4 Ибис верный улетел к истокам рек, Изменен пожаром мыслей человек, Но повсюду, где он бродит без конца, В самой смерти сын находит лик отца. И смиренный, с умилением припав К черным глыбам, что дают нам зелень трав, Ты услышишь — слышьте, братья, мой завет, — Все услышат весть земли, что смерти нет. Лишь любите, полюбите сказку дня, Полюбите, хоть случайность, хоть меня, В глуби глянув, я вам правду говорю, Ночь всегда ведет румяную зарю. До Египта наши ласточки летят, А весной опять их встретит ждущий взгляд, Наши жизни — это игры в честь творца, Сыну солнца светит солнце без конца. Каури Это домчался откуда, Он из столетий каких, Зов-перезвон изумруда, Соснами сложенный стих? Хвоями крытые горы, Папорот-древо внизу, Мхи словно цепкие воры, Гибкую сжали лозу. Справа и слева стремнины, Стройно взлетели из мглы Гор вековых исполины, Каури гордой стволы. Мхи не дерзнут к ним коснуться, Горные сосны — цари, Смолы с них желтые льются, Ладан страны Маори. Острова Я их видел, те взнесенья, Из кораллов острова, Круг и круг уединенья, В них свершенность снов жива. В Океане всешумящем Бьют валы, свиваясь в жгут, Здесь же зеркалом глядящим Безглагольный круглый пруд. И подобно как в металлы Мы врезаем память дней, Те атоллы, те кораллы Ряд взошедших ступеней. От великих гор незримых, Что задернулись волной И застыли в тихих дымах, Знак восходит в мир дневной. В наших днях, быть может лишних, Доживаемых во сне, Алый знак времен давнишних, Потонувших в глубине. Ты не видал Ты не видал, а я увидел воздушно-алые атоллы, И должен был пропеть красивым напев дремотной баркароллы. Ты не видал атолл, который взнесен в верховный воздух был Лишь для того, чтоб я увидел намек на древний цвет и пыл. И ты увидел, бледным взором, лишь белоцветные кораллы, А я пришел Варягом смелым искать в морях моей Валгаллы. И вот дохнул вулкан подводный, и был взнесен, на миг один, Атолл багряный, чрез мгновенье ушедший в мир своих глубин. Круглое зеркало
Лагунный атолл это луг заливной, Он проснулся над синей волной, За столетьями снов о луче золотом, И о пальмах, возросших кругом. Лагунный атолл — озерная страна В Океане, где пляшет волна, Это — круглое зеркало Звезд и Луны, Чтоб взглянуть в глубину с вышины. Риф Днем и ночью шумит неустанный бурун, Ударяясь о риф. И приходит прилив, и не может прилив Забежать на пространство лагун. Тот глухой перебой океанской волны Вековечный псалом, Он и ночью и днем нарастает кругом, Как гуденье гигантской струны. Завороженные Тонга-Табу, Юг Священный, Край Завороженный, Я люблю тебя за то, что ты лучисто-сонный. Я люблю тебя за то, что все Тонганки рады Пить душой напиток счастья, смехи и услады. Я люблю тебя за то, что все Тонганцы — дети, Всех блаженней, простодушней, всех светлей на свете. Я люблю тебя за то, что вот тебя люблю я, Потому что Тонга-Табу — счастье поцелуя. Пальма Пальма кокоа, прямая колонна, В небе лазурном застыла взнесенно. Листья, забывшие трепет усилья, Словно гигантского коршуна крылья. Очерк изваянный, пальма кокоа, Лик твой есть остров, чье имя Самоа. Самоа Многозвездная ночь на Самоа, Смуглоликие люди проходят, И одни восклицают: — «Талёфа!» И другие примолвят: — «Тофа!» Это значит: — «Люблю тебя! Здравствуй!» Также значит: — «Прощай! Ты желанный!» Смуглоликие люди исчезли, Их тела потонули в ночи. Заливаются в ветках цикады, Южный Крест на высотах сияет, У коралловых рифов повторность Многопевной гремучей волны. Я далеко-далеко-далеко, Разве мысль приведет меня к дому, И не знаю, далеко ли дом мой, Или здесь он на Млечном Пути. Самоанке Ты красива, Самоанка, Ты смугла. Но Севильская Испанка Тоже капля, что пришла Из кипящего котла. Все вы, все островитяне — Красота. Все же я во вражьем стане. Там в России, там в тумане — Сердце, воля, широта. |
