– Ох, ну я оторвался!..
Юра решил проверить, как он там «оторвался»… Да нет, нормально всё – разве что несколько лужиц на полу, одежда висит на змеевике. То ли вся лишняя вода к соседям утекла, то ли он так искусно нырял! Чудеса… Пены, правда, в бутылке – чуть на донышке, а была она почти полной.
Юра сунул одежду в машинку, прошёл в комнату, вытащил из шкафа чистую футболку, штаны (они остались от брата, мама хранила их на верхней полочке – те вещи, которые решила не раздавать). Протянул Мише:
– Бери, одевайся!
– Благодарствую! – отозвался Миша, скинул полотенце, наклонившись, стал натягивать брюки…
Юра присвистнул.
Спина у мальчишки была в синяках. А он преспокойно надевал футболку, что-то мурлыкая себе под нос. Оглянувшись на Юру, удивлённо вскинул брови:
– Ты чего?
– Ничего. Погоди, не одевайся, – Юра выглянул в коридор. – Мам! Где у нас была твоя волшебная мазь от всяких царапин?
Мама сразу засуетилась:
– Сейчас, Юрик, сейчас… А чего случилось?
– Да ничего страшного, ну-ка, дай… Ага, спасибо!
Прикрыл дверь и скомандовал растерянному Мише:
– Так, давай свою спину!
Миша поёжился.
– А это не больно?
«Нет, малыш, не больно… Это уже не больно…»
– Давай-давай, не больно!
«Вот бедняга… – думал Юра, осторожно начиная смазывать все ссадины, – это за что же тебя так?..» Миша ойкнул.
– Что, больно?!
– Да нет! Щекотно! – и мальчишка захихикал, подпрыгивая от нетерпения. – Ой, Юра, хватит, боюсь щекотки!!!
– Всё, одевайся!
* * *
Славный он оказался парнишка, этот Мишка Жуков. Прямой, открытый, любознательный. Правда, с русским у него было хуже некуда и учился он на класс меньше, чем его сверстники. Читать не любил, больше слушать и – спрашивать. И всё ему интересно, и всё нужно знать: и где у парохода мотор, и зачем кораблю три мачты, и что такое секстан, и правда ли, что в Китае живут аисты, и как они выглядят – эти самые аисты, и как настраивать экспозицию на фотоаппарате… Юрину маму стал звать бабушкой Катей. А она как-то вечером шепнула Юрке:
– Вот смотрю на него всё и думаю, как же он на нашего Олежку-то похож…
«И точно!» – ахнул Юра. Вот что было знакомым в мальчишке! Если приглядеться внимательно – на старшего брата Миша был похож не только внешне: тёмные волосы, карие глаза, упрямые тонкие губы, чуть приподнятые, словно удивлённые брови, – но и характерами они были близки. Отчаянный парень.
А потом… Бывает, не спится ночью – лежишь, думаешь, что есть на свете такой вот Мишка-Михаил и завтра он будет опять что-нибудь спрашивать или рассказывать, смеяться над котом, – и хорошо так от этого становится… Проходя мимо его комнаты, прислушаешься к тихому сопению, посмотришь на него, укроешь, стараясь не разбудить, упавшим одеялом… Или вдруг – проснёшься от тихого всхлипывания. Что такое? Миша плакал почти каждую ночь – на вопросы не отвечал, просто ревел в подушку и всё. Юра тихонько садился к нему на диван и осторожно клал руку на вздрагивающие плечи. И сидел так до тех пор, пока тот не успокаивался.
Утром – не спрашивал про вечерние слёзы. Придёт время – сам расскажет.
Глава 5. Фотографии и один мой день
Надо сказать, что с появлением семьи моя жизнь изменилась. И вот какой она стала.
Для начала опишу свой маленький дом, то есть нашу двухкомнатную квартиру. Первое, с чего я хочу начать, – у меня появилась своя комната. До этого в ней жила Юрина мама, но она сказала: «Диван поставим на кухню, и я буду спать там». Так сказала, что её не переубедишь. Ну что ж, кухня, как я уже говорил, большая – возле пустой стены, на которой висела картина с морем и разные фотографии, поставили диван, а две табуретки отнесли в комнаты. Места не убавилось, и стало даже уютнее! Кроме того, над диваном Юра повесил полку, на которую бабушка положила несколько своих книг, часы, телефон, ещё кой-какие свои вещи, а картину перевесил чуть ниже.
В моей комнате остался ещё один диван – он стоял возле окна, его можно было раскладывать, но я полюбил спать так. На подоконнике росли цветы, напротив дивана был письменный стол, над которым осталась одна полка для моих учебников. За ним – немного свободного места, а возле входа в комнату возвышался шкаф с отодвигающимися дверцами – он назывался «купе». В него поместилось всё мое барахло, оно заняло три полки, на других полках лежали бабушкины вещи. С другой стороны от двери поставили кресло из большой комнаты и тумбочку, на которую можно было положить мобильник или книжки. Над тумбочкой висел светильник. Обои в комнате были светло-зелёного цвета, над креслом висела большая карта мира. Занавески здесь были до пола: одна прозрачная и большие тёмно-зелёные шторы. На полу лежал мягкий ковролин, о который Мурзик очень любил точить когти. Вообще, как я заметил, он обо все ковры любил точить когти, а в моей комнате, сбоку от шкафа, дополнительно была приделана специальная когтеточка. На стол Юра прикрепил белую лампу на длинной сгибающейся ручке.
Теперь о большой комнате. В ней жили Юра и Наташа, и находилась она напротив моей. Это, пожалуй, единственная комната, где сохранился старый шкаф, в остальных местах квартиры мебель была новой. Шкаф был высокий, длиной почти во всю стену слева от входа. За стеклянными дверцами поблёскивали хрустальные стаканы и вазочки, на верхней полке стояли старинные корабельные часы – хронометр – и парусник с тремя мачтами, он назывался «фрегат». Это только средняя часть шкафа, с боков его были ещё лакированные дверцы: верхние, в которых хранились вещи и Наташина техника, и нижние, с закрывающимися на ключ замками. Ручек на нижних дверцах нет, вместо них – замочные скважины, ключи от которых лежали за стеклянными створками. Потому что, если оставлять их в скважине, обязательно ногой зацепишься или штаниной.
Справа от входа стояла широкая кровать с красивым атласным покрывалом оливкового цвета и большими белыми подушками. Над кроватью висел светильник, такой же, как у меня в комнате. В углу возле окна стоял компьютерный стол, на котором лежал большой ноутбук. Это был очень интересный стол: по бокам и сверху него были полки для книг. То есть стол как бы встроен в шкаф. На полках стояли книги – с одной стороны – Юрины, а с другой – Наташины: учебники, морское дело, фотография, даже справочник практического врача! Но кроме таких научных книг встречались и художественные: повести, рассказы и сказки. Одна полка принадлежала дискам: на них, как пояснил Юра, были записаны фотографии и фильмы. Над столом висел деревянный уголок, на нём стояло две больших иконы; когда я поинтересовался, Кто на них изображён, мне ответили, что Господь и Богородица.
Рядом со столом был компьютерный стул, на котором можно здорово вертеться. На стене висела только одна фотография, о ней я расскажу чуть позже. На шкафу стояли цветы: их длинные зелёные листья чуть опускались на стеклянные дверцы. В комнате было светло, наверное, из-за солнечных обоев и светлого пушистого ковра, а может быть, от большой люстры с пятью лампочками – они все направлялись вверх, в потолок, и прятались под светло-зелёными абажурами с маленькими точками-звёздочками.
Между комнатами были туалет с ванной. О них я долго говорить не буду, скажу только, что ванная была тёплой благодаря батарее-змеевику, под раковиной стояла стиральная машинка, пол белый, кафельный. Напор воды был просто отличный: купаться – одно удовольствие!
В коридоре было довольно просторно, слева от двери до кухни был шкаф-купе (а точнее задвигающиеся дверцы, за которыми – полочки разного размера и вешалка для одежды). Чтобы обуться, можно было присесть на стул возле комода с ящиками. Ковра в коридоре не было, а был постелен линолеум, такой же, как на кухне. Свет падал от ламп, вделанных в потолок. Перед дверью лежал коврик с надписью: «Goodmorning», что по-английски означает «Доброе утро». Забавно, да? – приходишь вечером, а тут «Доброе утро!»