Риск и охотничий азарт сопровождали людей на протяжении всей истории, любые спортивные занятия выступали в качестве компенсации нереализованных охотничьих инстинктов и служили своеобразной физиологической потребностью для «выброса адреналина»[4]. Позднее охоту заменила война, и значение воинского ремесла заметно возросло, став не менее востребованным, чем охотничьи навыки и мастерство. Охота же из сферы трудовой деятельности переместилась в сферу спортивных развлечений элитарных слоев общества (Guttmann, 1978: 42). Культура войны и такие сопутствующие ей добродетели, как отвага, благородство, искусство владения оружием, умение драться без оружия, глубоко укоренились в сознании и психологии поведения людей. Фехтование, стрельба из лука, атлетические единоборства и другие состязания, демонстрирующие силу, мужество и отвагу, в представлениях окружающих стали рассматриваться как своего рода акт подготовки к войне, а сами военные действия – как упражнения в состязаниях (Хёйзинга, 2003: 102–103). В обществе сформировался слой профессиональных воинов из числа наиболее способных к воинским искусствам людей, для которых смысл жизни заключался в постоянных схватках как на поле битвы, так и на различных турнирах и игрищах. Воинский дух состязательности охватил все слои общества и стал определяющим в телесных практиках различных культур. Постепенно в процессе эволюции воинские поединки трансформировались в игровые и развлекательные занятия. При этом на протяжении всей доиндустриальной истории они выполняли воспитательные и ритуальные функции (см. ниже).

Сегодня различные виды физической активности, включая единоборства и игровые занятия, несут в себе внутренний код истории народа и отражают базовые ценности культуры его исторического прошлого. Конноспортивная игра бузкаши у пуштунов, японское сумо, испанская коррида, гавайский сёрфинг или бразильское капоэйро, как и другие виды телесных практик, хранят глубокую печать истории. По мнению некоторых исследователей, в традициях рукопашного боя оседлых народов, в боевых условиях действовавших преимущественно в пешем строю, более характерна ударная техника, техника кулачного боя (Бердышев, 2002: 463). В то же время у кочевых народов, значительную часть жизни проводивших в седле, традиции рукопашного боя в большей степени связаны с борьбой на захватах (Собрание, 1898: 406; Джикиев, 1983: 66–68). Не случайно в традиционном спорте тюркских народов, чьи далекие предки были кочевыми наездниками, столь широкую популярность сегодня имеет борьба на поясах. В то время как у исконно оседлых русских и других восточнославянских народов из всех традиционных единоборств, дошедших до новейшего времени, преобладают кулачные бои[5].

Некоторые подобного рода параллели можно обнаружить и на европейском материале рубежа XIX–XX вв. при сравнении, скажем, горных пастушеских народов аромунов и каракачанов на Балканах и гуцулов, бойков, лемков в Карпатах с окружающими их оседло-земледельческими народами. Первые всегда выделялись спортивным куражом на борцовском ковре и были непревзойденными мастерами в борьбе на поясах (Мандзяк, 2005: 278). Вместе с тем в более ранней истории в единоборствах как земледельческих, так и скотоводческих народов одинаково широко практиковались борьба и кулачные бои (Мандзяк, 2005; Басхаев, 2000: 71)[6].

Традиционные состязания в ранних и средневековых обществах в прошлом служили одной из наиболее ранних форм судопроизводства – «ордалий». При решениях правовых вопросов и споров только результаты этих состязаний считались единственно справедливым и «ниспосланным свыше» судебным решением. Согласно обычному праву скандинавов, чем дальше человек мог метнуть древесный ствол или камень, тем большим правом на собственность он обладал. В XI в. норманны ввели практику «судебных поединков» и в завоеванной Англии. Вплоть до XIX в. в английском судопроизводстве были известны две формы судебной процедуры в гражданских делах: одно в виде дуэли, другое – обоюдной присяги в невиновности (Хёйзинга, 2003: 91). В воинских состязаниях решались территориальные споры у народов Кавказа, древних германцев, японцев (там же: 90; Иванов, 2004: 196–197) и многих других народов. Из японской хроники «Кодзики» (712 г. до н. э.) известно, что «обретение родины» предками современных японцев началось с соревнования по борьбе (Иванов, 2004: 196–197). В русской культурной традиции в средние века многие судебные вопросы также решались путем воинского поединка, известного в народе как «божий суд на поле», – очень часто он заканчивался гибелью одного из участников. Классическим примером может служить поединок Мстислава с Редедей (1023 г.) (Гадло, 1988: 95–96).

Кровавые «арестейи» перед битвой поднимали моральный дух и вызывали боевую ярость у воинов, что играло немаловажную роль в предстоящих сражениях. Подобные поединки выступали в качестве оракулов, предопределявших исход сражений. Боевые единоборства служили не столько кратким доказательством превосходства одной из сторон, сколько были проявлением милости высших сил в глазах окружающих. Согласно представлениям примитивных народов, верховные божества покровительствовали победителям и наказывали побежденных. У австралийских аборигенов и папуасов Новой Гвинеи сторона погибшего поединщика в страхе обращалась в паническое бегство, боясь наказания. В ранней истории подобные представления существовали у многих народов Старого и Нового Света, включая германцев, кельтов, славян, арабов, монголов и др.

Воинские состязания принимали характер массовых сражений в виде игрищ, в которых отрабатывались отдельные коллективные маневры, приемы и техника владения оружием. В одних случаях они являлись частью ритуальных действий в календарные праздники (Календарные обычаи, 1978: 247–249; Мандзяк, 2002: 71–74), в других имитировали реальные события истории и служили данью уважения и памяти предкам (Тер-Саркисянц, 1998: 215; Мандзяк, 2002: 142–144; Краснов, 1963)[7].

Как свидетельствует история, в доиндустриальный период воинский этикет и дух воинственности, как и традиционно-хозяйственные и другие аспекты культуры, наложили свой неизгладимый отпечаток на поведенческие установки в играх и состязаниях народов. В результате длительной эволюции, отбора и адаптации различных физических упражнений и состязаний к началу нового времени телесные практики приобрели региональные и локальные особенности и своеобразия с характерной религиозной и календарной обрядностью и символикой. Выполняя социально значимые функции в материальной и духовной жизнедеятельности людей, они стали одним из инструментов формирования и поддержания территориальных и социально-культурных связей общества, основой развития спортивных традиций последующих поколений.

В XVII–XVIII вв., в эпоху Просвещения в Европе, начало которому было положено индустриализацией общества, вместо грубой средневековой аграрной культуры пришла новая – гуманистическая городская культура, которая опровергла все моральные постулаты брутального средневековья, включая смертельные единоборства и кровавые арестейи. Первобытные инстинкты, бывшие естественными атрибутами средневекового общества, стали ассоциироваться с дикостью и варварством. Многие общепринятые установки и ценности различных видов физической активности подверглись решительным изменениям (Элиас, 2001). Жизненным кредо нового времени стал тезис «Будущее – всё, традиции – ничто». Согласно этому постулату, сменились спортивная мораль и уровень цивилизованности состязательных практик, вместе с ними поменялась и культура игры. Любые жестокие зрелища, включая бои животных и кровавые поединки типа кулачных и палочных боев, массового футбола и других подобных практик, связанных с кровопролитием, уступили место новым игровым состязаниям. Из всех единоборств сохранились и получили дальнейшее развитие борьба, фехтование, кулачные бои. Последние были заменены более «элегантным» боксом, который в глазах окружающих стал благородным видом самозащиты.