Алексис практически не слушал герцога, очарованный красотой арфы. Он не в силах совладать собой начал перебирать струны, отмечая легкость звучания. Инструмент был идеален. Юноша сел поудобнее, с легкой улыбкой покосился на герцога и заиграл. Мелодия разносилась по всему замку, отражаясь в переходах и поднимаясь по башням к небу. Затем к ней добавился голос, тихий, но такой проникновенный, что хотелось следовать за ним и соглашаться во всём.
Высокий двор стоит в тишине
Молодёжь не встретишь ты тут.
Император стар, а стражи его
Вечный покой стерегут.
Выгнать всех, невзирая на чин,
На то есть сотня причин.
Скажи, скажи мне, мой милый друг,
Почему Император без слуг? Аой.
Мелодия была Эрику знакома. На такой мотив, напоминающий балладу, он и сам в юности писал куплеты. Как же давно это было? Где теперь друзья его юности? Кто-то сейчас несёт службу на дальних заставах, кто-то как и он удалился в родовые замки, кто-то погиб, так и не дожив до старости. Да и были ли они и вправду друзьями, если все куда-то исчезли, как только он впал в немилость к Императору.
Войны прошли, остался он,
В железный панцирь одет.
Главнокомандующий граф Фоскье
Для войска, которого нет.
Зачем при дворе этот хмурый сир?
Ведь давно наступил вечный мир.
Скажи, скажи мне, мой милый друг,
Почему Император без слуг? Аой.
Графа Арчибальда Фоскье Эрик знал очень хорошо. Он был прославленным военачальником и хорошим другом его отца. Однако когда войны отгремели, армия была распущена. Воевать было не с кем, а поддержанием порядка занималась тайная полиция. За графом сохранили номинальный титул главнокомандующего, который теперь ничего не значил. Фоскье оставался одним из тех немногих, на кого при дворе Эрик мог бы всецело положиться, только вот реальной силы за ним не стояло. Главнокомандующий без войска давно стал посмешищем для придворных острословов.
Мальчик иль дева с красивым челом —
Пощады тебе не видать!
Канцлер Борнэ, не взирая на пол,
Тащит их всех в кровать.
Когда же отсохнет его конец,
Облегчённо вздохнёт весь дворец.
Скажи, скажи мне, мой милый друг,
Почему Император без слуг? Аой.
Отношения Эрика с канцлером Теофасом Борнэ сложно было назвать приятельскими. О любовных похождениях этого старика весь двор судачил уже четверть века. Он даже пытался оказывать знаки внимания Эрику, когда ему было лет пятнадцать. И только знатность рода спасла юного герцога от того, чтобы стать очередной игрушкой в постели канцлера. У многих других юношей и девушек такой защиты не было. Император закрывал глаза, на всех тех полудетей, которые по доброй воле и принуждению оказывались в спальне канцлера. За это Борнэ был всецело предан Императору и периодически поставлял особо ценный живой товар для утех своего повелителя.
Золото, камни, шелка и парча
Окружают его там и тут.
Он богаче иного короля,
Хоть просто Дирак зовут.
Когда же увидим его в кандалах,
Будем от счастья в слезах.
Скажи, скажи мне, мой милый друг,
Почему Император без слуг? Аой.
Императорский казначей Рене Дирак, когда-то был простым суконщиком с небольшой лавкой в ремесленном районе столицы. Какими-то странными путями ему удалось вначале пробиться в откупщики, а потом и в казначеи. О богатстве его ходили легенды одна красочнее другой, многие говорили, что по сравнению с его состоянием сокровищница Императора просто пустое место. У Эрика же к императорскому казначею был свой счёт: именно он руководил определением сумм выплат неустоек, из-за которых род Хомоф оказался на грани разорения.
Белее снега его борода,
А глаза уж давно не горят.
Верховный Маг стремится в кабак,
Пока другие все спят.
На тот свет уж давно пора ему,
Увидим его ли в гробу.
Скажи, скажи мне, мой милый друг,
Почему Император без слуг? Аой.
Верховный Маг Эрафиус был старше даже самого Императора, приходясь ровесником прадеду Эрика. Когда-то он был воистину велик, владея тремя из четырёх стихий практически в совершенстве. Но с возрастом разум стал угасать, и теперь его чаще можно было увидеть в кабаке, чем на заседании Совета Магов. Устав этого древнего ордена не позволял выбрать нового руководителя, до смерти или добровольного ухода действующего главы. Эрафиус же освобождать пост отказывался, да и несмотря на постоянные жалобы на здоровье помирать не собирался. В итоге Совет Магов из влиятельного органа превратился в сборище магов, решающих мелкие корыстные задачи в ожидании перемены руководства.
Эрик ожидал следующего куплета, гадая, кого ещё могли отнести молодые придворные к бесполезным «старикам». Однако виконт, продолжая играть, весь покрылся краской от смущения, не решаясь петь дальше. Герцог сразу всё понял.
— Прошу вас, сударь, продолжайте. Я понимаю, что дальше идёт что-то посвящённое мне. Тем интереснее будет послушать, — спокойно отозвался Эрик. За годы при дворе он научился сносить насмешки и шутки придворных. Даже когда-то данное ему в попытке унизить прозвище Монах, носил с гордостью назло всем острословам. Алексис ещё сильнее покраснел и запел, опустив глаза в пол.
На краю вековечного Леса
В старом замке, — увы и ах, —
Жил в красную рясу одетый
Тот, кого называют Монах.
Пора в монастырь ему на покой,
При дворе для всех он чужой.
Скажи, скажи мне, мой милый друг,
Почему Император без слуг? Аой.
Эрик невольно улыбнулся. Ну что ж, о нём не забывают. И хотя сам он реальной власти давно не имеет, похоже, многие не торопятся сбрасывать его со счетов. На секунду промелькнула мысль всё-таки поехать в столицу и попытаться побороться за своё место. Однако тут же пришло осознание, что никакой борьбы не будет, а его быстро упекут в монастырь или вообще убьют.
Тем временем виконт отыграл последние аккорды и замер, ожидая реакции на своё исполнение. Он видел, что герцог напряжённо думает, но вот предмет этих размышлений оставался сокрыт.
— Довольны ли вы моим пением? Удалось ли мне угодить Вам? — поинтересовался Алексис, устав ждать реакции.
— Вы замечательно поёте, — искренне ответил Эрик, выходя из задумчивости. — Спасибо вам большое за доставленное удовольствие. Однако сколько я могу судить, не все значимые фигуры придворной жизни нашли отражение в исполненной песне. И если в отношении императорской семьи это понятно, то почему не упоминаются Его Святейшество Патриарх Фомиус или Его Светлость Эраст Нортрем, герцог Савойский, начальник тайной полиции.
— Патриарх уже два года как находится на покаянии в одном из дальних монастырей, а замещающий его архиепископ Ольберийский фигура не того масштаба. Он не пользуется большим влиянием. При дворе он появляется только когда нужно совершить полагающиеся богослужения или ритуалы.
Об отъезде патриарха Эрик ничего не знал, и эта новость была для него неожиданной. Значит, не он один впал в немилость. Хотя союзником глава церкви для него никогда не был, так что сожалеть о его ссылке не стоило.
— Что же касается герцога Савойского, — продолжал Алексис, — то кто же посмеет петь о начальнике тайной полиции. Так можно угодить в какой-нибудь из подземных казематов. С роспуском армии тайная полиция стала намного сильнее, чем в былые времена. По влиятельности Его Светлость герцог Савойский второе лицо в Империи.
— Я понимаю вас, сударь, — согласился Эрик, по-прежнему пребывая в задумчивости.
Алексис было предпринял очередную попытку пофлиртовать: нацепил на лицо самую многообещающую из своих улыбок и томно закатил глаза. Но герцог ничего этого даже не заметил. Мысли его были далеко.
— Полагаю, пора отправляться спать. Мы с вами засиделись, а завтра с рассветом я планировал отправиться в город и потом на охоту, — заявил Эрик, когда вышел из задумчивости.
Он поднялся из-за стола и, быстро простившись со своим гостем, покинул помещение. Внутренний двор замка он преодолел на одном дыхании и, только очутившись в тишине библиотеки, смог расслабиться. Как бы не считал его Алексис каменной глыбой, общество юного привлекательного юноши всколыхнуло в груди герцога слишком многое. И тоску по бесцельно прожитым в одиночестве годам, и щемящее сердце желание любить и быть любимым, и, наконец, просто тягу иметь рядом дорогого и преданного человека, с которым можно было бы делиться своими мыслями и переживаниями. Сейчас всё это выплыло наружу, потревоженное жаркими взглядами юноши.
