночь.
— Вон, он! — громко завопил Эммет, разглядев в темноте объект своей охоты, и не теряя времени пустился в погоню.
Посетители, похохатывая, принялись обсуждать произошедшее и делать ставки: догонит ли Эммет барда и что с ним сделает, если догонит.
— Похоже, не только у меня сегодня будет веселая ночь, — усмехнулся зловещей улыбкой Тонг, поднимаясь из-за стола. — Ставлю золотой, что кузнец поймает эльфа и сделает с ним то же, что я с трактирной девчонкой.
Он обвёл взглядом окружающих, выискивая того, что примет пари, однако желающих не было. Тонг презрительно сплюнул на пол и двинулся вверх по лестнице. Несмотря на обилие выпитого, походка его была твердой и уверенной. Последние надежды Гаррета рушились. Он с тоской посмотрел вслед мужчине, тихо бормоча слова молитвы, и скрылся на кухне, не желая смотреть на улыбки и веселье других.
Гости трактира ещё некоторое время пообсуждали последние события и принялись расходиться по домам. Последним в зале остался Трит Русоф, городской староста. Он заглянул на кухню и похлопал по плечу сгорбленного от печали трактирщика, желая придать сил и выразить свою поддержку. Слова сейчас были излишни, и Гаррет был ему за это благодарен.
Когда уже староста собирался выйти, навстречу ему ввалился запыхавшийся Микаэль. Лицо его светилось озорной улыбкой. Вот уж кто совершенно не мог грустить ни при каких обстоятельствах.
— А где же Эммет? — поинтересовался староста. — Неужели так и не догнал?
— Куда ему со мной тягаться, — гордо заявил бард, хохотнув от удовольствия. — Сильный, а бегает как увалень. Запер его в свинарнике. Ничего, поспит сегодня в свином навозе — поумнеет. Завтра вонь от него будет ещё та, вся округа станет шарахаться. Впредь будет аккуратней в своих желаниях.
Бард окинул взглядом пустой зал трактира с одинокой фигурой Гаррета посредине, который неумело пытался протирать один из столов, то и дело поглядывая в направлении лестницы на верхний этаж.
— Почему же так долго? — шептали его губы еле слышно. — Да и звуков никаких нет. Что же там происходит. Ах, бедная Лони. А я? Разве не должен был я защитить мою малышку? Хотя, что сделано, то сделано. Теперь уж ничего не иcправишь…
Бард, не обращая особого внимания, на подавленное состояние Гаррета подошёл к нему и потребовал показать ему обещанную комнату. Трактирщик непонимающе уставился на Микаэля, мысли его были далеко, и он никак не мог вникнуть, чего от него хочет этот вечно веселящийся эльф.
— Где моя комната, трактирщик? — вновь повторил свой вопрос бард.
— Ему сейчас не до того, юноша, — отозвался городской староста, который всё никак не решался уйти, оставив Гаррета одного со своими мыслями и переживаниями.
— Ну, где-то же я должен спать, — возмутился бард, — Да и ещё он должен мне флорент серебром за сегодняшнее выступление. Я не такой богатый, чтоб разбрасываться монетами.
На минуту на лице старосты отразилась мучительная борьба жадности и сострадания к другу. Бард всем своим видом демонстрировал, что не отступится, пока не получит свою плату. Это решило дело.
— Я сам заплачу тебе, — решился староста. Он долго рылся в кошельке, перебирал монеты, выбирая самую потертую. И все равно его рука слегка дрожала, протягивая барду его плату за вечер. — А поспать можешь и на сеновале в конюшне.
