Уже в гражданскую войну проходили также психологические эксперименты. «Психов», как их окрестили бойцы, подпустили метров на двести и обрушили на них артиллерийский, минометный и пулеметный огонь. Немногие бежали с поля. Конечно, ни один солдат и близко не подошел к окопам.

Крылов даже усомнился в правильности донесения командира полка. Он послал капитана Безгинова все проверить на месте.

– Все точно, – доложил Безгинов, вернувшись в штаб. – И надо же, опять пришлось на Чапаевскую дивизию. Офицеры с шашками наголо, солдаты пьяные. В ничейной полосе вой стоит, они раненых побросали… Трупами испоганили все поле.

Но румыны, получая приказ за приказом от Антонеску, не угомонились, теперь уже значительно большими силами вновь двинулись в психическую. На этот раз вмешались даже истребители. Летчики шли на другие цели, но, увидев такие плотные колонны, обрушили на них пулеметный огонь.

Закипала вода в станковых пулеметах. Артиллерийские залпы вырывали куски из колонн. В воздух взлетали обрывки человеческих тел. Зачем они шли? За чужую землю, спасая от фашистской расправы свои семьи? Полевая жандармерия не удержала их пулеметным огнем, когда побежали от огня чапаевцев…

Однако не везде так получалось. Румынское командование оценило, что штурм города с востока даст более значительные преимущества, чем в лоб. Выход к морю мог дать возможность держать под огнем морские коммуникации Одессы.

25 августа в 19.05 на территории порта разорвался первый снаряд, пущенный дальнобойным орудием, установленным за Большим Аджалыкским лиманом. Враг рвался к Фонтанке.

28 и 29 августа стали критическими днями. Фонтанка оказалась в руках противника. Надо было любыми средствами остановить продвижение противника.

Крылов и Рыжи перенесли в зону восточного сектора огонь береговых батарей, расположенных по другую сторону Одессы. Тяжелые снаряды рвали над Одессой воздух, с моря доносился непрерывный орудийный гул. Это вели огонь эсминцы и канонерки. Утром 29-го пришли из Севастополя крейсер «Червона Украина» и лидер «Ташкент».

Фронт держался с полнейшим напряжением сил, а Крылов, успевая реагировать на сотни сообщений, разрешая сиюминутные проблемы, в каждую свободную минуту возвращался к своим заветным расчетам: возможно ли организовать контрудар?

При всех колебаниях протяженность фронта одесской обороны около 80 километров. Во всех частях сражавшихся на суше числится чуть более 34 тысяч бойцов и командиров. Вооружены плохо, не по требованиям сегодняшнего дня: 660 человек – автоматами, 2450 человек – автоматическими винтовками. В частях всего лишь 418 станковых пулеметов, ручных – 703. Полевая артиллерия – 303 орудия, включая противотанковые, на 80 километров – 303!

Далек еще был путь к тому времени, когда советские войска могли сосредоточить на один километр до двухсот орудий…

Исправных самолетов – девятнадцать.

Военный совет Одесского оборонительного района (ООР) просил у высшего командования подкрепления, хотя бы одну стрелковую дивизию и батальон танков. Но и на это надежды было мало. Враг стоял под Киевом, достиг низовьев Днепра, складывалась очень тревожная обстановка в Крыму, и уже начался кризис со снарядами. Вот-вот могли замолчать 122-миллиметровые орудия…

30 августа с Большой земли наконец-то пришло пополнение. Оно дало возможность на какое-то время стабилизовать фронт в восточном секторе.

Армейской разведке стало известно, что с 22 августа в расположении 4-й румынской армии находился Антонеску, что он еще раз назначил срок вступления в Одессу на 3 сентября.

Ни 3 сентября, ни в другие дни сентября враг не ворвался на улицы Одессы, хотя ему и удалось значительно приблизиться к городу и взять его под обстрел.

Вопрос о контрударе назревал!

Крылов рассчитал, каким образом можно было бы с сокращением линии фронта перебросить на решающий участок больше сил, но докладывать о своей разработке командующему не решился. Противник ни на день не ослаблял натиск во всех трех секторах.

И вдруг…

Рассматривая донесения о разрушениях в городе от артобстрела, о жертвах среди мирного населения, Софронов в ярости обронил:

– Дальше терпеть нельзя! Забрать бы у них весь этот район по обе стороны Аджалыкского лимана! И орудия их дальнобойные забрать!

Крылов и присутствующий на докладе Рыжи переглянулись.

– Вы что переглядываетесь? – спросил с любопытством Софронов. – Надумали что? Так выкладывайте!

Крылов остерегался неудачной прикидкой прослыть беспочвенным прожектером.

– Есть тут некоторые идеи, – заметил он. – Мы проверяли и перепроверяли разведданные. У нас было три дивизии, так три дивизии и остается… Румыны выставили восемнадцать дивизий… Некоторые отводились на переформирование и опять появлялись. Словом, драться умели…

– Ближе к делу! – поторапливал Софронов.

– Румынская дивизия, – продолжал Крылов, – по довоенным расчетам, от двенадцати до четырнадцати тысяч человек.

– В общей сложности четверть миллиона? – спросил Софронов, поглядывая на Крылова.

– Очень трудно установить их потери. Но вот, например, шестая румынская дивизия… Ее несколько раз отводили на переформирование. Пленные офицеры показали, что она потеряла более двадцати тысяч человек. Почти два раза сменился ее состав. Полтора раза сменился состав четырнадцатой, шестнадцатой…

– И это означает потерю боеспособности, – закончил мысль Софронов и спросил: – Если уж думано о контрударе, то где?

Крылов обвел карандашом на карте Большой Аджалыкский лиман.

– Они оттуда бьют по Одессе, туда можно направить залпы с кораблей…

– Десант? – спросил Софронов и погрозил пальцем. – Пока молчок. А теперь и я добавлю по секрету… Моряки из Севастополя посылают нам богатый подарок… Пять тысяч винтовок, сто пятьдесят станковых и двести ручных пулеметов, триста автоматов, сто двадцать минометов крупных калибров… Что бы это значило?

Софронов сам и ответил на вопрос:

– Это означает, что оборону Одессы свертывать не собираются, держать же ее слабыми силами бессмысленно…

Командарм предугадал развитие событий.

Оружие доставили в Одессу лидер «Харьков» и эсминец «Дзержинский». На «Харькове» прибыл в Одессу командующий Черноморским флотом вице-адмирал Ф. С. Октябрьский.

От него в штабе армии узнали, что оружие выделено из фондов 51-й армии, защищающей Крым. Командарм и начальник штаба могли оценить это известие как указание, что оборону Одессы связывают воедино с обороной Крыма.

Ф. С. Октябрьский на Военном совете ООРа объявил, что получено задание наркома разработать операцию по высадке десанта в районе Большого Аджалыкского лимана…

Командующий Черноморским флотом был сдержан, ибо операция считалась строго секретной.

К разработке ее в Приморской армии были допущены только Софронов и Крылов.

В том, что последовало в истории обороны Одессы 22 сентября, решающую роль сыграла убежденность командования Приморской армии в возможности нанести противнику ощутимый контрудар. Он, конечно, не мог перерасти в контрнаступление, Одесса слишком далеко была оторвана от установившейся в конце сентября линии фронта. Если еще в начале обороны города в Ставке рассматривали Одессу как возможный плацдарм для контрнаступления всего левого крыла фронта, то почему бы и не использовать его для обеспечения обороны Крыма, ибо Одесса удерживала у своих ворот две полнокровные румынские армии.

17 сентября противник, неся огромные потери, пытался продвинуться во всех трех секторах, но существенных успехов не достиг, а в это время к Одессе приближались корабли с первым эшелоном 157-й стрелковой дивизии.

И в штабе ООРа, и в штарме царило оживление. Подкрепление так было необходимо! И южный, и западный, и восточный сектора каждый имел бреши в обороне. Хорошо, что еще комдивы не знали о приближающихся к порту транспортах… Усилился бы их нажим с требованием подкреплений. Совершенно справедливых требований.