20 июня как по заказу выдался сумрачный дождливый день. Дождь принимался несколько раз днем и разошелся к вечеру, над Суходровкой поднялся туман и пополз по долине, захватывая высотки.

Крылов перебрался на КП 72-го стрелкового корпуса к Казарцеву в полутора километрах от того места, где была намечена переправа роты Старостенко.

Медленно сгущались сумерки. Оставалось всего лишь два дня до самой короткой ночи в году. И если бы не туман, то не стемнело бы и к 22 часам.

В 22 часа с минутами раздался тихий зуммер полевого телефона. Казарцев принял короткое, в одно слово, донесение комдива 277-й Гладышева:

– Двинулись!

Пояснений не нужно. Речь шла о роте Старостенко, о том, что ее бойцы ползком пробираются к речке Суходровке.

Потянулись томительные минуты ожидания. Останется ли этот демарш незамеченным или вот-вот противоположный берег ощетинится пулеметным и минометным огнем?

Надо всей долиной в эту ночь царила тишина, в общем-то даже и необычная, хотя последние дни вообще было тихо, днем изредка раздавались одиночные выстрелы снайперов, или кто-либо с той стороны давал пулеметную очередь, редко ударяли минометы. Ночью тоже постреливали, но сегодня в тумане и немецкие часовые не стреляли.

Туман и мелкий дождь гасили все звуки. Дождь расходился, его шум усиливался. Где-то рядом с блиндажом его капли глухо стучали по листьям лопуха, пахло мокрой землей и болотом.

Прошло более часа. Опять зуммер телефона и донесение Гладышева, что рота в полном составе «переползла» через реку, вот-вот начнет окапываться, если останется не замеченной противником.

Где-то все же постреливали на немецкой стороне. Выстрелы доносились глухо, словно из-под земли. И Крылов и Казарцев очень хорошо знали природу этих одиночных выстрелов или коротких очередей из автоматов. То немецкие часовые или патрули подбадривали себя в ночном дежурстве. Теперь выстрелы редки, берегли патроны, а год или два тому назад палили не жалея патронов.

Сейчас, если бы не было дождя и небо не застилали бы облака, уже можно было заметить алеющую полоску на востоке. Ночь очень коротка, а надо успеть окопаться. Обязательно успеть, ибо атака могла ни к чему не привести. Крылов не выдержал и сам соединился с Комдивом.

– Что там? – спросил он.

– Тишина! Они слышат голоса…

Это было значительное уточнение. Стало быть, бойцы роты Старостенко подобрались очень близко к траншеям противника.

– Ваши что-нибудь с этого берега слышат? – спросил Крылов.

– Ничего не слышно! Батальон Луева наготове.

Еще дважды минутная стрелка на часах сделала два полных оборота. Над долиной реки загустел туман и медленно пополз вверх.

Начало боя услышали сразу на всех КП. Сначала разрывы гранат, затем автоматные и пулеметные очереди.

– Перешли в рукопашную! – тихо произнес Казарцев.

А происходило вот что.

Бесшумно перебравшись через Суходровку, рота Старостенко по-пластунски продвинулась к траншеям противника, пока не стали оттуда доноситься голоса немецких солдат. Туман и дождь помогли. Быстро и столь же бесшумно, как и достигли неприятельских высоток, окопались. При любых условиях за берег уже зацепились. Оставалось немногое – проделать проходы в проволочных заграждениях. Но это всегда опасно. На проволоке могли оказаться противопехотные мины. Шум был противопоказан. Но уже раньше, на предварительном разборе операции, было обусловлено, что проходы рвать надо будет гранатами. Ждали рассвета. Старостенко, да и не только он, в роте было немало ветеранов, догадался, что происходит смена подразделений. Самый удачный момент.

Старостенко первым кинул гранату. Шквал гранат обрушился на проволочные заграждения, а иные долетали и до траншеи. Рота поднялась в атаку. Короткая пробежка метров в тридцать, и вот она, траншея. Завязалась рукопашная.

Внезапность, хотя и в малом масштабе, была достигнута.

Артиллерия с обеих сторон молчала. Немецкое командование не могло определить, что происходит, артиллеристам некуда бить. Не по своим же опорным пунктам. Советская артиллерия была наготове, но огонь Старостенко не вызывал.

Однако в Бураках противник все же сумел организовать сопротивление после недолгого шока. Появились убитые и раненые. Ранен Старостенко, но из боя не вышел.

Связисты подтянули провод, на проводе командир батальона Луев.

Бураки давно пристреляны по всей площади. Старостенко вызвал огонь на окраины опорного пункта, где накапливались солдаты противника.

Мгновенно по проводам прошли команды. Артиллерия всех видов, от полковой до армейской, нанесла удар по северной окраине опорного пункта. Уничтожающий удар из нескольких сотен стволов. Остальное доделали бойцы роты.

На КП Казарцева поступило донесение, что Бураки захвачены.

Карандаш Крылова скользнул по карте к высоте 157,7.

– Пусть Гладышев вводит батальон Луева! – сказал он Казарцеву. Приказ командарма запоздал. Луев уже переправился через Суходровку и укреплялся в передовой немецкой траншее, готовясь отразить контратаку противника, выбросив вперед подкрепления роте Старостенко.

Пасмурное утро вступало в свои права. Казарцев приказал командиру 850-го стрелкового полка подполковнику Д. К. Морозову переправлять через Суходровку весь полк побатальонно.

В Бураках и в расположении немецких передовых траншей завязался бой. Немцы подводили свои резервы. Но оборону на захваченном плацдарме держали уже несколько батальонов.

Луев, а теперь и Морозов вводили свои подразделения в рукопашную, это сближение с противником на штыковой удар предохраняло от ударов немецкой артиллерии. В то же время, не раскрывая всей своей мощи, советские батареи вели методический обстрел подходивших немецких резервов.

Программа-минимум была выполнена, войска создали плацдарм, противник выдвигал под мощный удар тактические резервы, что и требовалось.

Крылов ушел на армейский КП. Надвигались новые и немалые заботы – организация атаки передовых батальонов.

К концу дня Казарцев доложил, что батальон Луева овладел высотой 157,7 и торфозаводом.

Обмен мнениями они опустили, и комкору и командарму было ясно, что с падением высоты расстроена система обороны противника.

Батальону Луева, подкрепленному другими подразделениями его полка, предстояло выстоять в обороне чуть более полудня. Нелегко и тем батальонам из полка Морозова, которым удерживать высоту 157,7 и торфозавод. Но это оборона, да еще поддержанная артиллерией, а не бросок по открытому полю на кинжальный огонь пулеметов и артиллерии противника.

Плацдарм между тем наполнялся новыми подразделениями. Вышли на другой берег Суходровки передовые батальоны и других дивизий, нацеливаясь на Высочаны, Марьяново, Осетки, Вадвинку.

Армейская разведка всеми своими средствами следила за тем, тронулись ли с места оперативные резервы. Приходили сведения лишь о подтягивании тактического резерва. Немецкое командование явно приняло действия полка Морозова за какой-то отвлекающий маневр. Цель операции с ротой Старостенко и батальоном Луева достигнута была полностью.

В 16.00, во вторую годовщину начала вторжения немецких войск и начала Великой Отечественной войны, грянули залпы артиллерии трех фронтов. Пришли в действие все орудия, минометы и установки реактивной артиллерии, которыми располагала 5-я армия. Огонь корректировался с берега, занятого противником. Нанесли удар бомбардировщики.

Двадцать минут бушевал огонь тысячи орудий. В 16.25 двинулись передовые батальоны, выделенные из состава всех задействованных в наступлении дивизий. Под прикрытием огневого вала они ворвались в передовые траншеи противника, а в районе деревни Бураки и торфозавода бой развернулся уже во вторых траншеях. В полосе наступления 72-го стрелкового корпуса генерал Казарцев ввел в бой САУ.

Перед передовыми батальонами в общем плане наступления на 22 июня не ставилось задач разрушения обороны противника, это было разведкой боем. Однако успех, достигнутый накануне ротой Старостенко, батальоном Луева и полком Морозова, создал обстановку, в которой атака передовых батальонов стала перерастать уже 22 июня в наступление. В полосе 72-го корпуса передовые батальоны овладели второй траншеей, а в некоторых местах и третьей. Общее продвижение достигло трех километров в глубину обороны противника.