5. Череда Белое облако — там. Знают цвета череду. Медь разошлась по краям. Жду. Дымчатый курится свет. Копит разгром чернота. Гуще взрастанье примет. В ветре все свисты листа. Раньше Вечерней звезды, Взбрызнет, разрушивши грань, Бешенство белой воды. Глянь! 6. Цветная раковина Цветная раковина, на сушу брошенная, В песках молчит. Но вверх приподнятая, но ветром спрошенная, Светясь, звучит. И сердцу слышащему, лишь ей рассказанные, Жужжанья струн Сквозят глубинностями, тобою связанные В напевы рун. 7. Напевы рун Напевы рун звучать — но лишь для взора, В узорах звезд, в которых высота Сложила гимны огненного хора Под верховенством Южного Креста. Напевы рун дрожат — их слышит ухо Во вскипах волн, в безмерности морей. Дорогой глаз, или тропинкой слуха В их смысл войди, — все смыслы в них светлей. 8. Тонга-Табу Отъединенный остров, Цветущие деревья, Лучисто-сонный остров, Застывшее кочевье. Здесь зори светят зорям, Передвигая время, Над этим синим морем — Улыбчивое племя. В одном недвижном чуде, Забывши счет столетий, Здесь счастливы все люди, Здесь все они, как дети. Но странная здесь чара: Когда все спят, ночами, Как будто клубы пара Несутся над ветвями. Как дьявольские клиры, Скользят, спешат во мраке Могучие вампиры — Летучие собаки. И носятся над садом, Кружат над огородом, Своим полночным взглядом Приносят порчу всходам. И кажется, что каждый Здесь сон людской подслушан. И в жаре лютой жажды Неспелый плод закушен. Но эти люди-дети Собак ночных жалеют, И ни за что на свете, Убить их не посмеют. И снова день для смеха, И снова ночью темной Грабителей потеха, И пир теней заемный. Из книги «БЕЛЫЙ ЗОДЧИЙ» У руля Морским свеченьем горит волна, Направо волны, налево вал, Довеял ветер обрывок сна, В котором разум давно дремал. Тот сон — безвестность путей иных, То сновиденье — о берегах, Еще не спетый дрожащий стих, Тот клад заветный, что в пеленах. Я уплываю, так суждено, Мгновенья пали, их не вернуть, Увижу ль берег, увижу ль дно, — На Ориона я правлю путь. Сочетания Дальний Сириус дрожью объят, колыбелится, тянется свет Это — сказ, это — звук, это — сон, перекатная зыбь перезвона И как ровно горит перед ним, начертанье высоких побед Троезвездный размеренный звон, ослепительный систр Ориона. Светоч юга С каждой ночью все направо содвигался Орион, Каждой ночью был к иному звездным пеньем дух взнесен, И в нежданный час однажды, над разбегом корабля, Рассветился знак желанный, чьим огнем жива Земля. Он земным владеет кругом, четырем велит ветрам, В первый миг он нас встречает, в смертный час он светит нам, В разных ликах засвечаясь, был надеждой разных мест, В Южном море он взнесенно воссиял как Южный Крест. Пять звезд Я предавался чувствам в их игре, Я знаю пятеричность увлеченья. Заря в июне светится заре, Река с рекою рада слить теченье. Пять наших чувств есть путь предназначенья. И древний лист, застывший в янтаре, Есть тайный знак высокого ученья, Как быть бессмертным в жизненной поре. Всей ощупью своей он жил на древе, Дышал, светил для близкого листа, Впивал росу, и с ветром был в напеве. Ниспал в смолу. Застыл как красота. Другой нам вещий знак — от Духа к Деве: Пять звезд блестящих Южного Креста. Южный крест Пять звезд блестящих Южного Креста Горит над зыбью вторящего гула. Семь звезд полярных, наших льдов мечта, За краем Океана потонуло. Проворный хищник, зоркая акула Плывет, в ее утробе пустота. Ладья Луны полнеба обогнула, И метеоров брызжет суета. Откуда Крест во взвихренной метели Планет и лун и этих вышних льдин? Пять алых капель в крайний час зардели, — Когда в прозренья снов был распят Сын, И, оснежась, они похолодели. И Южный Крест на небе — властелин. |
