— Трахнешь ее как-нибудь в другой раз, — сказал я.

— Слушай, а как это получилось? — вмешался Контрабас. — Не мог остановить какого-то скрипача?

— А, чего там базарить, — махнул рукой совершенно растроенный бабуля. — Он какой-то придолбаный. Чаще всего я вообще не могу засечь, как он приближается. Появляется вдруг, ни с того ни с сего, отодвигает меня своей лапищей — он крупнее меня — и лезет в дверь. Чертовски сильный мужик. Надо бы его пристрелить, но как с этим получается, вы уже сами знаете. Черт, ну такая клёвая телка. Я этого не переживу.

Мы прошли мимо него и вышли на лестницу. Само заведение находилось в подвалах, под землёй, и по этой лестнице надо было спуститься.

Внутри было оживленно, но и не забито. Кабак знал времена и получше. Странный скрипач и вправду стал непростой проблемой. Здесь было десятка два столиков, какой-то пятачок для танцев, биллиардный стол, неплохо заряженный бар; из колонок звучал дрожащий вокал. Дамочек было до черта и больше. Одни бляди.

Одна из них, уже в возрасте, чернявая, что стояла под стенкой рядом с нами, схватила Контрабаса за рукав.

— Слишком ты потасканная, киска, — сказал ей Контрабас.

Та улыбнулась, совершенно не оскорбившись.

— А я работаю в стиле ретро.

Эта блядушка была вовсе даже и ничего. Мы пошли дальше, а она осталась там, у стенки, со своей вовсе не блядской улыбочкой на лице. Несколько столиков было совсем свободных, но мы уселись возле бара.

— Придет сегодня Скрипач или нет? — спросил Контрабас.

— Один черт, — ответил я. — На сей раз мы и так ничего делать не будем. Только осмотримся.

Здесь мы были единственными гостями при оружии. Безопасность заведения требовала, чтобы ужирающиеся посетители не имели при себе пушек. Бармен искоса поглядывал на нас.

— Это вы пришли пришить этого скрипача? — спросил он.

Контрабас кивнул.

— А, — махнул бармен рукой. — На него ничего не действует.

Мы заказали по бокалу пива и выпили. Потом взяли по большой водке, затем снова по пиву. Все было за счет заведения, и у Контрабаса поправилось настроение. Он пел что-то под нос и улыбался проституткам.

— Да что там может быть с этим скрипачом? — сказал он. — Так, морочат голову.

Я пожал плечами. Мы взяли опять по водочке. Прошел уже час, пришло немного новых клиентов, я даже старого знакомого усек, Весеннего Розмарина, но наш тип так и не появился. Какой-то совершенно укушавшийся тип начал с барменом ссору из-за какого-то вазона с цветами, который, якобы, всегда стоял на стойке, а в последнее время его там уже не было. Блядушка, которая зацепила нас у входа, время от времени бросала на Контрабаса долгие взгляды.

— Она явно в тебя втюрилась, — сказал я.

— Это ей не ширинка моя нравится, — ответил тот. — Злотые. Свернутые в рулончик. Вот что они засаживают себе ради удовольствия. А все остальное — это уже бизнес.

— Не знаю. Она на других не похожа.

Стоящий рядом мужик все так же продолжал скандалить, пока наконец взбешенный бармен не поставил перед ним тот самый вазон с цветами. Пьяница взял вазон в руки и протянул в мою сторону, будто желая показать.

— Ужасное дерьмо, — сказал я. — Искусственные цветы. Дерьмо с гандонами.

Мне хотелось его оскорбить, но мужик был настолько же счастливым, сколько и ужравшимся. Совершенно не обижаясь, он глядел на меня.

— Может это и искусственное дерьмо, но какие не какие, а цветы, — сказал он. — Помню, перед войной. сколько было тогда цветов. Настоящих. А сейчас только крапива да осот на развалинах.

Я отвернулся, потому что парень явно был прибацанный. Кому какое дело, что было до войны. Я заказал следующий бокал, а может и водки. Нам тоже уже немного было надо. Еще чуть-чуть — и мы будем готовые.

— Мне уже и без этого скрипача спать охота, — сказал Контрабас.

Да, на грудь и я сам уже принял достаточно. Попытался посчитать, сколько же мы выпили. Много. До черта. причем, больше пива, чем водки. А может и наоборот. Посчитать никак не удавалось. А потом я перестал об этом думать, потому что увидал скрипача.

Он сидел за столиком, поставленном чуть в стороне, за всеми остальными и спокойно вынимал инструмент из футляра. Это был огромный, полный мужик в элегантном костюме, совершенно лысый, с круглым лицом. Я и не заметил, когда это он появился, но вот посетители «Голубого Щита» — те да: за многими столиками разговоры затихли, а несколько человек тихонечко уматывали. Тот совершенно не обращал внимания: положил скрипку на стол, старательно открыл футляр и отложил его на соседний стул. И ни капельки не спешил. Мне не верилось, что такой колосс, рядом с которым даже Тромбон показался бы недомерком, может быть скрипачом-виртуозом. В голове у меня уже прилично шумело, и я знал, что Контрабас чувствует себя не лучшим образом.

Скрипач был уже готов. Он огляделся по сторонам, покачал головой и собирался уж было взять инструмент, когда к нему подошли три типа, до сих пор спокойно сидящих на своих местах. Рожи у них были самые мрачные.

— Ты, вор, — сказал один из троих. — Ворюга долбаный.

Скрипач поднялся и внимательно приглядывался к подошедшим.

— Отдавай мои бабки, зараза, — продолжал первый тип. — Мои три лимона. На три лимона меня поставил. Все отдавай. До последнего долбаного злота.

Глаза всех собравшихся были устремлены на них.

— К сожалению, не могу, — бесстрастно ответил скрипач.

Блеснуло лезвие, у мужчины в руке появился нож. Он замахнулся, но скрипач со скоростью, которой я в нем не мог и подозревать, перехватил его руку, потянул и сломал в запястье. Осторожненько, чуть ли не ласково, он отпихнул нападавшего, который отлетел, но не упал, потому что его придержали напарники. В первый миг они хотели идти на помощь дружку, но, встретив стальной взгляд скрипача, отступили.

— Пожалуйста, не надо мне мешать, — сказал скрипач в их сторону. — Мне хотелось бы сыграть. Возможно, кому-то это и покажется странным, учитывая времена, в которых мы живем, но я зарабатываю на жизнь музыкой.

Он взял скрипку в руку, поднял смычок. Все вокруг замерло в ожидании.

И он заиграл. Играл он чертовски здорово. С его музыкой ко мне пришли покой и расслабленность. Сопротивляться я и не собирался. Мне было очень хорошо. Смычок в руках скрипача мягко плыл по реке струн. Мне захотелось стать легким-легким, захотелось стать русалкой. Краем глаза я увидал, что клозетная бабуля валит в музыканта из автомата. Мне так хотелось сказать, чтобы он отъебался. Но не мог. Был русалкой. Очень медленно я сполз со стула, а через мгновение уже спал.

Проснулся я без оружия и без денег. Голова трещала, а водка с пивом лезли через горло. Контрабас тоже собирал кости, и в этом ему помогала та самая потасканная блядушка. Прицепилась как банный лист к заднице, и не отлепишь. Я глянул на часы. Спали мы где-то минут семьдесят. Скрипача, ясное дело, не было, а вокруг меня с пола поднимались люди. Нет, я не злился, скорее был удивлен. Вот если бы только не голова…

— Слушай, киса, оставь моего дружка в покое, — простонал я, поднимаясь. Эта сучка выглядела так, будто собиралась обработать Контрабаса не отходя от кассы. Сам он не имел ничего против, потому что лыбился на все тридцать два.

— Меня зовут Аманда, — сказала она.

— Тогда, Аманда, отвали от него, потому что он совершенно не романтичный.

Она захихикала.

— Ты и вправду такой? — спросила она у Контрабаса.

— Не романтичный, не романтичный, потому что у него нет на это бабок, — сказал я. — Все пропил и еще мне остался должен. Врубилась?

— Отвали, Дирижер, — буркнул Контрабас. — Хочешь уматывать, мотай.

Я покачал головой.

— Нет, Контрабас, это ты собирайся. Мы валим из этой хибары.

Перед нами появился чертовски злой клозетная бабка.

— Засранцы вы, а не профессионалы! — рявкнул он. — Вам же было поручено пришить этого сукина сына.

Выглядел он, конечно же, жалко. Бедненький, заспанный, клозетная бабуля. Его задачей было поддерживать порядок в заведении, только задача эта явно превышала его возможности.