— Да ну тебя, — отмахнулась Корзинкина, — болтун.
— Ну как ты? — в комнату вошла мама. Она была в нарядном платье, и от нее пахло духами.
— Я нормально, — сказала Корзинкина, — а чего ты такая нарядная?
— Мы с папой идем в театр. А ты что будешь делать?
— Компьютер осваивать, — сказала Корзинкина.
— Молодец, — мама поцеловала Корзинкину, — я горжусь тобой. Потом меня научишь?
— А ты разве не умеешь? — не поверила Корзинкина.
— Я скажу честно, я печатаю двумя пальцами, — сказала мама, — и никак не могу научиться печатать десятью, а жаль.
— Денежку дайте, — тихо заныл Дрын-Дыр, — я за денежку чему угодно научу. Хоть двадцатью пальцами печатать. Снимайте туфли.
— Я сама маму научу, — Корзинкина отпихнула Дрын-Дыра в сторону, — двадцатью пальцами.
— Спасибо, — мама обняла Корзинкину, и вышла из комнаты.
— Ну, и родители у тебя, — сказал Дрын-Дыр, — бросили ребенка в трудную минуту и в театр поперлись.
Корзинкина схватила Дрын-Дыра и засунула его в самый дальний угол письменного стола.
— Ловко ты с ним, — восхитился Принц с крышки компьютера, — он такой злой.
— Он злой, ты добрый, — сказала Корзинкина, — а я никакая, ни злая, ни добрая. И это ужасно.
Глава 17
Учительница Светлана Петровна стояла перед зеркалом и любовалась своим новым костюмом для аэробики. Какой это был костюм?
Потрясающий:
— черные глянцевые брюки сидели как влитые.
— миленький фиолетовый топик на тонюсеньких бретелечках.
— на топике желтые вставочки и серебряные полосочки.
— на голове ярко-желтая банданка.
— а самое главное это шелковистые перчатки.
— перчатки начинались выше локтя и сбегали по руке, туго обтягивая запястье.
Волосы Светлана Петровна были скручены в тугой хвост, а над банданкой распушилась пшеничная челочка. С нынешнего года в школьную программу включили аэробику. А что такое аэробика? Аэробика — это движение. А без движения первоклашки — как сонные мухи.
У них и:
— память ухудшается,
— работоспособность падает,
— теряется внимание,
— нарушается осанка,
— голова наклоняется.
И вот тогда нужно срочно включить громкую бодрую музыку и подвигаться.
И не просто подвигаться, а попрыгать.
И не просто попрыгать, а потанцевать.
Это и красиво и полезно.
Светлана Петровна просто обожала аэробику и хотела научить аэробике первоклашек, которые кроме компьютерных игр ничего не умеют, траля-ля-ля-ля-ля.
Светлана Петровна запрыгала перед зеркалом, громко напевая:
В нашем классе
Нет лентяев,
Только Вася
Николаев.
Он приходит на урок,
Засыпает, как сурок.
Лодырь,
Лодырь,
Лежебока,
Проворонил
Три урока,
На четвертый
Опоздал,
Пятый
Где-то пропадал,
На шестом
Мешал
Учиться,
На седьмом
Ходил
Лечиться,
На восьмом
Играл в футбол,
На девятый
Не пришел.
На десятом корчил рожи,
На четырнадцатом
Тоже,
На двадцатом
Видел сон,
На тридцатом
Выгнан
Вон.
(стихи С.Я.Маршака)
Тут в дверь позвонили, и Светлана Петровна перестала прыгать. И вообще захотела испариться из квартиры. У Светланы Петровны были очень строгие соседи. Они не любили когда у них над головой кто-то прыгает. А Светлана Петровна прыгала целый час. И еще бы прыгала, если бы не звонок.
— Допрыгалась, — поругала себя Светлана Петровна, — ох, и скандал сейчас начнется. Светлана Петровна поправила сбившуюся челку и открыла дверь.
На пороге стояла мумия. На ней была старая лисья шуба, лысая голова повязана шарфом, а на ногах были коньки.
— Можно войти, Светлана Петровна? — спросила мумия и постучала коньками, — вернее, въехать?
— Куда въехать? — Светлана Петровна чуть не упала от удивления.
— К тебе, Петровна, — сказала мумия, — я твоя родная прабабка. Пра-пра-пра-пра-прабабка, мне сто миллионов лет в обед.
— Ничего не понимаю, — Светлана Петровна потерла лоб, — какая пра-пра-прабабка? Откуда?
— Из Египта, — сказала мумия.
— У меня не убрано, — сказала Светлана Петровна, — я гостей не ждала.
— А я не гость, я родня. Я тут жить буду.
— Но у меня всего одна комната, — сказала Светлана Петровна, — мне и самой тесно.
— Нам хватит, — сказала мумия.
— Эта не просто комната, — сказала Светлана Петровна, загибая пальцы:
— это моя спальня,
— это мой кабинет,
— это моя гостиная
— и это мой физкультурный зал.
— А теперь это зал для придворных дам, — гордо сказала мумия, — в Египте я была придворной дамой и все мы жили вместе. Вместе ели, вместе мылись, вместе спали и даже играли вместе на бамбуковых дудках. У тебя есть бамбуковая дудка?
— У меня нет дудки, — сказала Светлана Петровна, — и у меня нет пра-пра-пра-прабабки.
— А вот это ты видела? — мумия достала из шубы кусок пожелтевшего пергамента, — тут написано, что я, мумия, была придворной дамой, в долине Великого Нила. Ты читать умеешь?
— Умею, — сказала Светлана Петровна, — я учительница.
На этом желтом куске тростниковой бумаги были нацарапаны древнеегипетские слова. Они были похожи на трещинки на потолке, выстроенные в один ряд.
— А где тут про пра-пра-пра-прабабку? — спросила Светлана Петровна.
— Вот, черным по белому написано, — мумия ткнула в текст кривым пальцем, — что твой пра-пра-пра-пра-прадедушка был солдатом в войске царя Александра Македонского.
Это понятно?
— И что?
— Александр Македонский завоевал Египет и построил город Александрию. Вот там, на александрийском фруктовом рынке, я познакомилась с твоим пра-пра-пра-пра-прадедушкой — солдатом. Здравствуй, моя пра-пра-пра-правнученька. Давай обнимемся, а?
— Это потом, — Светлана Петровна вернула мумии пергамент и открыла дверь шире. — проходи, но учти, что бабушкой я звать тебя не собираюсь.
— И не надо, — сказала мумия и загрохотала коньками по паркету, — хорошая у тебя усыпальница.
— Какая еще усыпальница? — хотела возмутиться Светлана Петровна, но только махнула рукой и спросила, — ты чай будишь?
— Буду, — сказала мумия, — кофе.
— Коньки сними, — сказала Светлана Петровна, — а то соседи снизу придут, ругаться будут.
— Я их в клопов превращу, — сказала мумия, — я заклинания знаю.
Глава 18
Мама и папа Корзинкиной сидели в театре. Мама смотрела на сцену, а папа на потолок.
— Ты спишь? — толкнула мама папу.
— Нет, думаю, — отозвался папа, — помнишь, у меня в кабинете висела старая лисья шуба?
— Да, — кивнула мама, — ты говорил, что это шуба князя, ей пятьсот лет.
— А теперь этой шубы нет, — сказал папа, — пропала. И мумия пропала. Может нас обворовали?
— А у меня шарф пропал, — сказала мама и тоже посмотрела на потолок, куда смотрел папа, — и кому был нужен старый шарф? И старые коньки?
— Я давно говорил, что нужно завести собаку, — сказал папа.
— Тихо вы, — зашипели с задних рядов, — дома поговорить не могли? Смотреть мешаете.