– А что такое житницы?
– Это такие амбары для хранения пшеницы.
– Зачем ему столько? – я пожал плечами. – Ясно ведь, что он один столько не съест.
– Это тебе ясно, – улыбнулся Юра. – А ему хотелось ничего не делать, а только есть и отдыхать.
– Это, наверное, здорово, только он же помер, да? Зря старался, – откликнулся я. – С собой амбары не возьмёшь… Да и ничего не возьмёшь, наверное!
– Это точно, – согласился Юра. – Всё здесь оставим…
– Странно это. Живёшь себе и живёшь, что-то делаешь. А в любой миг жизнь может оборваться. И всё, что ты делал, – останется незаконченным.
– Но душа – она же вечная, – тихо сказал Юра. – Она, какой ты её сделаешь, – такой туда и отправится. Просто ценности у всех разные… В общем-то, богач, по сути, хотел жить спокойно и сыто. Как и мы с тобой… Но вся беда в том, что он поставил это во главу угла, сделал смыслом жизни… А бывает, что человек однажды встретился с Богом и стал жить для Него. Делать что-то стал для Него.
Юра поднялся с лавочки.
– Миш, холодно сидеть, давай-ка вставай.
– Ага, – я встал. – Юра, как можно встретиться с Богом?
– Ну… – не сразу ответил Юра задумчиво, – по-разному бывает. Например, случилось что-нибудь такое, отчего ты приблизился к Нему. Понял, что Бог – Живой и Он тебя слышит.
Глава 9. «… любовь никогда не перестаёт»
– …И что, начинаешь с Ним дружить?
– Да! Миш, ты верно заметил… Только, мне кажется, сначала человек всё-таки общается с Богом – как с отцом. Боится Его… Чувствует заботу… – Юра поймал мой взгляд и смутился. – Прости, Миш… У меня так было…
Я кивнул.
– Самое главное – появляется доверие. Человек начинает доверять Богу и потихоньку Его для себя открывать.
– Как?
– Видеть Его любовь и заботу во всём. И отвечать тем же.
– Любовью?
– Да.
Я совсем не понимал слово «любовь». Любовь – она далёкая, незнакомая, это вот как Юра и Наташа, видно – что они любят друг друга. Это как в фильме: когда они целуют друг друга, им хорошо вместе. А у меня, к примеру, какая любовь? Где она, эта любовь, что это такое?
Я знаю грусть, обиду, знаю радость (она бывает реже, но ярче всего остального), знаю, когда больно, смешно, когда скучно, когда весело, когда страшно… Но вот любовь…
– Она же для взрослых… Юра! Как это – любить?!
– Хороший вопрос… – покачал головой Юра. – Если бы я сам это до конца понимал! Знаешь, Мишка, для меня как-то стал примером один случай… Если хочешь, я расскажу.
– Расскажи…
– Как-то в больнице, в отделении реанимации, довелось мне увидеть одну семейную пару… – Юра говорил неторопливо и тихо, подбирая слова, глядя в сероватую даль, которая тянулась за дорогой. – Это были очень старенькие бабушка и дедушка. Дедушка заболел так, что не мог разговаривать и ходить. Только глаза, его большие умные и немножко детские глаза, отвечали ей, что он её слышит и понимает. А она – была с ним рядом всё время. Понимаешь, каждый миг, и ночью, – я слышал её прерывающийся ласковый шёпот, и днём – когда он спал, она пыталась поспать или с тревогой смотрела на него. Она ухаживала за ним, кормила его, читала ему книги… Потом оказалось, что у неё больное сердце и каждая секунда такой жизни давалась ей с трудом. А прожили они вместе ни много ни мало – пятьдесят лет…
– Ого! – шёпотом удивился я. – А дальше?
– А дальше… – Юра замолчал и через силу произнёс. – Дедушка умер. А она осталась, живёт до сих пор… Она очень по нему скучает. И она знала, что его уже не вылечишь. Когда он только заболел, ему было очень трудно – он, бывало, сердился, а она – в ответ – не злилась. Обнимет его, укроет заботливо… И всё время была рядом. Вот это меня поразило… То чувство, которое двигало ей, – это и есть любовь.
* * *
Дома Юра открыл передо мной книгу. Небольшую, но тяжёлую, с глянцевыми страницами, в синей обложке, на которой изображена была Женщина, Которая склонилась над Младенцем, лежащим на подставочке в жёлтой соломе внутри небольшого сарайчика… Под бревенчатой крышей была паутина, на высоком стоге сена сидели два голубя, рядом с Малышом на каменном полу стояла овечка, а с другой стороны – ослик. Через маленькое зарешеченное окошко с синего неба просвечивали звёзды. За Женщиной стоял пожилой мужчина, справа подходили два человека – молодой юноша и старичок с палочкой. Все смотрели на Младенца, а Она была похожа на Ту, Которая смотрела на меня с иконы… Внизу под картиной жёлтыми фигурными буквами было написано «Детская Библия».
– Юра, это кроватка такая у малыша?
– Получилась кроватка. А была кормушка для животных…
– Как это? Зачем они его туда положили?!
– Больше некуда было… Это Христос, Сын Бога. Он стал маленьким и родился в этой пещере…
– Как так? Зачем?
– Видишь ли, Мишка, – Юра придержал страницы книги. – Бог… Он очень любит людей. Так сильно, что ради них готов стать человеком…
– Юра, а это – Кто? – я кивнул на ту страничку, где были его пальцы.
На картине был Человек в длинной белой одежде, рядом с ним – дети. Одного ребёнка Он держал на руках, что-то рассказывая остальным. И смотрел Он так по-доброму, так ласково и ребята так весело смеялись, что мне тоже захотелось оказаться рядом с Ним.
– Это тоже Христос, только здесь Он взрослый.
– Который был маленьким? Сын Бога?
– Да.
Лето, горы вдалеке, маленькие белые домики…
– А когда это было?
– Около двух тысяч лет назад, в Израиле, это страна на юге.
А потом Юра показал мне те слова. Они тоже были написаны на отдельной картине – жёлтом свитке, под большим словом «Любовь».
Две тысячи лет назад этот человек встретил Христа. И с тех пор всю оставшуюся жизнь старался служить Ему. Он много путешествовал, писал письма разным народам, их назвали посланиями. Вот одно из них, его отрывок:
«… Любовь долготерпит,
милосердствует,
любовь не завидует,
любовь не превозносится,
не гордится,
не бесчинствует,
не ищет своего,
не раздражается,
не мыслит зла,
не радуется неправде,
а сорадуется истине;
всё покрывает,
всему верит,
всего надеется,
всё переносит.
Любовь никогда не перестаёт…
Теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше».[1] …Наташа меня, кажется, звала уже в третий раз, а я всё сидел над книгой, упираясь локтями в стол, и прогонял пяткой кота, который своим урчанием мешал мне думать. «Любовь никогда не перестаёт…» – это мне было понятнее всего.
Никогда.
Никогда не заканчивается: ни в потоп, ни в голод, ни когда ты что-то натворил… Вообще, как тут написано – она многого не делает, а что же тогда? Будто уступает место другому человеку…
Лучше я помолчу и ещё подумаю, потому что… Иногда лучше прочесть, чем сказать.
А ещё я вспомнил, как вышла из храма довольная Наташа – лёгкая, сияющая, будто летняя бабочка на чистом белом снегу.
– Наташа, а что за картина была там, где мы стояли?
– Мишка, это не картина, это икона Богородицы. Называется «Милующая».
* * *
После ужина Наташа села за ноутбук обрабатывать фотографии, бабушка мыла посуду, Юра разместился за моим столом и что-то делал в ноутбуке, а я, накрывшись одеялом, смотрел картинки в Библии. Тикали часики на тумбочке, за окошком кружились в темноте белые снежинки, в комнате было тепло, и Мурзик гонял по ковру какой-то старый мячик. А я вдруг сказал Юре то, что меня больше всего тревожило с тех пор, как мы заговорили о дружбе, когда стояли у храма: