– Но милорд, это…

– Черт, сегодня все сговорились спорить со мной? Говорю тебе, держи чертовы монеты! Мне они ни к чему.

С этими словами кипящий от негодования Кирк оперся на трость и поковылял к себе в апартаменты.

Войдя в свою спальню, он захлопнул дверь и бросил трость в угол. Та, отскочив от стены, упала на ковер и закатилась под кровать.

Маккриди в этот момент добавлял соль в большую медную ванну, занимавшую весь угол туалетной комнаты, и, привлеченный шумом, заглянул в спальню. Первым делом он увидел торчавшую из-под кровати трость.

– М-да, не очень доброе предзнаменование, – произнес камердинер.

– Ладно, хватит рассуждать. Пакуй кофры. Нечего мне здесь больше делать.

– Что-то случилось, милорд? – Густые брови камердинера поползли вверх.

– Еще как случилось. Весь вечер пошел насмарку. Весь!

Маккриди глубокомысленно кивнул и добавил еще щепоть соли в ванну, после чего убрал флакон в шкафчик под подоконником.

– Ты меня слышал?

– О, разумеется, я слышал вас, милорд, но думаю, вы не откажете себе в удовольствии принять горячую ванну. Или я не прав?

Ванна и правда выглядела соблазнительно, а его колено, казалось, заныло еще сильнее, будто умоляя о снисхождении.

– Хорошо. Переночуем, а засветло уедем.

– Разумеется, милорд, разумеется, как вам будет угодно.

Желая успокоиться перед ванной, Кирк, хромая, подошел к окну и, опершись о раму, невидящим взором уставился в темноту. Он машинально потер грудь, где угнездилась тупая боль. Ему казалось, будто желая наказать его за дурацкое упрямство, ему в сердце воткнули тесак.

– Вид у вас такой, словно вы только что с похорон последнего друга, – сказал камердинер.

У Кирка комок подкатил к горлу. Маккриди прав – в некотором смысле Далия и была его последним другом.

«Черт возьми, а когда, собственно, мы успели подружиться?»

– Позволите ли поинтересоваться, что случилось? – снова подал голос камердинер. – Наверняка, все не так плохо, как вам кажется.

– Все гораздо хуже.

– Вы запустили в мисс Балфур канделябром и подожгли ее платье? – тотчас выпалил Маккриди. – И, перепугавшись, она бежала из замка, после чего ее больше никто не видел?

Лорд Кирк помимо воли рассмеялся, боль отчаяния немного улеглась.

– Согласен, все могло быть и хуже.

– Еще как! Если вы не подожгли на ней платье и если она не побежала на ночь глядя куда глаза глядят, все поправимо.

– Это не все. Я совершил ужаснейшую из всех ошибок.

– И в чем она заключалась, милорд?

– Я поцеловал мисс Балфур.

– Поцеловали? – Маккриди был впечатлен. – Вот, значит, как. Но в чем же ошибка?

– Ошибка заключалась в том, что она повисла у меня на шее, едва не задушила меня и прокусила мне губу.

– Стало быть, ей понравилось? – усмехнулся камердинер. – Я бы сказал, это хорошо.

– Да, но во время поцелуя я не только завопил от боли, но и… – Кирк просто не мог произнести это вслух.

– Да? – подбодрил его Маккриди.

– Я спросил ее, что за бес в нее вселился. И даже это еще не все – я вдобавок оттолкнул ее.

– О, это, возможно, и лучше, чем было бы, если бы она загорелась, – поморщился камердинер, – но ненамного.

– Я тебя предупреждал. Естественно, я этого делать не собирался, напротив, я был рад, что она ответила на мой поцелуй. На самом деле рад.

– О, разумеется.

– Но она застигла меня врасплох, и колено меня подвело, в него словно воткнули сотни ножей, а потом она еще впилась в мой рот и прокусила мне губу, и… – Кирк рассеянно ощупал опухшую губу. – Проклятая моя несдержанность! Она меня доконает.

– Когда вы объяснили, что к чему, я перестал удивляться тому, что вы так болезненно отреагировали.

– Попробуй объясни это мисс Балфур! Она и слышать больше ничего не хочет. И я, честно говоря, на нее не в обиде. Черт возьми, ужасно все вышло! – У Кирка не хватило духу вслух признаться, что в глазах Далии он видел обиду. Это было наихудшее из всех зол, случившихся с ним нынешним вечером. – Я разрушил все, Маккриди. Теперь мне уже ничего не остается.

В его голосе, как и на сердце, была тоска.

«Черт возьми, почему я никак не могу заставить себя быть деликатнее? Я хочу быть с ней ласковым, но у меня это никак не выходит».

– Она будет права, если никогда больше со мной не заговорит.

Вздохнув, Кирк глянул на темный двор. На улице была кромешная тьма, лишь кое-где ее прорезал тусклый желтый свет, льющийся из окон. Вполне под стать его нынешнему душевному состоянию.

– А что мисс Далия, милорд? Сказала, что никогда больше с вами не заговорит?

– Да, и не только это.

Кирк отвернулся от темного окна и, заметно припадая на больную ногу, направился к камину. Подойдя, подкинул дров в тлеющее пламя.

– Все наше общение складывалось из жалких проявлений моей несдержанности и ее реакции на них. Тем не менее, я четко уяснил намерения мисс Балфур. Она заверила меня, что желает участвовать во всех празднествах герцогини и приехала исключительно ради того, чтобы найти любовь, и не позволит мне сорвать ее планы.

– Она сказала вам об этом после того, как вы ее отвергли?

– Я ее не отвергал.

Густые седые брови Маккриди удивленно взметнулись вверх.

– Мне кажется, – Кирк вспыхнул, – она могла подумать, будто я ее отверг, но я вовсе этого не хотел. Черт возьми, я готов заплатить любые деньги за еще один такой ее поцелуй!

– Заплатить? Кому?

– Но она все равно не примет их или… проклятье, что за околесицу я несу! Не в этом дело. А в том, что хотя все выглядело так, будто я ее отверг, я этого не хотел! Просто эта боль… Я от нее обезумел. И все.

– Да, милорд. Любопытно, что мисс Далия после всего того, что между вами произошло, объявила вам, зачем сюда приехала.

– Ничего любопытного в этом не нахожу. Ее слова ввергли меня в уныние, потому что я не могу предложить ей того, что она так хочет.

– Не можете?

– Не могу. И хотел бы, да не могу. Я нахожу подобные глупости отвратительными и, черт возьми, она это прекрасно знает! Она хочет встретить кого-то, кто будет волочиться за ней, декламировать стихи, забрасывать ее цветами, отплясывать с ней на балах, а я ничего этого не умею. В жизни стихов не писал! Цветы еще ладно, но, черт побери, какой из меня танцор с моей ногой?

– О, не зарекайтесь. – Камердинер проверил, нагрелась ли вода в огромном чане, после этого вернулся в спальню и повесил на спинку стоявшего у камина кресла полотенце, чтобы оно согрелось. – Полагаю, не все так плохо, как вы думаете.

– Мне в это трудно поверить. – Кирк развязал галстук и бросил его на кровать. – Радует меня только одно – то, что я могу снять наконец с себя этот смехотворный наряд.

– Можете, милорд. Найдите в этом еще одну приятную сторону. Почему бы вам не принять ванну и не дать отдых ноге? Веллингтон говаривал, что хорошая ванна – лучшее место для обдумывания стратегических планов, и, кажется, это именно то, что сейчас вам нужно.

– Стратегия? – Кирк стянул с себя сорочку. – Ты будто о партии в шахматы рассуждаешь.

– О нет, милорд, это не шахматы, а война, древнейшая из всех известных человечеству – война между мужчиной и женщиной.

– Сейчас это больше напоминает долгую повинность по расчистке конюшен, причем после того как тебя знатно лягнула лошадь.

Кирк, усевшись на край кровати, стал стягивать обувь.

– Осмелюсь сказать, так оно и есть, – усмехнулся камердинер. – Но вы уже достаточно далеко зашли, милорд. И было бы грустно отступить сейчас.

Честно говоря, как бы Кирку сейчас ни хотелось вернуться к прежней спокойной и размеренной жизни в замке Фордайс, он прекрасно понимал, что уехать не может и – будь все проклято! – просто не имеет права. Это означало бы бросить Далию в замке на съедение потенциальным ухажерам. Буквально сегодня вечером в гостиной, когда Кирк подошел к ней незадолго до ссоры, он заметил, как пялился на нее этот дурак – как его бишь: Даллон? Далтон? Что-то на «Д».